38,1 градуса по Цельсию |
Поэтому когда накануне выступления президента из-за кремлевских стен начали поступать отрывочные сведения о том, что "стоит ждать сюрприза", их восприняли едва ли не в панике. А при первых словах президента о том, что послание будет "необычным", сотни предпринимателей попросту оцепенели. От Путина ждали именно что обычного, а не принципиально новых инициатив.
Худшие опасения — в частности, о том, что "жаропонижающее" окажется выдержанной в резких тонах программой усиления давления государства на частный сектор экономики,— не подтвердились. "Необычность" послания заключалась прежде всего в резкой смене тона: все резкие формулировки в тексте достались не традиционному "спарринг-партнеру", бизнесу, а чиновничеству. Кроме того, послание оказалось заметно "очеловеченным" и скорее напоминало осторожные заявления президента времен 2001 года. Эта "просроченность" и погубила лекарство — посланию почти единодушно не поверили.
Нельзя сказать, что "лекарство" не содержало надлежащих компонентов. В иные времена политическое признание проблемы системной коррупции в органах власти, отказ от "стабильности" как высшей ценности в развитии страны и переход к выработке стратегии развития, неупоминание в послании "удвоения ВВП", успевшего откровенно достать своей бессодержательностью даже школьников старших классов, были бы восприняты овацией. А ведь послание содержало и специфические "бизнес-ориентированные" компоненты. И главный среди них — ранее не фигурировавшая в инициативах президента амнистия капиталов.
Именно это обстоятельство должно было, по идее, стать изюминкой послания. Президент честно выполнил свою задачу, изложив идею разовой легализации денежных средств, размещенных на счетах в иностранных банках, после перечисления средств на счета в банки российские и уплаты с них 13-процентного подоходного налога. И именно стилистика изюминку погубила: просто декларация идеи скорее испугала, чем обрадовала бизнес.
Напомним, практика разовой легализации "теневых" капиталов путем разовой амнистии не широко, но тем не менее используется в Евросоюзе, в ряде штатов США, в странах третьего мира — Индии (раз в десять лет), Филиппинах, КНР. В СНГ ее уже провел Казахстан. Тем не менее успешность таких операций даже в странах, где взаимоотношения власти и бизнеса намного гармоничнее, чем в России, определяется прежде всего дополнительными гарантиями, а не технологией амнистии. В Италии, например, слабость таковых гарантий в последние пять лет фактически испортила всю акцию. При этом Италия предлагала национальному бизнесу даже более льготные условия, чем простая уплата подоходного налога.
Однако единственной реально удавшейся операцией такого рода стала налоговая амнистия в Ирландии в 1988 году. Она была чрезвычайно жестка по условиям: в госказну необходимо было перечислять 25% возвращаемых в страну денежных средств, составивших, по итогам, 2,5% ВВП страны. И секрет успеха понятен: государство дало беспрецедентные гарантии того, что речь идет именно об амнистии, а не о сборе информации для дальнейшего "мягкого управления" собранными средствами в рамках дирижистской политики.
Говоря упрощенно, в среднем амнистии действенны там, где они являются частью более широкой программы, реализующейся в интересах бизнеса. Система защиты крупных капиталов по всему миру достаточно сильна, чтобы их репатриация была интересна лишь при наличии "дополнительных опций". По этим "опциям" бизнес и судит о целях предполагаемой операции, и у президента был прекрасный шанс "остудить" этим компонентом настроения в деловой среде, близкие к паническим.
Тем не менее "благодушный" и "примиренческий" стиль там, где требовался технологичный и здорово-цинический подход (а налоговая амнистия — это всегда образец государственного цинизма: речь идет об оправдании того, что вне процедуры амнистии считается преступлением), испортил все впечатление. В описанном президентом виде амнистия капиталов (как и многие другие компоненты "жаропонижающего") легко может быть превращена в инструмент для дальнейшего преследования их владельца Генпрокуратурой. Тем более что о Генпрокуратуре, главном инфекционном агенте российской экономики, президент практически умолчал. Иногда лучше говорить, чем молчать.
|