На фестивале "Звезды белых ночей" маэстро Джон Аксельрод со своим оркестром "Краковия" и Валерий Гергиев с оркестром Мариинского театра в почти ночное время сыграли Восьмую и Седьмую симфонии Бетховена. В такой очередности их и слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Начало концерта в десять вечера. А это значит, что для большинства слушателей начнется эта ночь с Бетховена в Мариинке, а закончится — бог весть. Белые ночи все-таки. Публика поэтому собралась в Мариинке отважная: ни тебе филармонических старушек, ни дипломатических вельмож. В основном студенчество и хипповатые туристы.
Программа такая: в первом отделении Джон Аксельрод со своим оркестром "Краковия", во втором — Валерий Гергиев со своим. Мой приятель, далекий от академического музицирования, но давно просивший меня сводить его "на что-нибудь такое...", предположил, глядя в программку: "А Аксельрод что, на разогреве"? Это сравнение с практикой рок-концертов в данном контексте выглядит, конечно, совершенно нелепо. Иначе пришлось бы признать, что Восьмой Бетховена в первом отделении предстоит разогреть Седьмую — во втором. Здесь другое: два дирижера, заведомо очень разные (маэстро Аксельрод уже не новичок на "Звездах белых ночей", мы слышали его Моцарта на фестивале в 2003-м), интерпретируют одного и того же хрестоматийного композитора, причем две созданные друг за другом симфонии. Так что конкуренция конкуренцией, табель о рангах — табелью о рангах и так далее, и так далее. Но в данном случае — речь скорее о феномене музыкальной герменевтики. А пара Аксельрод--Гергиев как раз самый благодарный дуэт для такого серьезного аттракциона.
В трактовке Джона Аксельрода ницшеанское "рождение трагедии из духа музыки" отступает под натиском одухотворенной наивности, девственного упоения красотой звука. Ясность, прозрачность и легкость, с которой его Бетховен проносится по партитуре с первой до последней ноты, завораживают своим платоновским "гиперураническим духом прекрасного". И как далеко это кристальное совершенство от дионисийских томлений духа, проповедуемых за дирижерским пультом маэстро Гергиевым.
Бетховен Валерия Гергиева был не классичен даже в финале Седьмой, где вполне можно было бы отрешиться от бетховенского "высекания огня из души человеческой". Маэстро даже не пытается соответствовать музыковедческому штампу: "Бетховен — венский классик". Его Бетховен — это тирания духа, звуковое чистилище. И то, каким вышло из-под руки Гергиева знаменитое Allegretto из Седьмой, можно смело заносить в shortlist шедевров дирижерского искусства XXI века, хотя и до закрытия длинного списка еще практически век.
Концерт закончился за полночь, но от дальнейшего променада, похоже, отказался не только я, но и большая часть публики. Слушать бог знает что и бог знает где уже не хотелось.