Галлюцинаторная кинозарисовка "Манга" пытается придать необычную художественную форму такому обыденному явлению, как неспособность старшего поколения влезть в душу младшего. Фильм, по идее, сделан для молодых, хотя трудно поверить, что им будет увлекательно смотреть, как их изучают взрослые, причем ничего существенного в итоге не находят. Ничего не обнаружила и ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Дизайнер по основной специальности, Петр Хазизов извлекает максимум выразительности из подростковой тяги к попугайной яркости: персонажи фильма носят то зеленые губы, то оранжевые неоновые косички, но с особой настойчивостью в объектив камеры лезут полосатые носки героини, расцветка которых умиляет разнообразием и несочетаемостью красок. Наглядевшись на девочку до ряби в глазах, интеллигент садится за "клаву" и записывает в дневник наблюдений важный вывод: "Животные инстинктивны, они не думают о прошлом и будущем, у них нет рефлексии, ностальгии".
Подопытная на такое резюме вряд ли бы обиделась: она сама согласна считать себя если не животным, то анимационным персонажем — возможно, это как-то обусловлено ее профессиональной деятельностью в качестве модели, заставляющей принимать экстравагантные обличья. То она в костюме коньячной бутылки с золотой пробкой на голове зазывает на дегустацию, то гипнотизирует сомнамбулическим взглядом с уличного билборда. Поддавшись этому гипнозу, один мальчик (Ярослав Жалнин) забирается к героине в окно и как бы насилует, не встречая, впрочем, особого сопротивления. Наверное, потому, что он тоже малореальный фантом, способный раствориться в фотообоях или среди бела дня вдруг сделаться каким-то жидкокристаллическим и невидимым.
"Кажется, меня изнасиловали", — вяло жалуется девочка маме, которая тоже мало разбирается в своей энигматической дочери, существующей в прослойке между реальным и воображаемым миром, так что ни одно ее слово нельзя понимать буквально: "Что, правда, изнасиловали или это метафора?" В свою очередь родители мальчика, прислушиваясь из спальни, как он на кухне разогревает кусок пиццы в микроволновке, озадаченно шепчутся, тоже не понимая, кого родили: "Придет ночью, как крыса, поползает, сожрет что-нибудь..."
Не склонные жестко определять жанр своего произведения, создатели "Манги" в качестве одной из формулировок предлагают "эротическую драму", и драматизм здесь преимущественно в том, что эротический интерес взрослых к молодняку остается без взаимности. Бальзаковского возраста училка литературы, подрабатывающая по ночам проституцией, пытает симпатичного мальчика: "Ты что, сексом совсем не хочешь заниматься?" Интеллигент со своей стороны интервьюирует девочку: "Ты давно начала заниматься сексом? Ну и как, нравится?" Девочка равнодушно отвечает, что сама еще не совсем поняла, и эротической озабоченности взрослого не разделяет: ну подумаешь, секс и секс — что, мол, еще со мной делать-то.
Асексуальность персонажей "Манги" доходит до того, что они и слово-то fuck правильно написать не в состоянии (теперь это культовое для пожилых людей слово редко встретишь в корректном написании — так, герой с приятелем предлагают на стене гаража вариант fakc). Хотелось бы, конечно, переадресовать персонажам "Манги" вопрос из фильма "Курьер": "Наше поколение хочет знать, по каким законам вы собираетесь жить в обществе?", — да как-то уж больно очевидна нелепость этого вопроса. Остается лишь восхищенно чесать в затылке, бормоча блоковские стихи о Прекрасной Даме, которыми неожиданно заканчивается картина, романтизирующая то впечатление абсолютной пустоты, которое производят и героиня, и юный герой. Впрочем, по поводу этих существ в голове могут возникнуть какие угодно строки, в зависимости от индивидуальной начитанности, — хоть Блок, хоть Агния Барто: "Ах ты, девочка чумазая, в чем ты носик так измазала?"