Из шестерки — в тузы


Из шестерки — в тузы
       Анн Демельмейстер — это не просто классик бельгийской моды. Она еще и очень даже живой человек. В смысле действующий персонаж фэшн-бизнеса. Это выяснилось в зале ожидания Ярославского вокзала во время показа ее коллекции "осень-зима-2005/06" на девятом параде "Альбомода", который традиционно организует марка Face Fashion. Избыток жизни в организме позволяет классику в эпоху глобальных корпораций успешно поддерживать на плаву семейный бизнес.
Заход с шестерки
       Знаменитая "бельгийская шестерка", самыми успешными представителями которой остаются Анн Демельмейстер и Мартин Маржела, появилась в мире моды в начале 1980-х. Мартин Маржела, Дрис ван Нотен, Дирк ван Саен, Вальтер ван Бейрендонк, Дирк Биккимбергс и Анн Демельмейстер, студенты одного курса антверпенской Королевской академии изящных искусств, впервые показали в 1981 году в Лондоне свои вещи в рамках одного показа, после которого об Антверпене сразу заговорили как о новой мировой столице моды. Эти шестеро на самом деле были бандой. Ну то есть единомышленниками в лучшем смысле этого слова. А чтобы устроить показы в Лондоне, они скинулись на грузовик для транспортировки одежды. Из того же "общака" оплатили расходы на само шоу.
       Байеры продвинутых модных бутиков (термина "концептуальные" тогда еще не было) тут же проголосовали за юных бельгийцев щедрыми заказами — например, их вещи появились в парижском бутике L`Eclerair.
       Эти шестеро выросли на Реи Кавакубо и Йоджи Ямамото — бельгийцам историки приписывают главную заслугу в продвижении деконструктивизма в моде. Их интересовала не коммерция, а арт. В толстых умных книжках их вещи называют физическим воплощением теории деконструктивизма французского философа Жака Деррида. Они шли против модных штампов: аккуратный образ вампирессы от Тьерри Мюглера и секси-дивы от Версаче были главными объектами их надругательств. Их стиль легко можно узнать по несимметричным необработанным краям одежды, швам наружу, нарочито небрежному обращению с дорогими тканями: они нарочно старили бархат, добиваясь, чтобы его парадный черный лоск больше напоминал цвет осеннего ненастья, и шили из него пиджаки с асимметричными рукавами. В качестве вечерней одежды могли предложить мешковатые брюки из мокрого шелка, как будто траченного молью. И надо признать, такие брюки гуманно скрывали недостатки немодельных ног. Потому как небрежные конструкции бельгийских силуэтов — на самом деле новый тип тщательно продуманного кроя, который отнюдь не ломает фигуру.
       Явление бельгийской моды до сих пор считают необъяснимым феноменом. Вроде не было дизайна в этой стране — и вдруг откуда ни возьмись шестеро концептуалов. На самом деле пассионарный взрыв таланта свободных радикалов из Антверпена удачно и, похоже, не случайно совпал с бизнес-планом министерства экономики Бельгии. В самом начале 1980-х оно приняло план пятилетки, призванный спасти зачахшую текстильную индустрию. Был выделен бюджет на поддержку дизайнеров, принят план дотирования производителей текстиля.
       
