|
Роялти в кустах |
Бесценный труд
Во времена СССР роялти изобретателя ограничивалось потолком в 20 тыс. рублей (тогда на эту сумму, выплачивавшуюся, как правило, целым коллективам конструкторских бюро, можно было купить две "Волги"), а обычный гонорар изобретателя составлял лишь несколько червонцев. Что, безусловно, обесценивало труд ученого, конструктора. Но его обесценивало не только государство. Сами изобретатели приложили руку к девальвации своей профессии, оформляя никому не нужные авторские свидетельства ради отчетности или мизерной прибавки к зарплате и записывая в соавторы свое начальство.
Такое отношение государства к интеллектуальной собственности безусловно повлияло и до сих пор по инерции влияет как на самих изобретателей, так и на отношение к креативному труду в целом. Инженер "на сотню рублей", записанный в прослойку между рабочими и крестьянами, не мог уважать и ценить собственный труд.
История о том, как изощренные в промышленном шпионаже японцы патентовали ноу-хау, пропечатанное открытым текстом в журналах "Юный техник", "Техника молодежи", "Наука и жизнь" и т. д., вообще стала анекдотом (в частности, таким образом японцами были запатентованы технологии и чертежи устройства смешения и подогрева рабочей смеси перед подачей в цилиндры двигателя, причем использование этого устройства теперь невозможно без подписания соглашения с японской стороной).
Еще более абсурдной выглядела ситуация с английским журналом, хранившимся в спецхране одной московской библиотеки, где страницы с тактико-техническими характеристиками российской подлодки были попросту вымараны. Власти, видимо, боялись, как бы собственный народ не узнал о советской подлодке чего лишнего от англичан.
Между тем первым официальным социалистическим миллионером стал именно изобретатель — венгерский инженер Рубик, продавший американской компании Ideal Toys патент на головоломку "кубик Рубика". Любопытно, что когда СССР попросил Эрно Рубика поделиться по-братски изобретением, инженер с радостью согласился, но запросил 2,5 млн рублей, повергнув советских чиновников в шок.
15 лет назад в СССР официально насчитывалось около 1,7 млн авторских свидетельств и патентов на изобретения, сейчас их около 109 тыс. Но эти цифры мало что объясняют, поскольку время инвентаризации изобретений советского и российского периодов, а также качественного анализа — сколько и каких изобретений было сделано, какой процент из них запатентован, внедрен, в каких отраслях и т. д.— все никак не наступит. К примеру, по разным данным, доля внедрения изобретений в России колеблется от 0,3 до 5% (в постиндустриальных странах — около 30%).
Александр Никитин, директор Федерального института промышленной собственности: Никто не анализировал, что тогда были за патенты, какова их ценность, насколько статистика по патентам и авторским свидетельствам советского времени соотносится с современной. Дело в том, что в то время заявки на авторские свидетельства были однообъектными. Вот вы изобрели, к примеру, насос, и где бы этот насос ни использовался — в самолете, поезде, автомобиле и т. д., вы на каждый случай могли оформить отдельную заявку. Понятно, что это было выгодно с точки зрения отчетности и небольших премиальных — 20-50 рублей. Да и современную статистику весьма сложно анализировать, поскольку далеко не все изобретения патентуются. И откуда мы можем знать, внедрено такое-то запатентованное изобретение или его просто положили на полку? В советское время количество запатентованных изобретений в год доходило до 200 тыс., сегодня их около 30 тыс. (для сравнения: в Японии ежегодно регистрируется более 300 тыс. изобретений.— "Деньги"), хотя общее количество изобретений в России в последние годы растет.
 |
| Иван Бортник: "Торговые марки являются более мощным инструментом, чем патент" |
Если раньше авторское право или патент не стоили советским гражданам ничего, то сегодня за то, что государство охраняет изобретения, нужно платить. Сравнительно немного: первоначальный взнос около $100, затем в течение 20 лет платится ежегодно по нарастающей — $20, $30 и т. д.
Но уже эта сумма отпугивает некоторых малоимущих изобретателей (тем более что у многих из них запатентовано не одно, а несколько или даже десятки изобретений), заставляет их отказываться от патента, так как если пошлину не платить год, то патент автоматически аннулируется.
