Наступление сентября, т. е. месяца, назначенного президентом для решительных действий, было ознаменовано визитом президента в расквартированные под Москвой Таманскую и Кантемировскую гвардейские дивизии, по поводу чего военный министр Павел Грачев сообщил, что отныне президент намерен раз в месяц проводить один день в войсках. Уже сорок лет, как Таманская дивизия знаменита в основном как гвардейская часть, исполняющая известные функции дворцовой гвардии, т. е. совершать государственные перевороты, а также (если правитель расторопен) препятствовать таковым, что даже нашло отражение в фольклоре — см. песню "Танки! В столице танки! Идет Таманка по Таганке!". То же относится и к не вошедшей пока в фольклор Кантемировской дивизии. Такая традиционная для России роль гвардейских частей ставит любого царствующего в неспокойное время правителя перед необходимостью дружить с гвардией, ибо иначе с ней станут дружить претенденты на трон — с печальными для правителя последствиями. А поскольку днюющий и ночующий в Доме Советов России председатель "Союза офицеров" подполковник Терехов вкупе со своими друзьями из ФНС и президиума ВС постоянно грозится ответить силой на любые антиконституционные действия президента, поездка государя к гвардии тем более понятна — ведь обещанные действия в первый день осени в самом деле произошли.
Указ президента о временном отстранении от государственных дел двух "вице" — Шумейко и Руцкого — вызвал вполне благодушные разъяснения пресс-службы первого вице-премьера и куда менее благодушные комментарии сотрудников вице-президента. Вице-премьерские соработники указывали, что замораживание Шумейко произошло по его собственной просьбе — и чтобы очиститься от клеветы, и чтобы всецело отдаться борьбе с клеветниками. Вице-президентские сотрудники об аналогичных просьбах вице-президента ничего не говорили, акцентируя внимание на глубокой безнравственности президентского указа. Советник Руцкого Андрей Федоров подметил, что указ не только "рассчитан на идиотов" (под которыми, однако, разумеются не помянутые в нем лица, а широкая общественность), но и "нарушает этические нормы — в один документ включены вице-президент, избранный народом, и чиновник. Это говорит о низком моральном уровне людей, готовивших указ". Если рассматривать ситуацию безотносительно к тому, кто сколько брал и брал ли вообще — а иного не остается по общей туманности кляузного дела, — нужно признать, что тактика Шумейко выглядит куда более грамотной. Обвиненный в скаредных делах вице-премьер принимает возвышенную позу оскорбленной невинности, готовой предстать перед строгим, но справедливым судом, дабы полностью очиститься от грязных наветов. Позиция "у короля есть суд в Берлине" в случае невиновности вообще весьма выигрышна, в противном же случае по крайности дает возможность сохранить лицо. Рассуждения же вице-президентских советников на морально-этические темы представляются менее удачными. С одной стороны, так огорчившее Федорова совокупление в рамках одного документа всенародного избранника и чиновника может быть юридически корректным или некорректным, считать же таковое сочетание аморальным и едва ли не богохульным можно лишь приписав Руцкому вполне божественные качества. Действительно, Господь устами пророков Израильских говорит: "Пути Мои выше путей ваших и мысли Мои выше мыслей ваших", но поскольку Руцкого зовут Александр, а не Саваоф, упреки в святотатстве тут вряд ли уместны. С другой стороны, тема кощунства и богохульства оказывается тут некстати еще по одной причине. В обществе частично распространено убеждение, что вице-президент "крепко на руку нечист", и почти повсеместно — что вице-президент неопровержимо замечен в чрезмерно тесных связях с "социально-близкими" (i. e. блатарями) и это никак не красит его как государственного мужа. При таких обстоятельствах чрезмерно надсадное морализаторство может вместо умилительного и возвышающего душу действия оказать совершенно противный эффект в духе пословицы "чья бы корова мычала".