В своих коллекциях Анн Демельмейстер боретсяс гравитацией и с расхожим мнением, что черный цвет - мрачный
Дама против тузов
       Анн Демельмейстер родилась в 1959 году в бельгийском городке Куртэ в семье продавца кофе, в 14 лет начала учиться дизайну в Королевской академии изящных искусств и параллельно работать на одну местную марку готовой одежды. Академия для нее оказалась местом, где она быстро стала шестой в компании нигилистов-дизайнеров. В спаянной "шестерке" у каждого была своя страсть. В коллекциях Анн всегда чувствовались ритмы рока, в 16 лет она раз и навсегда переоделась в черное, когда увлеклась идеями панк-движения, а ее показы традиционно сопровождали саундтреки богини андерграунда Патти Смит. Если вдруг кто-то из товарищей выказывал, скажем, интерес к стилю диско, ее это задевало за живое, один раз из-за этого она даже подралась с Дирком ван Саеном.
       Потом она стала мудрее. Журналистам, не устававшим ее спрашивать, почему она не признает куклу Барби эталоном женской красоты, Анн спокойно отвечала: "Это не моя кукла". И всякий раз она использовала классический мужской костюм в качестве источника вдохновения для своей очередной женской коллекции.
В 1985 году с мужем Патриком Робином Анн основала свою марку, в 1991-м они впервые выпустили собственную линию обуви и сумок. В 1992-м Демельмейстер показала свои коллекции в Париже. Они с мужем поступили логично в коммерческом отношении: нужно демонстрировать свои коллекции в нужное время в нужном месте. Лондон никогда не был продуктивной торговой площадкой. Парижская премьера Анн стала сенсацией в стиле шокотерапии: нарочито мешковатые силуэты ее платьев и брюк консервативные критики презрительно именовали "тряпьем клошаров". Но больше всего критиков возмутили неряшливо сборившие на коленях и голенях колготки из нейлона, которые стали главной фишкой коллекции Демельмейстер. Провокация удалась: ее вещи тотчас сразили парижскую богему, а вскоре и прочих европейских модников, которые с радостью поддержали ее теорию "другого измерения женской красоты".
       В следующем году Анн тоже выступила бодро: всю коллекцию построила на квадратном куске ткани, который не трогала ножницами, oversize-силуэт белых рубах типа "роба" и аскетичных черных платьев в пол создавался только за счет сложных драпировок. Еще через год она предложила свою интерпретацию стиля гранж: ввела моду на "капустный" стиль, когда вещи надевались одна поверх другой во много слоев. А в 1996 году впервые показала мужские вещи в рамках женского показа.
Ее называли новой Жиль Сандер, новой Реи Кавакубо. Анн годами как будто не замечала так называемых тенденций — ее коллекции всегда были похожи только на самих себя. Она не давала по десять полос рекламы в стилеобразующие журналы — может, поэтому эти самые журналы про нее и не писали пропорциональных десяти редакционных полос. Она, кстати, вообще не давала и не дает рекламы, но журналы все равно про нее пишут, хоть и немного.
       Бизнес Демельмейстер и ее мужа всегда был семейным: они не поддавались на предложения стать частью крупных фэшн-корпораций. Для Демельмейстер сохранение своего дела — это залог творческой честности и свободы. Пусть обороты не столь велики, как у итальянских и французских тузов индустрии, но в свои коллекции она никогда не пускала маркетологов.
       Всякие Dolce & Gabbana и Christian Dior взялись угождать юным прожигательницам жизни, делали развеселые маечки, богато инкрустированные джинсы и статусные сумки, обильно покрытые логотипами,— ей никогда это не было интересно. Ее вещи и так покупает 16-летняя барышня, которая выглядит в них чуть умнее, чем на самом деле, но никогда не взрослее, чем надо. Ее верными фанатками остаются такие известные барышни, как Николь Кидман,
Мадонна и Кортни Лав.
Вещи Анн Демельмейстер совершенно законно продаются сейчас более чем в 200 бутиках мира. Причем 35% продаж приходится на США, что вовсе не стандартно для европейского дизайнера: в Штатах своя мощная индустрия моды, а законы страны активно лоббируют отечественного производителя.
       Монобрэнд Анн Демельмейстер пока один в мире — в Антверпене на пересечении улиц Leopold de Waelplaats и Verlatstraat. Кстати, там все сделано по проекту Анн.
       У Москвы с Демельмейстер особые отношения. Ее тут узнали задолго до Prada и Louis Vuitton: более десяти лет назад ее вещи, вдруг появившиеся в московских бутиках, стали откровением. А образ самой бельгийки мало кто себе представлял, кроме критиков моды и байеров. Она никогда не любила фотографироваться. Она почти безвылазно живет в Антверпене. Живет с мужем и сыном Виктором в тихом доме, который в 1926 году построил архитектор Ле Корбюзье. Регулярно только ездит в Париж на показы — на машине, самолетов страшно боится. И вообще путешествовать не любит: на пляже она последний раз была лет пятнадцать назад, десять лет назад — в Индии. Вот и все. Много путешествует в уме, проходя от крыльца до сада — всего двадцать метров,— чтобы обрезать розовые кусты. И иногда катается на большой скорости на мотоцикле — это ее новое увлечение, с которым так гармонируют фирменные тяжелые байкерские ботинки от Анн Демельмейстер.