Впрочем, даже после введения пошлин количество граждан, атакующих Роспатент идеями вроде "изобретения для борьбы с запорами — восьмискоростной виброунитаз" или "вечного двигателя второго рода" если и уменьшилось, то ненамного. В Роспатенте есть даже специалист, занимающийся исключительно проблематикой вечных двигателей,— в среднем 10 заявок в месяц на подобный патент приходит из всех уголков страны (как известно еще из школьного учебника, Парижская академия наук не рассматривает перпетуум-мобиле в принципе, но Россия, видимо, еще на что-то надеется).
Примечательно, что сегодня многие специалисты предлагают патентовать не само внедряемое изобретение (изобретатель в этом случае представляет в Роспатент его полное техническое описание), а торговую марку или ноу-хау, как это сделала, скажем, Coca-Cola со своими напитками. Патентование предполагает раскрытие сущности изобретения в обмен на исключительное право его использования. Ноу-хау подразумевает режим коммерческой тайны. В этом случае о сущности изобретения будут знать только те, кому изобретатель об этом сообщит. То есть если само изобретение содержит в себе защиту от простого клонирования пиратами (оригинальный состав ингредиентов, сложность воспроизведения и т. д.), то его не обязательно патентовать.
Так полагает, к примеру, гендиректор Фонда содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, крупнейшего в России инвестора в инновационные предприятия малого бизнеса, Иван Бортник: Торговые марки являются более мощным инструментом, чем патент. Я могу либо раскрыться, поверить государству, что оно не выдаст мою коммерческую тайну и будет охранять патент, либо защищаться внутри своей компании и регистрировать торговую марку, ноу-хау. Многие американские компании, опасаясь шустрых японцев, которые знают, как обойти любой патент, регистрируют именно ноу-хау. Эта тенденция сегодня наблюдается и в России — количество регистраций ноу-хау по отношению к количеству патентов растет.
Инновационное санкт-петербургское предприятие "Аргус-спектр" (годовой оборот — около $15 млн), занимающееся производством охранной и пожарной сигнализации, большую часть своей продукции защищает именно как ноу-хау.
Сергей Левчук, гендиректор "Аргус-спектра": Нашу высокотехнологичную продукцию довольно сложно подделать, она защищена зашитым в нее программным обеспечением. Нам нет смысла раскрывать свои секреты государству и патентовать свое изобретение. Детекторы для охранной и пожарной сигнализации, которые мы поставляем в Италию, Испанию, Португалию и Англию, тоже защищаем как ноу-хау.
 |
| Александр Никитин: "Общее количество изобретений в России в последние годы растет" |
Интересно, что ноу-хау, которым владеет "Аргус-спектр", состоит не только в алгоритме обработки сигналов, но и в создании "модели преступника". По словам Сергея Левчука, если "портрет пожара" в России и в других странах одинаков (дерево везде горит одинаково), то "портреты преступников" — нет. В России, по данным МВД, около 70% квартирных (офисных) воров имеют высшее техническое образование. В других странах Европы, Азии и Ближнего Востока этим видом массовой преступности занимаются малообразованные люди. Французы говорят, что человек, который знает, что такое конденсатор и куда его надо вставить, чтобы обойти сигнализацию, получает достаточную зарплату, чтобы не грабить квартиры.
Понятно, что направить изобретателя на деятельность более конструктивную, нежели снятие сигнализации, можно, только предложив ему альтернативу. Эту альтернативу активно предлагали и предлагают зарубежные фонды (такие, как Фонд Сороса, к примеру) и крупные иностранные компании.
Иван Бортник: Эти фонды и фирмы работают очень системно, проводят серьезный скрининг, выясняя, кто есть кто в российской науке. Насколько я знаю, этим занимаются Aerbus, Motorola, Procter & Gamble и т. д. Речь идет в каждом случае о сотнях приобретенных российских специалистов, которые работали в Арзамасе-16, Зеленограде, Дубне и т. д. Эти "штыки" зачастую остаются на своих местах, пользуются институтской инфраструктурой и в то же время работают на западные компании. Я неоднократно сталкивался с такой проблемой: предлагаю квалифицированному техническому специалисту задачу, а он говорит, что рад бы, да не может, загружен, у него контракт с западной компанией.
