|
Специалисты по укрощению кадров |
 |
— Вы потомственные дрессировщики?
Э. З.: Не совсем. Династия цирковых артистов началась еще с прадедушки — он был акробатом и работал в группе с легендарным Иваном Поддубным. Первым дрессировщиком в нашей семье стал отец. Первый номер с хищниками он сделал в 33 года, когда уже был состоявшимся артистом. Однако после этого он проработал на манеже больше 30 лет.
— Можно сказать, что ваша судьба была предопределена?
А. З.: Конечно, отец хотел, чтобы мы продолжали его дело и, может быть, достигли того, что он не успел достичь. Поэтому он с детства приучал нас к манежу, хотя и не принуждал к работе. У нас никогда не было ощущения, что нас используют, и к моменту, когда мы овладели профессией, мы ее уже очень любили. Знаете, папа был гениальным дрессировщиком не только хищников, но и собственных детей.
— Вы никогда не шли против воли родителей?
Э. З.: Конечно, шли, как любые дети, и даже больше. Отец боялся, что мы получим какую-нибудь травму и не сможем тренироваться, поэтому ограничивал нас в обычных дворовых развлечениях. Вот мы и сбегали тайком из дома. Однажды, возвращаясь с очередной такой вылазки, мы увидели, как отец носится в поисках нас — прямо в костюме, представление же было остановлено, несмотря на аншлаг. Как нам потом досталось, никогда не забуду!
А. З.: Помимо физической расправы нас на неделю лишили репетиций, что было еще страшнее.
— Вы всегда работали вместе?
А. З.: Да, несмотря на небольшую разницу в возрасте. Мне было пять лет, когда отец отдал нас вместе в школу. Он хотел, чтобы мы все делали вместе, помогали друг другу. Сейчас мы, конечно, уже не чувствуем никакой разницы ни в возрасте, ни в профессиональном уровне.
— Когда вы начали работать на манеже?
Э. З.: Дрессировщиком я стал в 23 года. По технике безопасности до 18 лет вообще нельзя работать с хищниками. Но мы, конечно, нарушали правила, помогали отцу на репетициях, даже заходили к животным в клетки.
— Страшно не было?
Э. З.: Поначалу, конечно, было не по себе. Но отец всегда знал, к каким животным нас можно подводить, и обучал всему постепенно. Например, жонглировать мы начали лет в девять, до этого занимались акробатикой.
— Отец вас сам всему учил?
А. З.: Папа был ведущим артистом в труппе, поэтому он не успевал тренировать нас сам и отдавал на выучку другим артистам. Например, на лошадь нас ставил один из лучших на тот момент жокеев, эквилибристике учила знаменитая Светлана Гололобова, которая до сих пор работает в Америке. Нас с детства учили почти всему. Впервые на манеже мы выступили как жонглеры на лошадях. Мне было тогда 14 лет, Аскольду — всего 13. Через три года мы сделали номер с дрессированными обезьянами. Очень долго мы работали с этими номерами. И только когда в 70 лет папа ушел на пенсию, мы начали работать с его хищниками. На самом деле отец мог проработать еще несколько лет. Во-первых, он никогда не пил, что очень важно в цирке. И потом, он был профессиональным спортсменом и всегда был в отличной форме, так что в свои 70 еще давал фору многим молодым. Но у него была серьезная травма — в 1961 году его сильно разорвала тигрица. Эта травма давала о себе знать, поэтому ему пришлось уйти из программы. И вот, чтобы не сорвать гастроли, мы с мамой отработали номер с хищниками.
— Легко вам это удалось?
Э. З.: Нет, конечно. Когда впервые входишь в группу к шести тиграм и льву, охватывает ужас. Это реально очень опасно. Выжили мы только благодаря маме — последние восемь лет она работала с отцом, и звери с ней считались. Так что мама была нашим телохранителем. Со стороны это смотрелось странно — два стокилограммовых мужика, которых защищает хрупкая женщина.
— Вы всегда ездили с родителями на гастроли?
Э. З.: Да, конечно. За один учебный год меняли по три-четыре школы. Тем не менее нам удалось хорошо окончить школу. Но наше образование на этом не завершилось — полгода назад я окончил Русский институт управления, а брат сейчас доучивается на режиссерском факультете в ГИТИСе. Сейчас я думаю пойти поучиться на продюсерский факультет.
— То есть вы задумываетесь о карьере вне манежа?
Э. З.: Нет. Но могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Вдруг меня завтра порвет тигр и я не смогу выходить на манеж? С другой стороны, я не скрываю своих амбиций. Возможно, когда-нибудь мне представится возможность руководить компанией, я бы хотел делать это профессионально.
— Большинство цирковых артистов — продолжатели династий, выпускники цирковых училищ приходят в цирк не так часто. Как вы думаете, почему?
А. З.: В той или иной степени такое есть в любой профессии. Но здесь еще дело в законах жанра: в нашем ремесле много секретов, которые передаются детям или ученикам. Зачастую дрессировщик стареет, а его животные еще вполне могут работать. Например, слоны в среднем работают до 70 лет, столько не работает ни один человек на манеже. Поэтому когда дрессировщик уходит, он передает зверей своим детям. Или, например, Эмиль Кио — он открыл свои секреты только сыновьям.
— Какие секреты передал вам отец?
Э. З.: Ну, на то они и секреты. Аскольду, например, удалось повторить отцовский трюк — оседлать льва и совершить трехметровый прыжок верхом на царе зверей.
— Правда ли, что дрессировщиков не готовят в цирковых училищах?
Э. З.: Да, дрессуре можно научиться, только работая в цирке.
— То есть все дрессировщики — наследники дрессировщиков?
Э. З.: Не совсем. Часто женщины становятся дрессировщиками, когда выходят замуж за дрессировщиков. Крайне редко встречаются дрессировщики, начинавшие с нуля. Они, как правило, приходят из профессионального спорта.
А. З.: Сегодня можно самостоятельно купить животных и начать с ним репетировать. Если вы останетесь в живых, то, возможно, со временем добьетесь успеха. Но это сложно, и все равно нужен учитель, который согласится взять тебя на стажировку и поручится за тебя перед начальством в компании. Такие стажировки могут длиться много лет. Например, Борис Бирюков стажировался у Бугримовой 15 лет. Он был готов работать уже через три года, но не делал свой номер, пока сама Бугримова не вышла на пенсию.
— В работе дрессировщика риск с годами уменьшается?
Э. З.: Даже после многих лет работы дрессировщик не застрахован от свирепости животных. Хищник всегда хищник, поэтому он может кинуться на человека, который его выращивал и дрессировал с младенчества.
— От чего это зависит?
А. З.: От настроения. Если у зверя, например, начинается брачный период, он может броситься на хозяина без видимой причины. Профессионал это замечает и в такие дни даже не заходит в клетку, дает животному несколько дней отпуска.
— А что происходит с животным после срыва?
А. З.: Зависит от хозяина. После того как отца порвала тигрица, он еще 15 лет с ней проработал. А вот, например, когда на Вадима Канбекова напали три льва, он сдал всех старых животных в зоопарк и набрал новых.
— Транквилизаторами животных в цирке не кормят?
Э. З.: Это невозможно даже теоретически. Представьте, сколько стоит доза препарата для всей группы животных на всех представлениях. Это попросту нерентабельно.
— Лев Дуров говорил, что лучшее оружие в руках дрессировщика — голод. Это правда?
Э. З.: Я, честно говоря, этого не слышал. Метод кнута и пряника был и будет всегда, только использовать его нужно в разумных пределах. У нас есть лев, которого еще ни разу не пришлось наказывать, а для тигра Мартина самое жестокое наказание, когда мы повышаем на него голос. С каждым животным можно общаться только на том языке, который оно понимает, и иногда жесткая дрессура неизбежна.
А. З.: Но можно точно сказать, что за последние сто лет цирк стал гораздо гуманнее. Например, в начале прошлого века в цирк притаскивали взрослых львов и несколько дней подряд избивали их веслами. После этого, конечно, бедный зверь впадал в ужас при одном виде человека. Сейчас в цирк берут только новорожденных животных, поэтому садистские методы просто не нужны. Как это ни банально, чтобы животное слушалось, его нужно уважать и любить.