АННА КАРАБАШ


ИЗ ПЕРВЫХ УСТ

       "Мы не хотим себя навязывать"
       О своих профессиональных секретах Анн Демельмейстер рассказала корреспонденту "Денег" Анне Карабаш.
       — Тема прошедшей "Альбомоды" — легкость. А у вас какие отношения с невесомостью?
       -- Я люблю играть с гравитацией. Когда я придумываю вещь, все начинается с движения. Рисую рукав и представляю себе руку в этом рукаве, как она движется, как ведет себя ткань. Иногда мне хочется, чтобы ткань драпировалась вопреки законам гравитации, и я очень долго придумываю, как их преодолеть. Тесемки и стропы, которые называют моим фетишем,— это способ преодолеть силу притяжения.
       — Ваша любовь к черному отдает чем-то монашеским...
       -- В черном цвете — сила. Это необязательно цвет монахов, но еще и цвет поэтов. Веселыми цветами и декором легко скрыть недостатки кроя или дешевую ткань. Но я серьезный человек. В моих вещах крой, сложный силуэт и фактура ткани — главное. Черный и белый цвета подчеркивают эти качества. Ничего не имею против обильного декора. Есть люди, которые это любят, их природа требует ярких цветов и обильного украшательства. Но это не мои люди. Когда придумываю одежду, я не хочу, чтобы человек в ней выглядел йоркширским терьером, которого светская фифа нарядила для вечеринки.
       — Пресса сообщала, что финансовый директор марки Анн Шапель в начале этого года полностью выкупила марку Ann Demeulemeester. Ваше имя вам больше не принадлежит?
       -- С Анн мы подружились десять лет назад, она мама друга моего сына Виктора. Случайно в разговоре выяснилось, что она отлично разбирается в бизнесе. Я попросила ее мне помочь. Она до этого работала в фармацевтике и в моде не понимала ничего. Но за два года я увидела, что Анн во всем разобралась, благодаря ей мы стали расти интенсивней, чем раньше. Мы с Патриком сочли совершенно логичным, что через десять лет она станет совладельцем бизнеса, что и произошло в этом январе. Но версия о том, что Анн — финансовая акула, которая выкупила контрольный пакет,— профанация. Она наш третий партнер, и мы владеем делом в равных пропорциях.
       — А как вы с мужем делите креативные обязанности?
       -- Мы вместе росли и формировались. Познакомились, когда мне было 16, а ему — 18. Я училась в академии моде, он — фотографии. С тех пор мы не расставались. Мы пытались заниматься каждый своим делом, но почувствовали, что это может нас разделить. Патрик мог бы посвятить себя дизайну, фотографии, живописи: у него потрясающая творческая чувствительность. Но он сказал: тебе нужна помощь, я буду с тобой во всем. И мы стали одним химическим соединением. И коллекции делаем всегда вместе.
       — Патрик делает рекламные съемки для марки?
       -- Мы слишком заняты коллекцией, он не может разрываться. Потом, мы еще все-таки не стали гигантами, как Louis Vuitton, чтобы иметь возможность покрыть своими рекламными щитами все пространство земного шара. Рекламу мы никогда не давали. Во-первых, это гигантские бюджеты, к которым мы пока не готовы. Во-вторых, в этом есть спекуляция, а мы не хотим себя навязывать. Предпочитаем честный путь ведения бизнеса. Например, в отличие от многих марок на подиумах показываем именно ту коллекцию, которая потом попадает в магазины. Устраивать театральные шоу на подиуме с вещами гипертрофированных пропорций и цветов, адаптированные, спокойные аналоги которых после показа ждут байеров в шоу-румах,— это не наш стиль. Хотим, чтобы нас уважали за наши вещи, а не за роскошные рекламные кампании с очередной малоодетой девушкой в секси-позе.
       — Что вас сподвигло на мужскую линию?
       -- Меня упросили друзья семьи и Патрик создать несколько вещей, составляющих основу мужского гардероба. Я попробовала их показать в рамках женской коллекции в 1996 году, и у меня было столько заказов сразу! Я расширила мужскую линию и этим летом впервые буду показываться на мужской неделе pret-a-porter в Париже, потому что важно показать это именно байерам мужских коллекций. А на самом деле нелепо разделять мужчин и женщин. В женщине всегда есть что-то мужское, а в мужчине — женское. Мою героиню все время пытаются описать словом "андрогин". Мне не нравится это слово. Я использую в женской коллекции элементы классического мужского костюма. Разве это делает женщин похожими на мужчин? Наоборот, это придает им хрупкости. В мужских коллекциях я использую даже какие-то женские элементы, и это придает мужчинам "перца". А кукол Барби и настоящих мачо в чистом виде, а именно такими видят женщин и мужчин многие известные итальянские и французские марки, не существует в природе. Что касается мужской коллекции, в уме я всегда работаю с телом своего мужа. Потому что я не могу представить мужскую точку зрения на одежду. Там столько нюансов — например, мне что-то кажется очень красивым, а Патрик говорит: "В этом я чувствую себя неправильно".
       — Вы прикладываете какие-то усилия, чтобы Николь Кидман, Кортни Лав и Мадонна носили ваши вещи?
       -- Я прочла об этом в газетах и журналах. Я не хочу обидеть Николь Кидман, она очень милая девушка, но мне в сотни раз важней, чтобы мои вещи носили обычные люди. Насчет выражения "мои вещи": я же никогда не ставила своего лейбла где-то, кроме бирки, которая пришита с изнанки. Как только человек покупает вещь, она становится его частичкой. Так что это не мои вещи — они полностью принадлежат людям, которые их носят.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...