Между тем фонд, который возглавляет Иван Бортник, призван направлять креативность изобретателей в российский малый и средний бизнес и воплощать изобретения в инновации. Эта деятельность обычно связана с риском, и помимо государства ее во всем мире поддерживают венчурные фонды. Фонд, который получает из госбюджета 1,5% сумм, выделяемых на научную работу (НИОКР), имеет возможность реализовать одновременно около 400 небольших проектов, выделяя в среднем $20-25 тыс. на одно кредитуемое предприятие. Он образован постановлением правительства РФ в 1994 году и курируется Министерством образования и науки. Но все же в масштабах страны годовой бюджет фонда ($30 млн) погоды на рынке инноваций не делает.
Для сравнения: в США каждое министерство только на инновационную деятельность в области малого бизнеса выделяет 2,5% своего бюджета, речь идет о миллиардах или десятках миллиардов долларов в каждом случае.
Кроме того, масштабы частного венчурного инвестирования в США и в России просто несопоставимы. Венчурные инвестиции — это средства профессиональных участников рынка, инвестируемые совместно с предпринимательскими средствами для финансирования начальных стадий проекта. Компенсацией высокого уровня риска, принимаемого на себя инвестором, является ожидание повышенного уровня вознаграждения на совершаемые инвестиции.
Как известно, венчурный капитал появился в Америке в середине 50-х, он напрямую связан с амбициозным и успешным hi-tech проектом под названием "Силиконовая долина" (аналог советского наукограда). В конце 1970-х венчурный капитал появился и в Европе.
Основными источниками финансирования при покупке или расширении малого и среднего бизнеса до создания венчурных фондов выступали банковский капитал, крупные корпорации, состоятельные семьи. Задачей венчурных фондов было не вложение своих денег, а управление средствами, переданными им в доверительное управление как юридическими (корпорациями, пенсионными и благотворительными фондами, страховыми компаниями, университетами), так и частными лицами. Понятно, что такое финансирование очень рискованно, поскольку у фонда нет залога, страхующего от возможных финансовых потерь.
Первые венчурные фонды предоставляли капиталы именно для революционных проектов в области электроники, обработки данных, медицины. При этом инвестор, получая некоторую долю предприятия, мог в короткий срок как многократно умножить вложенный капитал, так и потерять его. Сегодня венчурным капиталом принято считать инвестиции в никому не известное предприятие без истории на самом начальном этапе (start up). Обычно такие инвестиции направляются именно в малые и средние предприятия, поскольку вложиться в крупное инновационное предприятие с нуля — это слишком затратное и рискованное дело.
На сегодняшний день США по-прежнему — лидеры в области венчурных изобретений, хотя, по данным журнала Business Week, в 2004 году из 25 самых конкурентных высокотехнологичных компаний мира лишь шесть находились в Америке, тогда как в Азии их насчитывалось уже 14.
Российские венчурные компании пока с трудом можно назвать таковыми из-за масштабов и специфики их деятельности. Однако если иметь в виду то, что в России "любой капитал — венчурный", то официально объем этих фондов оценивается в $4-5 млрд. Но в данном случае речь идет о "фондах прямых инвестиций", то есть о покупке не обращаемых на рынке акций уже существующих предприятий со своей историей.
Венчурные фонды в России стали создаваться в 1994 году по инициативе Европейского банка реконструкции и развития. Часто эти компании возникали при крупных финансовых структурах, которые в свою очередь формально выделяли собственный же бизнес в отдельные производственные проекты, называемые венчурными. Другие же, не имея почти ничего, кроме заимствованных технологий, убеждали потенциальных инвесторов в необходимости вложения средств в свой венчурный фонд, обещая доходность в 30-35%. Между тем у большинства самих российских венчурных фондов нет своей истории, они сами по себе представляют площадку для инноваций.
Такие фонды различаются и по типу сортировки инновационных проектов. Одни, используя выставки, интернет и т. п., зазывают всех изобретателей подряд и просеивают поступающие предложения, пытаясь с помощью приглашенных экспертов или просто методом научного тыка отыскать жемчужину в куче пустого материала. Другие сначала называют общую тему, которая им интересна (к примеру, фармакологические препараты в онкологии), а потом уже под нее собирают идеи.
