"Статский советник" (2005, *), несмотря на зрительский успех и режиссуру Филиппа Янковского, доказавшего свою творческую состоятельность фильмом "В движении" (2003), свидетельствует, что "кинопроект Фандорин" зашел в тупик. Нет, конечно, можно экранизировать романы Бориса Акунина до бесконечности: если что, он еще напишет. Ради увлекательного, динамичного зрелища... Но, несмотря на положенные перестрелки, погони и взрывы, фильм кажется на удивление статичным и занудным. В нем нет главного — саспенса: сцены действия и бесконечные разговоры персонажей существуют как бы в разных плоскостях. Какие-то люди врываются в действие, как чертики из коробочки, успевают пролепетать нечто невнятное, прежде чем получить кислоту в лицо и замолчать навеки, но ровным счетом ничего не прибавляют к действию. Да что там эпизодические персонажи. Режиссер забыл даже о любовнице Фандорина, революционерке Литвиновой. Просто забыл: была девушка, жила у Фандорина, попала под подозрение и куда-то улетела. Легендарные умственные способности Фандорина режиссер, создается впечатление, просто высмеял. Раздраженно бросив жандармскому офицеру "не мешайте мне дедуктировать", Эраст Петрович начинает с маниакальным упорством крутиться на стуле: оригинальная метафора работы мозга. С тоской вспоминаешь даже о черных туннелях мозговых извилин героя из "Турецкого гамбита". Может быть, в фильме есть некий патриотический подтекст, может быть, он воспитывает у зрителей уважение к отечественной истории? Но сами авторы фильма к истории относятся без всякого уважения. Когда действие-то происходит, господа? В романе речь шла о 1880-х годах и народовольцах. В прологе мелькает газета "Народная воля". Но "боевая группа", БГ (такой никогда не существовало, была БО — Боевая организация эсеров), "звонок из Царского" — это реалии уже николаевского царствования. Как, впрочем, и телефонная связь. Но даже в начале ХХ века не могло быть телефона-автомата, из которого террорист Грин названивает своей сообщнице в бордель. Странно, что не по мобильному. Сотрудники охранки, ворвавшиеся на вечеринку предполагаемых террористов, ведут себя, как раздухарившийся ОМОН, степенный городовой — как мент-карманник, офицер — как истеричная гимназистка. А заговорщики, как им и положено, даже средь бела дня или в бане ходят, натянув шапки на глаза, спрятав руки в карманы и поминутно озираясь. В реальности они ходили бы так до первого городового. Может быть, актеры хороши? Ослепительно хорош застоявшийся без актерских упражнений, выдающий на экране в прямом и переносном смысле слова акробатические номера Никита Михалков в роли князя Пожарского, манипулирующего и террористами, и охранкой: провокация действительно едва ли не важнейшая интрига в истории русского терроризма. Критики уже написали, что он начисто переиграл и вытеснил на обочину Олега Меньшикова в роли Фандорина. Бог ты мой, для этого не требовалось никаких усилий. Казалось бы, трудно сыграть Фандорина хуже, чем Егор Бероев в "Турецком гамбите", но Олегу Меньшикову это удалось. На его словно замороженном лице навсегда застыло чувство глубокой брезгливости по отношению к фильму, в котором он зачем-то участвует. Гомерически нелеп финал, где на фоне гипертрофированных церковных куполов Фандорин шествует по Москве под завывающую за кадром песню. Что-то там о "плахе", "храме", "ангеле", "бесе". Органичнее звучало бы в таком случае: "Наша служба и опасна, и трудна". Утешиться можно, лишь посмотрев слащавую и искусственную
"Волшебную страну" (Finding Neverland, 2004, *) Марка Форстера, жизнеописание автора "Питера Пэна" Джеймса Барри. Остепенившийся Джонни Депп, главное достоинство которого всегда заключалось в виртуозной игре, грубо говоря, с нечистой силой, сыграл ангела во плоти, который, несмотря на все режиссерские усилия, не может не вызвать упорное зрительское раздражение. Как и банальность режиссерского замысла. Что может быть пошлее, чем представить писателя маньяком, который не отличает собственный вымысел от реальности и заставляет всех окружающих играть в его игры. От зрителей добиваются сочувствия к его тонкой душе и презрения к его жене-мещанке. Она почему-то не может понять, зачем супруг круглые сутки пропадает в доме молодой вдовушки, воспитывающей четырех детей. Скачущий с ними по полям Барри, в гриме и индейском наряде, напоминает педофила, склонного к травестии. Точно так же не вызывает восторга идея Барри обеспечить успех премьеры "Питера Пэна", начинив театральный зал специально подготовленными сиротками, с восторгом реагирующими на любую реплику. Достаточно циничный пиар-ход, придуманный мизантропом, который не любил даже собственную жену. Если бы речь шла о Данииле Хармсе и его человеконенавистнических шедеврах, режиссера еще можно было бы понять.
