Событие недели — "Леди из Шанхая" (The Lady from Shanghai, 1948) Орсона Уэллса, один из самых странных и завораживающих фильмов, когда-либо снятых (1 мая, Первый канал, 4.00, *****). Его история легендарна. Якобы Уэллсу, гениальному вундеркинду, в 25 лет поставившему один из ключевых фильмов в истории кино, "Гражданин Кейн" (1941), а затем насмерть разругавшемуся с Голливудом, срочно понадобились деньги, тысяч этак пятьдесят. Из провинциального аэропорта он позвонил продюсеру и заявил, что у него есть потрясающая идея фильма, так что высылайте аванс. Продюсер осторожно поинтересовался, что за фильм и как его зовут. Взгляд Уэллса упал на лоток с бульварными романами: он назвал первый подвернувшийся заголовок. Делать было нечего: пришлось купить роман и прочитать. Прочитав, режиссер ужаснулся, но снял по книге шедевр, вершину жанра "черного" фильма, "нуара". Во все киноантологии вошел финал "Леди из Шанхая", перестрелка в зеркальном павильоне Луна-парка. В схватке участвуют инвалид, передвигающийся при помощи двух костылей, красавица (Хэйуорт) и похожий на медведя авантюрист по кличке Черный Билл (Уэллс): он получил ее за "то, что делал с фашистами в Испании". Кажется, соперников гораздо больше: их лица и тела многократно отражаются в зеркальных стенах, угрожающе увеличиваются в размерах, наплывают на зрителя. Пули разносят павильон в осколки, не понять, поразили они цель или просто разбили очередное зеркало. Но эта неописуемая галлюцинация — лишь кульминация фильма, который сам по себе можно описать только как кошмарный сон героя. "Нуар" никогда не отличался внятностью, но Уэллс перешел все границы барочного воображения, пожертвовал интригой ради путешествия по экзотическим лабиринтам. Черный Билл спас от хулиганов прекрасную незнакомку. Позже его нанял на службу адвокат-инвалид, муж леди. Зачем ему инсценировать свое убийство, выстраивать сложный заговор, в который вовлечен ослепленный любовью к Эльзе герой, не совсем понятно, но понимать и не требуется, как не требуется разбираться в сложных передвижениях яхты калеки Баннистера по Карибскому морю. Не стоит и вычислять, что за китайцы следят за каждым шагом героев, одурманивают Билла опиумом, чтобы доставить его в Луна-парк, где во время кровавого свидания выяснится правда о заговоре. Надо отдаться изображению, слепо следовать за Биллом по портовым улочкам под бой вудуистских барабанов, сопровождающих связанную ревностью и ненавистью группу цивилизованных хищников. Фильм — не только сюрреалистическая поэма под маской триллера, но и объяснение Уэллса в любви к бросившей его Рите. Камера следит за ее лицом и телом так, как мужчина мазохистски любуется потерянной женщиной. Еще один шедевр — "Елена и мужчины" (Elena et les hommes, 1956) Жана Ренуара (2 мая, "Культура", 18.30, *****). Критик и, в будущем, большой режиссер Эрик Ромер писал: "Как кумушка после проповеди, могу сказать только одно: это очень красиво, я ничего не понял". Но эта "невнятность" совсем иного рода, чем невнятность Уэллса: веселая, светская неразбериха, любовные авантюры, салонные игры парижского света 1880-х годов. Елена (Ингрид Бергман), веселая вдова польского князя, никак не может выбрать мужчину: ей нравится и учитель музыки Анри, и поставщик сапог для армии Мартин-Мишо. Обоих затмевает бравый генерал Роллан (Жан Марэ), лелеющий планы военного переворота. На любовное смятение Елены накладываются побочные гривуазные линии. Вроде бы чистой воды водевиль, объяснение Ренуара в любви к жизни, женщинам, Парижу. Но прототип Роллана — генерал Буланже, застрелившийся после провала заговора. Впрочем, это в жизни, а в фильме все разрешится по законам светской комедии, что не мешает ему быть серьезной рефлексией о соотношении политики и зрелища, трагизма истории и легкомыслия ее фигурантов. Один из героев формулирует мудрость Ренуара: не стоит ничего делать, надо просто ждать, не обращая внимания на политические дрязги. "Свои" (2004) Дмитрия Месхиева — самый вменяемый из фильмов, посвященных войне в преддверии юбилея победы (30 апреля, Первый канал, 21.20, ***). Едва ли не впервые в российском кино война показана, как война гражданская. Немцы появляются на считанные минуты, громят в достойном кровавых балетов Сэма Пеккинпа эпизоде советский штаб и двигаются дальше. В тылу у них остаются бежавшие из плена Снайпер, Чекист и Комиссар. А власть под немцами — "своя": староста — отец Снайпера, антисоветчик, раскулаченный харизматик (Богдан Ступка), полицай — ничтожный, скользкий конторщик из тех, кто при любой власти будет "своим" (Федор Бондарчук). Великий Ступка подавляет своих экранных партнеров. Сценарий колеблется между психологической драмой и вестерном, но завершается на патетической ноте. Староста решил не губить Комиссара и Чекиста и благословить сына на священную войну. Впрочем, в устах Ступки даже такой пафос естественен.
