Неделя была поразительно урожайна на одно краше другого звучные заявления, и, вероятно, сам смутившись таким изобилием, специализирующийся по защите свободы слова депутат-кадет Михаил Астафьев все же сумел выделиться на фоне более знатных политиков, сделав своего рода метазаявление, а именно: от имени Комитета по защите конституционного строя объявил, что деятельность не согласной с кадетом прессы руководима заграничными спецслужбами, и тех журналистов, которые в трехдневный (начиная с 23 августа) срок не принесут достойный плод покаяния, в ближайшее время постигнет суровая кара советского закона и всеобщая ненависть и презрение трудящихся. Суть инструкций, получаемых журналистами, отчасти прояснил, а отчасти затемнил коллега Астафьева по защите различных свобод депутат Иван Шашвиашвили. Пояснил, указав, что инструкции составлены руководством НАТО, а затемнил, присовокупив, что они зашифрованы. Так и осталось неясным, то ли депутаты-разведчики сумели получить доступ к НАТОвским шифрам и все тайны агрессивного блока теперь известны российскому парламенту, то ли североатлантические шифровальщики все же проявили должную бдительность, и в руках ВС пока что находятся лишь загадочные письмена, еще дожидающиеся своего Шампольона. Но как бы ни обстояли дела в шифровальном отделе ВС, загадочность метазаявления в другом.
С одной стороны, репортеры основательно или безосновательно любили муссировать версию, согласно которой душевное здоровье лидера возродившихся кадетов внушает серьезные опасения, — и теперь репортеры оказываются жертвой собственного злоязычия, поскольку сделать Haende hoch перед персоной, ими же обвиненной в невменяемости, им не позволит элементарная амбиция, перевешивающая даже обоснованный страх перед суровой карой советского закона. В этом смысле заявление смотрелось бы куда эффектнее, прозвучи оно из уст хотя бы астафьевского коллеги проф. Исакова, душевное здоровье которого, к счастью, не оказывалось предметом инсинуаций. С другой стороны, всем так и осталось непонятным, отчего протоколы НАТОвских мудрецов оказались дешифрованы (или зашифрованы) именно теперь, когда пресса ведет себя примерно так же, как и всегда — то есть не хуже и не лучше — и ничего сверхъестественного не вытворяет. Вероятно, сказывается присущий части законодательного корпуса некоторый аутизм, т. е. герметическая дистанцированность от реальности и поглощенность собственными душевными переживаниями. В данном случае метазаявление появилось, очевидно, не в ответ на какое-то особенное газетное непотребство, а в ответ на вдруг взбурлившие в депутатской душе собственные размышления о непотребстве газет как таковых.
В отличие от деятелей ФНС вице-президент Александр Руцкой аутизмом не страдает — разве что некоторым эгоцентризмом. Объясняясь по поводу инкриминируемых ему скаредных дел с компанией "Сеабеко" и цюрихским банком "Индосуэц", Руцкой сообщил, что, во-первых, из истории с отставкой чекиста Баранникова видно, как адвокат Андрей Макаров самолично повелевает судьбами России, а во-вторых, что следует немедля отстранить от работы в Межведомственной комиссии по борьбе с коррупцией Макарова, Калмыкова, Котенкова и Ильюшенко.
Версия Руцкого о том, что адвокат Макаров не только "неистовый тиран родной страны своей, взнесенный в важный сан пронырствами злодей", но и фактический повелитель России, вызывает некоторое сомнение, поскольку еще недавно на ту же роль Руцкой прочил Бурбулиса — теперь же нет уверенности, что вице-президент хотя бы помнит имя отставного философа. Между тем прежнего тирана Бурбулиса и нынешнего тирана Макарова роднит разве что их крайне неприязненное отношение к Руцкому и усердное желание от него избавиться — отсюда уже недалеко до версии, согласно которой повелитель России, с точки зрения вице-президента, это исключительно тот, кто в данный момент покушается избавить Россию от него. Впрочем, поскольку все в той или иной мере подвержены эгоцентризму, этот вице-президентский ляп куда более невинен, чем последующий. Требуя отстранить от антикоррупционных изысканий четверку "малого НКВД" (Макаров, Калмыков, Котенков, Ильюшенко), Руцкой фактически как бы принимает к себе уголовно-процессуальные нормы, выступая в роли обвиняемого, заявляющего отвод обвинителям. Тем самым вице-президент заранее примеряет к себе роль обвиняемого по уголовному делу, хотя ни у кого (кроме самого возможного фигуранта, может быть) нет уверенности, что когда-нибудь все это взаправду кончится нормальными процессуальными действиями. Казалось бы, чем заявлять отвод конкретным изыскателям, логичнее было бы вообще объявить МВК беззаконной организацией, доводы которой изначально не заслуживают внимания — но проблема в том, что до Макарова сам Руцкой добывал в МВК свои "одиннадцать чемоданов" и для него дезавуировать МВК как таковую — значит публично отказаться от чемоданных аргументов как добытых в какой-то темной лавочке. В итоге вице-президент оказывается в роли комдива Чапаева, плывущего по реке Урал и пренебрегающего резонными советами ординарца Петьки — "Василий Иванович! Брось чемодан, утонешь!".
Покуда в применении к вице-президенту вполне могут стать актуальными слова советской народной песни "Урал, Урал-река! Могила твоя глубока", его патрон находит время путешествовать по братским странам и удостаиваться усиленных похвал от знатных иностранцев. Президент Польши Лех Валенса объявил, что "беседа с президентом России — одно удовольствие" и "Россия имеет крупного политика, соизмеримого с величием этой страны".
Сами по себе варшавские договоренности двух президентов (увеличение поставок российского газа, ускорение вывода русских войск из Польши), будучи для Валенсы весьма приятными, все же вряд ли вызвали бы такой приток публично высказываемых теплых чувств, тем более что год с небольшим тому назад, когда те же кичливый лях и верный росс встречались в Москве, Валенса описал встречу словами: "Это был разговор двух крутых мужчин". На нынешнюю любовь, вероятно, повлияли два обстоятельства. С одной стороны, свой своему поневоле брат. За истекший год и Валенса, и Ельцин в полной мере испытали на себе проблемы юной демократии, т. е. взаимоотношений президента и парламента, и разница только в том, что Валенса уже успел распустить сейм и назначить новые выборы, а Ельцин к тому готовится. При таких сходных проблемах любить друга и правильно, и естественно. С другой же стороны, год назад польские политики всерьез отрабатывали вариант сближения с Белоруссией и Украиной на принципах "санитарного кордона" — во всяком случае, как средство дипломатического давления на Москву он отнюдь не исключался. Нынешний стремительный крах украинского карбованца (и как бы не всей украинской экономики) и немногим лучшее положение экономики белорусской делают санитарные проекты весьма малоактуальными, тогда как сближение двух более или менее устойчивых в экономическом смысле держав, т. е. России и Польши, на предмет поддержания какого-то порядка в образовавшемся между ними хаотическом межполье представляется вполне естественным и — как мы видим — даже вызывающим большую взаимную любовь двух президентов.
В 1918-1920 гг. на Украине имели хождение так называемые агитационные деньги, т. е. выполненные в виде денежных купюр сатирические листовки с надписью "Карбованцi ходют по свiту наровнi з мягенькiм папiром (туалетной бумагой. — Ъ)". Спустя три четверти века неумолимый рок вновь привел карбованец к состоянию мягенького папира, каковое обстоятельство снова используется в целях агитации и пропаганды. Агитатором и пропагатором оказался министр финансов Борис Федоров, указывающий, что "путь ВС и оппозиции — отказаться от курса на финансовую стабилизацию, раздать кредиты и раздуть дефицит бюджета. Это путь в пропасть... Данный сценарий развития событий уже реализован на Украине с известными последствиями для структур власти".
Цинически говоря, если бы независимой Украины не было, ее нужно было бы придумать, поскольку совершенно плачевное состояние украинского хозяйства являлось для Гайдара и является для Федорова самой лучшей иллюстрацией к тому, как практически выглядит "плавное вхождение в рынок" и "социально ориентированная экономика" по ВС-ГС. Вероятно, коллапс украинской денежной системы еще долго будет столь же болезненным, сколь и наглядным зрелищем, и в проталкивании федоровских планов хирургического оздоровления российских финансов украинский пример "от противного" будет играть весьма и весьма важную роль.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