Компания "Республика идей", которая около двух лет осуществляет единичные проекты стоимостью в десятки тысяч долларов, общается со всеми изобретателями — неважно, что они предложили — новый тип табуретки или вечную лампочку. Уставной капитал компании — 20 млн рублей.
Олег Манчулянцев, президент компании: У нас в Москве формально заявили о своем присутствии около 50 венчурных компаний. Я полагаю, что отвечают своему названию пять из них. Если какая-нибудь нефтяная компания решила построить кинотеатр, создала под этот проект специальный фонд и назвала его "венчурным", то это не значит, что это определение имеет какое-то отношение к фонду. Сегодня в России, по сути, нет не только венчурного капитала, нет и рынка изобретений, то, что было раньше, развалили, а нового ничего не создали. Денег на start up не находится, поскольку нет залога, оборота, теми же потребительскими кредитами банки интересуются больше. Мы же занимаемся в основном тем, что работаем как бизнес-брокеры, как переводчики между изобретателем и инвестором, сводя их вместе и переводя их вопросы друг к другу, составляя бизнес-планы и т. д. В этом году мы планируем создать ПИФ — венчурный фонд объемом $10 млн, который напрямую будет заниматься кредитованием инновационных проектов.
"Система-венчур" (дочерняя компания АФК "Система") специализируется в отличие от "Республики идей" на средних и крупных производственных инновационных проектах и заказывает исследования авторам и научным коллективам.
 |
| Георгий Юзбашьянц: "Мы занимаемся светолазерными технологиями, позволяющими сваривать встык тонкие листы металла" |
Генератор тоже рискует
Любопытно, что венчурные компании, организовывая инновационное производство, всегда забирают изобретение у автора и регистрируют его на предприятие, созданное под проект. Этот нематериальный актив (патент) и является тем залогом, который в состоянии предложить изобретатель. Изобретатель таким образом лишается прав на свое изобретение. Взамен же ему предлагается пакет (обычно — 10-15%) вновь созданного предприятия, а также рабочее место на этом предприятии. Что далеко не всегда устраивает "генератора" (как зачастую называют изобретателей в венчурных компаниях). Генератор рискует точно так же, как и венчурная компания, так как для того, чтобы его изобретение (если оно не запатентовано) восприняли всерьез как бизнес-идею, он должен предоставить полное его описание. Вполне вероятен и такой исход, при котором автор изобретения оказывается лишним. Поэтому многие изобретатели с большой опаской относятся к компаниям — бизнес-брокерам, поскольку полагают, что их там могут обмануть, недоплатить и т. д. Понятно, что сам автор, как правило, понятия не имеет, сколько стоит его изобретение, а зачастую даже не имеет полного представления о том, где это изобретение можно применить.
Олег Симашов, изобретатель: У меня есть несколько изобретений. К примеру, принципиально новый вид рубанка. Для того чтобы как-то внедрить эти изобретения и получить роялти, я обращался в венчурные компании. И предлагаемые условия меня насторожили. Вот в "Республике идей", к примеру, мне предложили подписать договор, который предусматривал мою ответственность за неудачный проект. Я понимаю это так: компания маленькими шажками, дабы обезопасить себя от рисков, будет финансировать мой проект, проводить экспертизы, испытывать опытный образец и т. д. И в какой-то момент, когда будет потрачена, скажем, тысяча долларов, там выяснят, что у проекта нет коммерческих перспектив. Это значит, что с меня эту тысячу потребуют? Нет, тут нужно разбираться с юристом! К тому же это не единственный непонятный мне пункт договора. С другой стороны, изобретения как товар вообще мало кого интересуют, мне просто некуда с ними идти.
Таким образом, патент очередного кулибина будет положен под сукно и, возможно, заблокирует появление аналогичного изобретения. Сколько таких "спящих" изобретений запатентовано, никто толком не знает.
