Жажда Миры
«Один маленький ночной секрет»: новый и лучший фильм Наталии Мещаниновой
Драма Наталии Мещаниновой «Один маленький ночной секрет» стала участником Роттердамского кинофестиваля и только что была показана в рамках программы Big Screen. В новом фильме — отчасти экранизации своей же автобиографической прозы — Мещанинова делает то, что умеет лучше всего,— мастерски соединяет документальность и поэзию.
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Какой такой секрет, становится понятно сразу, когда герой — гладкий, задумчивый мужик под сорок — встает посреди ночи с супружеского ложа и подкладывает падчерице на подушку новогодний подарок. Падчерице, Мире, 14 лет, и новогоднюю ночь она хочет провести с подругой, а не с мамой, отчимом и годовалой сестричкой. Честное слово, мама, там будут только девочки, посидим, в настолки поиграем. Мама, счастливая и задолбанная, какими бывают только матери годовалых детей, готова отпустить, но отчим против: он хорошо помнит, какие такие настолки интересуют подростков. Но потом все-таки передумает и отпустит. Настолок у подруги никаких не будет, а будут случайные друзья, бутылка чего-то веселящего, файер-шоу на пустыре, надежды и разочарования, которые бывают только в Новый год, только в 14 лет, только у девочки, которая в новогоднем желании пишет: «Хочу, чтоб он сдох».
Новый — и, очевидно, лучший — фильм Наталии Мещаниновой («Комбинат "Надежда"», «Школа», «Сердце мира», «Пингвины моей мамы») — вроде бы рассказывает о семейном насилии как части другого, большего насилия, которое мир в любую секунду вываливает на подростка под видом заботы: подруга объясняет, что такой «колхозный, провинциальный» нос, как у Миры, легко исправить, заезжий парень-файерист обещает увезти Миру на побережье, хотя на самом деле он просто хочет секса (а кто не хочет?), родители дергают ее, как будто она на поводке, то дают чуть свободы, то снова подтягивают к себе. Но все фильмы Мещаниновой, в том числе и те, где она была только сценаристкой («Аритмия», «Война Анны»), не сводятся к сюжету, к диалогам, к конфликту, даже к пространству. В них другое важно: комок в горле, или холод в животе, или сполохи вместо сердца — что-то звериное. Что-то человеческое.
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
Фото: Кинокомпания CTB
«Один маленький ночной секрет», поддающийся пересказу гораздо охотнее, чем «Комбинат "Надежда"» или «Сердце мира», все равно остается закрытым, остается секретом. Его невозможно свести к проблемам четырнадцатилетней девочки (Тася Калинина), которая за одну ночь проводит зрителя через «игру огнем, ведущую к пожару», через влюбленность, разочарование, ненависть, безразличие, похмелье. Невозможно свести к психологическим проблемам отчима, нежащегося в женском мире: вокруг него суетятся жена, падчерица, он играет с годовалой дочкой — она еще не разговаривает, только сережки сверкают в ушках,— а на Новый год он зовет двух дочерей от предыдущего брака, одна из них беременна. Женское, нерассуждающее, мягкое. Доступное. Степан Девонин («Шапито-шоу», «Сердце мира», «Зона комфорта») играет не монстра, не властелина мира, не дядю Сашу из мещаниновского рассказа «Желание» — «веселого гневного жалкого опарыша», хотя сюжет фильма отчасти перекликается с рассказом. Герой Девонина — человек, которому удобно водить мир на коротком поводке: чуть приспустил, потом снова дернул, запретил, разрешил, подарил дорогой подарок, прикрикнул: ну открывай уже, смотри, что там.
Мир вообще ведет себя именно так, и четырнадцатилетние девочки знают это лучше всех. Наталия Мещанинова удивительным образом сохраняет в себе эту подростковую ярость, что было заметно еще в сериале «Алиса не может ждать».
Невозможно, конечно, удержаться и не скаламбурить: это фильм про сердце Миры. Так, да не так: никого не интересует ее сердце. Только физика, физиология. О «Сердце мира» Мещанинова говорила, что страх — одна из материй фильма. В «Секрете» главная материя фильма — жажда. Помесь тоски, желания, надежды и беспросветности — именно такое ощущение всегда бывает под Новый год. Именно такое ощущение всегда бывает наутро 1 января. Неутолимо.
Можно, наверное, увидеть в «Секрете» и более глобальное высказывание: вот есть мужской мир, действующий огнем, подкупом, насилием, вот есть женский мир, ядовитый, недобрый, и с ним тоже придется биться всю жизнь, вот есть мать, уютная, нежная, вроде бы всегда готовая приголубить — но не готовая слушать и помогать. Но сила «Секрета» в его честности, то есть в отсутствии глобальности, метафор, выводов; реалистичность, почти документальность (Мещанинова начинала как документалист) в проработке характеров совмещается здесь с умением видеть магию мира, ощущать поэтику пространств. С характерами так работают братья Дарденн, с пространством и воздухом — наверное, Вонг Карвай. В результате получается маленькая ночная канонада.
Мещанинова фиксирует мелкие семейные взрывы, рождение ненависти из семейной идиллии. В ее книге рассказов есть момент «великого парадокса любви и слепоты», когда мать и дочь в очередной раз сходятся, чтобы «не вскрывать раны, не говорить, не помнить, не касаться страшного, не будить медведя, не обнажать мечи». В фильме тоже есть такой момент. И страшно становится не тогда, когда на экране кричат, умоляют, пьют, говорят: «Я больше не буду», хотят больше не быть, а тогда, когда мать и дочь счастливо смотрят в окно, где медленно разворачивается 1 января — и очередной год начинает катиться к закату.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram