Прародительский контроль

В прокат вышел фильм Бьёрна Рунге «Сожги все мои письма» (Brenn alla mina brev), действие которого разворачивается параллельно в наши дни и в начале 1930-х. Михаил Трофименков взгрустнул над судьбой шведских интеллектуалов и прежде всего самого Рунге, которому очень хочется быть новым Ингмаром Бергманом.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Фильм начинается с наплыва камеры на пишущую машинку писателя Алекса (Сверрир Гуднасон). Наплыва, столь зловеще многозначительного, что кажется: вот-вот машинка оживет и превратится, как в «Голом завтраке» Уильяма Берроуза, в плотоядного монстра. А то, что рядом с ней небрежно брошен зачитанный экземпляр «Путешествия на край ночи» Луи-Фердинанда Селина, вышедшего в свет в 1932 году — что для дальнейшего действия символично и вполне бессмысленно,— укрепляет зрителя в худших подозрениях. Предстоит двухчасовое путешествие на самый край ночи души шведских интеллектуалов.

Впрочем, со времен что «потерянного поколения» Селина, что великих драм Бергмана, утвердивших интеллектуальный мрак как фирменный знак шведского кино, человечество сделало колоссальный шаг вперед. Алекс отправляется не на край ночи, а к психотерапевту. Повод: немотивированные вспышки гнева. Алекс увез жену с вечеринки раньше, чем та намеревалась, к кому-то приревновав, а дома аккуратно высадил ногой кусочек дверного стекла.

Психотерапевту впору работать ясновидящей. Она сразу догадалась, что душевный недуг Алекса коренится в отношениях его бабушки Карин (Марика Линдстрём, в молодости — Аста Аугуст) и дедушки Свена (Стен Льюнггрен, в молодости — Билл Скарсгард). И Алекс сразу вспомнит, что как-то раз на глазах у него они подрались из-за найденной мальцом загадочной связки писем. Ну, не то чтобы подрались — обоим было уже сильно за восемьдесят,— но потолкались. И правда, как после такой сцены не стать ревнивым психопатом и не пинать двери ногами. Собственные родители Алекса каким-то чудом из психопатической цепочки выпали.

Алекс взваливает на себя миссию интеллектуального детектива. Выскребает из архивов и библиотек малейшую информацию о молодости дедушки и бабушки. Благо оба они оставили заметный след в шведской литературе. Пытается понять, кто зашифрован в дедовских записных книжках под инициалами У. Л. И почему дед всю жизнь писал о женщине-грешнице, а У. Л., расшифрованный как Улоф Лагеркранц,— о женщине-ангеле.

Речь в фильме, что придает ему вуайеристско-мазохистский аспект, идет о реальных персонажах: сценарий основан на книге Алекса Шульмана, внука Свена и Карин Стольпе. Свен (1905–1996) — прозаик и сценарист. Карин (1907–2003) — переводчица. Третий участник их семейной мелодрамы, Улоф Лагеркранц (1911–2002),— поэт и журналист, долгие годы возглавлявший ведущую шведскую газету «Дагенс Ньюхетер» и слывший в 1960-х одним из пророков сексуальной революции.

Короче говоря, блаженным летом 1932-го бабушка переспала с юным хлыщем Улофом, сделала аборт и попала в сумасшедший дом. Честно говоря, для поколения 1930-х что в СССР, что в Швеции — тем более что никаких религиозных догм поколение бабушек не исповедовало, а сексуальная революция уже бушевала вовсю — ситуация бытовая.

Билл Скарсгард в роли молодого Свена неуловимо напоминает Юрия Богатырева в роли писателя Филиппка из великого «Объяснения в любви» (1977) Ильи Авербаха. Человека той же профессии и того же поколения, знающего — и проносящего это знание сквозь десятилетия,— что его жена его не любит. А он ее любит, с какими бы усачами она тайком ни целовалась на дачной террасе: вот ведь незадача какая.

Повесть Евгения Габриловича «Четыре четверти», легшая в основу «Объяснения», тоже носила автобиографический характер: речь в ней шла о его собственной семейной истории. Но завершался фильм Авербаха своего рода катарсисом, который у Рунге катастрофически не получился. Может быть, потому, что не дело внуков копаться в интимной жизни своих прародителей, которые, если бы хотели что-то — как Габрилович — об этом рассказать, рассказали бы сами.