Каким же образом в таком случае изобретатель может защитить свои интересы? Ему необходимо самостоятельно либо по согласованию с инвестором-покупателем решить вопрос о патентовании изобретения или сохранении его в режиме ноу-хау. При этом надо иметь в виду, что сохранение изобретения в режиме коммерческой тайны требует от изобретателя принятия комплекса мер по защите информации об изобретении от несанкционированного доступа третьих лиц. В силу специфики некоторых изобретений сохранить в тайне их суть после того, как готовый продукт выпущен на рынок, бывает очень трудно. Поэтому для таких изобретений наиболее целесообразной формой коммерциализации является их патентование и последующая торговля исключительным правом в форме лицензий на использование изобретений или в форме полной уступки патента заинтересованному инвестору.
Николай Богданов, юрист фирмы "Городисский и партнеры": При проведении переговоров с инвестором-покупателем придется раскрыть сущность изобретения. При этом целесообразно юридически защитить себя путем заключения соответствующего договора от недобросовестного использования информации об изобретении. Еще лучше раскрывать информацию об изобретении уже после подачи заявки на получение патента. При патентовании нужно оценить целесообразность получения патента не только в России, но и в других странах потенциального экспорта готовой продукции или в странах, где могут находиться заинтересованные инвесторы-покупатели, и выбрать наиболее эффективные схемы зарубежного патентования. В любом случае как при патентовании в России, так и при зарубежном патентовании целесообразно пользоваться услугами профессионалов в области охраны промышленной собственности — патентных поверенных.
 |
| Олег Симашов: "Изобретения как товар вообще мало кого интерисуют" |
Изобретателю стоит также иметь в виду, что компания, в которую вложился венчурный капиталист, скорее всего в ближайшие три-пять лет будет перепродана. Ведь предпринимателю с самого начала приходится думать о том, как он будет выходить из компании после инвестирования. Может случиться, что утром он в восторге от компании, от ее продуктов или услуг и от креатива команды. А к концу дня он уже думает о том, как бы вернуть деньги инвесторам. Это означает, что он должен получить назад свои деньги и, если повезет, прибыль от тех средств, что были инвестированы в компанию. Лучший выход — это продажа всей компании (или хотя бы ее контрольного пакета) большей компании. В идеале — за наличные, хотя есть варианты и с ликвидными ценными бумагами.
Примерно такие же операции осуществлялись с одним из успешных российских инновационных проектов — компанией Russian Story, специализирующейся на коммерческом распространении электронных версий российских периодических изданий (таких, как, к примеру, "Коммерсантъ") в графическом формате Acrobat PDF. При помощи принт-станций компания доставляла свежую газету на бумажном носителе куда угодно — в гостиницу, на корабль и т. д. Клиентами Russian Story стали не только библиотеки и университеты, имеющие русскоязычные программы, но и российские граждане, работающие за рубежом. Конечно, у всех, как правило, есть возможность изучить электронную версию издания. Но читатель не хочет отказываться от удовольствия подержать в руках бумажную версию. Из этого удалось извлечь выгоду. Позже компания, начинавшая бизнес практически с нуля, была продана компании IBS, сейчас же ее головной офис находится в Ванкувере, а президент Russian Story Александр Грунцев (который и придумал эту технологию) занял должность вице-президента более крупной компании (NewspaperDirect). Сегодня, когда технология получила одобрение издателей, компания распространяет более сотни газет на 30 языках и имеет 25 интернет-магазинов.
Подобная инновация отечественного происхождения не единична. Ситуация в перспективе не столь безнадежна, как может показаться. Некоторые инвесторы прогнозируют бурный рост венчурного капитала в России уже в обозримом будущем.
Александр Волчков, гендиректор инвестиционной компании Eastway Capital: На начало 2005 года венчурные фонды фактически не инвестировали в России — страховые риски были слишком велики, венчур, по сути, приходилось возводить в квадрат. Хотя русские изобретатели и программисты по-прежнему обладают очень высокой квалификацией, есть куда вкладывать деньги. Я считаю, что по большому счету венчурными инновациями занимался фонд Бортника и немногие "бизнес-ангелы", как Эстер Дайсон (владелец компании Edventure Holdings, чьи деловые интересы связаны с развитием российской IT-индустрии.— "Деньги"). Сейчас, после того как ведущие агентства присвоили России инвестиционный рейтинг, ситуация должна измениться к лучшему.
ВАЛЕРИЙ ПАВЛОВ