Среди наиболее рьяных апологетов президентского указа можно отметить Константина Борового, в свойственной ему решительной манере отмечающего: "Что нужно Руцкому еще совершить — убить кого-нибудь, чтобы было достаточно для его отставки? Я сильно сомневаюсь, что и КС и ВС захотят мараться, встав на чисто формальные позиции защиты Руцкого. Не настолько они глупы. Ведь защищая преступников, они сами станут преступниками". Конечно, Боровой сильно пренебрегает "чисто формальными" правовыми приемами: объявить Руцкого преступником может только суд, а до суда вроде бы подобает считать вице-президента чистым, как голубица. Более того, в рамках нынешнего совершенно невразумительного закона, толкующего казусы с вице-президентом, даже если Руцкой кого-нибудь убьет, не очень понятно, что из этого будет следовать: чтобы перевести фактически совершенное убийство в юридическую плоскость, необходимо учинить определенные процессуальные действия в виде суда и следствия, а поскольку никто не понимает, обладает вице-президент иммунитетом от судебного преследования или нет, вопрос о том, является ли совершение человекоубийства обстоятельством, препятствующим исполнению обязанностей вице-президента, остается открытым. Во всяком случае, по логике парламентских юристов такого рода казусы могут разбираться лишь в рамках процедуры импичмента и в принципе не влекут за собой обязательной отставки. Тем не менее, если не впадать в излишнее крючкотворство (а утомленный перманентными скандалами КС, кажется, держится именно такой позиции), надлежащие инстанции скорее всего займут двусмысленную позицию "разбирайтесь-де сами", опасаясь, что в ходе дальнейшего скандала некстати появятся еще какие-нибудь материалы на вице-президента и что вообще с делом народного борца лучше всего обращаться по мудрому принципу "не тронь, не завоняет".
В несколько ином смысле истолковал эту превосходную максиму председатель РДДР Гавриил Попов, назвав нынешнюю борьбу с коррупцией "классической схемой перехода к тоталитаризму" — "коррупционеров, как и шпионов, найдут всюду". Попов призвал демократическую общественность противодействовать этому процессу, так как "никакая борьба с коррупцией в условиях госсобственности невозможна".
Попов как enfant terrible молодой демократии еще весной прошлого года призывал легализовать взятки, установив для чиновника куртаж в 10-15% от каждой завизированной им сделки, и ссылался при этом на положительный опыт США, где, по сообщению Попова, такая узаконенная практика имеет место. Тогдашняя ссылка на ценный опыт США несколько обесценивает нынешний тезис бывшего мэра "никакая борьба с коррупцией в условиях госсобственности невозможна", ибо в заокеанской державе, как известно, доля госсобственности довольно низка. Впрочем, тезис Попова универсален: если нет госсобственности, то есть казенные подряды, если нет казенных подрядов, то есть личная королевская сокровищница, а главное — везде есть чиновники и налоги, являющиеся, с одной стороны, питательной средой для коррупции, а с другой стороны, отличительным свойством государства как такового. Логически развивая концепцию Попова, "никакая борьба с коррупцией в условиях государственности невозможна", и единственный выход для демократической общественности — взять на вооружение анархическое учение князя Кропоткина: не будет государства, не будет и коррупции. Что же до перехода к тоталитаризму и сравнений нынешней ситуации с 30-ми годами в СССР, представляется, что Попов несколько погорячился: развивая сравнение, следует заметить, что, во-первых, при переходе к тоталитаризму не только говорят о царящих кругом злодействах, но при этом на истинных или мнимых злодеев обрушивается разящий меч уголовной репрессии — чего пока не наблюдается, господствующий же ныне "брань не дым, глаза не ест" хотя и не совсем похвальный, но однако же и не тоталитарный. Во-вторых, несколько странно представить себе, чтобы в 1937 году можно было невозбранно призывать к легализации шпионажа, вредительства и контрреволюционной троцкистской деятельности — Попов же mutatis mutandis занимается именно этим, но остается жив и здоров.
Куда более тактично поповскую мысль сумел выразить некнижный вроде практик премьер Черномырдин. Говоря о царящих вокруг МВЭС скандалах, практик элегически заметил: "Ведь если в историю отступить, то увидим, что дело и до расстрелов доходило в этих (внешнеэкономических. — Ъ) организациях. Такие это организации, там всегда есть соблазн". Как говорили в Красной Армии, "пить можно, попадаться нельзя".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