В Музее городской скульптуры открылась выставка "Одним дыханьем с Ленинградом", посвященная работе сотрудников музея в годы Великой Отечественной войны. Несмотря на дежурный пафос названия, эта экспозиция вполне может оказаться лучшим из всех "датских", к 60-летию Победы, выставочных проектов в Санкт-Петербурге, считает АННА ТОЛСТОВА.
Музей городской скульптуры — уникальное учреждение: он как бы вывернут наизнанку. Ведь лучшая и всем известная часть его собрания — от Медного всадника до мемориальных досок — размещается непосредственно в городе, в фондах хранятся лишь эскизы петербургских памятников. Кураторы военной выставки выпотрошили свой музей до конца: в экспозиции — музейная документация. Однако война и блокада сделали этот внутреннего пользования архив документом столь же пронзительным, как блокадные дневники ленинградцев. Здесь фраза из телефонограммы "работа по перемещению скульптурных фигур Аничкова моста задерживается из-за отсутствия бензина для автокрана" приобретает исторический вес.
Трудно поверить, что в пору, когда, кажется, можно было думать только о хлебе и дровах, сотрудники музея думали о том, как лучше сконструировать защитные и маскировочные сооружения над монументами, и, еле волоча ноги, ежедневно обходили разные районы города, чтобы составить акты осмотра неукрытой скульптуры и мемориальных досок. Например, 26 ноября 1943 года доцент К. Д. Морозова рекомендует, под каким углом должны быть стенки у защитных ящиков над сфинксами перед Академией художеств, чтобы "значительно уменьшить эффект сейсмического влияния ФАБ (фугасные авиабомбы. — Ъ) в грунте на набережной". Доски из этих ящиков, видимо, растащили на топливо, потому что через год с небольшим появляется такой акт осмотра сфинксов: "Неизвестными злоумышленниками произведено расхищение деревянных частей защитных сооружений, причем сделано это так, что оставшиеся части угрожают сохранности памятника, а потому решено оставшиеся части разобрать... Работа по разборке осуществлена силами студентов Академии художеств, и полученный от разборки материал в количестве 2,5 куб. м передан означенным студентам как дрова в вознаграждение за проделанную работу". Сухими канцелярскими словами актов, докладных записок, договоров с плотниками и землекопами, смет на поставку "трамвайных поездов" с песком описано, как строились гигантские деревянные "гробы" над Медным всадником, Сергеем Кировым и дедушкой Крыловым, как закапывали манежных "Диоскуров" и коней Клодта. В то же время косвенно рассказано, как жили и выживали плотники, землекопы и сами "нижеподписавшиеся" авторы этих актов. И хотя слово "подвиг" нигде не звучит, но само собой напрашивается.
Выставлен также уникальный визуальный материал: блокадные фотографии памятников (снимать в Ленинграде было запрещено, фотоаппараты у населения изымали) и отпечатанные в Ленинграде видовые открытки, где вместо привычных красот — Александровская колонна в лесах и огороды в Летнем саду. Вместо запрещенной фотофиксации музей заказывал известным художникам и архитекторам зарисовки памятников с натуры. Так появились пиранезианские рисунки Армена Барутчева с раскопками растреллиевского памятника Петру I, "похороненного" у Инженерного замка, или серия Александра Васильева с упрятанной в футляры скульптурой некрополей и Благовещенской усыпальницы — надгробия в "гробах".
Однако осажденный город-памятник не только сохранял свои монументы, но и порождал новые: "оборонно-агитационные скульптурные плакаты". Оказывается, в блокадном Ленинграде воскресили ленинскую идею монументальной пропаганды. При Музее городской скульптуры были созданы архитектурный и скульптурный цехи, где бригада великого соцреалиста Николая Томского делала гипсовые рельефы-плакаты — для поднятия боевого духа населения. Так, в 1942 году в витринах Елисеевского магазина на Невском установили два огромных барельефа: "К оружию" и "На защиту Ленинграда". Все эти "зверства фашизма", "партизаны", карикатуры на Гитлера не сохранились — показывают лишь их фотографии. Зато в большом количестве сохранились эскизы к скульптурным агиткам одной из художниц бригады Томского — Веры Исаевой, впоследствии автора "Матери-Родины" на Пискаревском кладбище. И, глядя на исаевских "девушек-бойцов" и "красноармейцев", на группу "Кровь за кровь", в которой невольно прочитывается классическая композиция "Каин и Авель", сам приходишь к пропагандистскому выводу: город, способный свои беду и страдание немедленно отливать в такие монументальнее формы, и правда невозможно уничтожить.