"Оборотни" (Cursed, 2005, **) разочаровывают, что, казалось бы, странно: ну еще один неудачный молодежный хоррор о вервольфе, сколько их было, сколько еще будет, всех не пересмотришь. Дело в том, что снял его Уэс Крейвен, человек, который дважды совершал революцию в жанре фильмов ужасов. В начале 1970-х годов он снял "У холмов есть глаза" и "Последний дом слева", фильмы о маньяках-убийцах, уничтожившие все существующие представления о том, какая степень натуралистического кровопролития вообще допустима на экране. При этом Крейвен без тени улыбки уверял, что его фильмы — ремейки великой мистической драмы Ингмара Бергмана "Источник" (1961): дескать, там тоже убивали маленькую девочку, а потом ее отец карал выродков. В 1983 году именно Крейвен снял "Кошмар на улице Вязов", фильм, в котором подростки становились жертвами нечисти, порожденной детскими же страхами. И стал, таким образом, основоположником целого жанрового подвида. За эти революционные фильмы Крейвену можно простить даже съемки несолидной для человека с такой репутацией серии "Криков". В конце концов, имеет же мэтр право поиздеваться над эпигонами традиции, которую сам же и создал. Но в "Оборотнях" иронию можно разглядеть разве что под микроскопом, хотя история школьника и его сестры, которых слегка покусал волк-оборотень, местами очень забавна. Боюсь, что помимо воли режиссера. Оборотни плодятся в Лос-Анджелесе как тараканы. К финалу ими оказывается большая часть главных героев, включая милую псину, неосторожно цапнувшую уже подцепившего вирус хозяина. Участи нечисти избежал, кажется, только злой одноклассник героя, сначала дразнивший его "пидором", а потом внезапно сам признавшийся в своей латентной гомосексуальности, — при желании можно разглядеть здесь пародию на "Американскую красоту". Используют свой злой дар оборотни несерьезно: в основном сводят мелкие сексуальные счеты, разрывают на куски изменившего любовника или надоедливую подругу. И выглядят скорее забавно, чем зловеще, — этакие огромные компьютерные зайцы с копытами, которые почему-то умеют бегать по потолку, как мухи. Похоже, у Крейвена больше не будет новых звездных часов. "Пресловутое ранчо" (Rancho Notorious, 1952, *****) — один из трех вестернов, поставленных в голливудском изгнании гением немецкого экспрессионизма Фрицем Лангом. О нем, как и о любом другом режиссере, чья карьера делится на европейский и американский периоды, идут бесконечные и бессмысленные споры: не обрекла ли голливудская индустрия гениального автора на поденщину, недостойную его. Действительно, немецкий Ланг 1920-1930-х годов и Ланг американский 1930-1950-х годов — разные режиссеры. Действительно, Ланг был вынужден работать в рамках устоявшейся жанровой системы, но и в вестерны, и в нуар он вкладывал горечь человека, испытавшего поражения. Негативный опыт бегства от нацизма изменил Ланга и обогатил его кинематограф. "Пресловутое ранчо" развивается, повинуясь песне, которую выпевает бесстрастный закадровый голос: "Слушай легенду о Chuck-a-Luck, слушай колесо судьбы — ты услышишь в его скрипе старую-старую историю о ненависти, убийстве и мести". Ненависть, убийство и месть — этими тремя словами очерчена безнадежная вселенная фильма. Молодой ковбой, одержимый местью, ищет таинственных всадников, которые изнасиловали и убили его невесту. Один из них, умирая, произнес: "Chuck-a-Luck". Так на Диком Западе называлась популярная в салунах игра и таково же, как выясняется, прозвище некой Верны (Марлен Дитрих), женщины, ранчо которой — свободная от закона территория, приют беглецов и изгоев. Герой проникает туда, чтобы разоблачить убийц, но кровавая страсть уже превратила его в одного из проклятых. Он словно попал в заколдованный замок, откуда нет выхода. "Последние дни Помпеи" (Gli ultimi giorni di Pompei, 1959, **) считаются режиссерским дебютом Серджо Леоне: он заканчивал его вместо тяжело заболевшего режиссера Марио Боннара. В этом заключается единственный интерес фильма, дающего, впрочем, исчерпывающее представление о том, какой халтурой были итальянские пеплумы, фильмы из древней истории. Негодяи в капюшонах, напоминающие куклуксклановцев, убивают жителей Помпеи. Подозрения падают на христиан, но главный герой, лишившийся семьи и сначала ненавидящий адептов новой религии, после серии поединков в каких-то подземных храмах разоблачает настоящих преступников. Тут-то и начинается извержение Везувия: планы с рушащимися картонными домиками чередуются со съемками лавы, заимствованными режиссерами из какого-то документального фильма, возможно снятого великим вулканологом Гаруном Тазиевым.