— В приметы цирковые верите?
Э. З.: Нет, я верю в Бога, а это вещи несовместимые. Хотя из уважения перед коллегами никогда не сажусь спиной к манежу, не перехожу дорогу артистам перед выходом и т. д.
— А правда, что на последнем представлении в программе артисты друг друга подкалывают?
Э. З.: Конечно! "Зеленка" называется. Намазать жонглеру булавы маслом — это за милую душу. Однажды мы с братом вместо обычных палок вышли с хоккейными клюшками. Так львы от неожиданности стали от нас бегать, отказывались работать. Я помню, ассистенты как-то напоили дрессированного пеликана вином перед выходом. В общем, есть что вспомнить. Хотя самые смешные "зеленки" — отрепетированные.
— Насколько работа циркового артиста прибыльна?
Э. З.: Цирковое искусство в России нельзя назвать прибыльным, наши артисты зарабатывают несравнимо меньше, чем западные. Например, в канадском цирке Cirque du Soleil некоторые артисты получают по несколько сотен тысяч долларов за год. У нас таких зарплат, конечно, не бывает. В России артисты зарабатывают от $300 в месяц. Впрочем, мне жаловаться не на что, мы с братом сегодня одни из самых высокооплачиваемых артистов. Нас приглашают на гастроли за рубеж, наши животные снимаются в кино, в рекламе и на телевидении, то есть у нас много источников заработка.
— Хорошие деньги получаются?
А. З.: Съемочный день стоит минимум $1 тыс. Если используются сложные трюки, которые требуют нескольких зверей и нескольких ассистентов, то плата может достигать $20 тыс.
— Номера с хищниками самые дорогие в цирке?
А. З.: Да, хищники обходятся дороже всего. Каждый тигр съедает около 12 кг мяса в день. Кроме того, у нас 12 ассистентов. Прибавьте к этому транспортировку, которая стоит около семи рублей километр и т. д. Зато номера с хищниками приносят самую большую прибыль. Мы с братом сейчас одни из самых высокооплачиваемых артистов — минимальная зарплата составляет $2 тыс. в месяц. Но это если работать в провинции в неудачный момент и не каждый день. В удачное время в хорошем месте те же деньги можно получать за день.
— За рубежом гонорары выше?
А. З.: Намного. Например, любой японский контракт оплачивается минимум в пять раз выше, чем российский.
Э. З.: Сегодня существуют три крупные компании: компания Максима Никулина — цирк на Цветном бульваре, цирк на проспекте Вернадского — компания Леонида Косюка и компания "Росгосцирк", которой принадлежит 41 цирк по всей стране. У нас подписан контракт с "Росгосцирком", поэтому мы не можем работать в московских цирках, для этого нам нужно уволиться из нашей компании. Но тогда мы не сможем ездить на гастроли в другие города страны, потому что там цирки принадлежат "Росгосцирку".
— Но вы ведь работаете в Москве?
Э. З.: Да, по контракту. У нас только что закончилась программа, мы дали 300 представлений, нас посмотрело почти 700 тыс. зрителей. Но это очень сложно, потому что у нас не лучшие отношения с руководством. Чтобы работать по контракту, нам нужно разрешение руководства. Оно, в свою очередь, как правило, выдвигает сторонним нанимателям настолько невыгодные финансовые условия, что многие отказываются сотрудничать.
— Что это значит?
А. З.: Когда кто-то нанимает дрессировщиков из компании, он должен не только брать на себя все расходы на содержание артистов и животных, не только платить гонорар, но еще и отчислять определенную сумму самой компании — тому же "Росгосцирку". От этой суммы все и зависит. Например, когда нас пригласил цирк на Вернадского, глава "Росгосцирка" потребовал 75 тыс. только за нас двоих. В представлении задействовано больше ста артистов, а даже при аншлаге кассовый сбор на Вернадского составляет 660 тыс., то есть на таких условиях им пришлось бы работать в убыток себе.
— И чем все кончилось?
А. З.: Мы дали несколько пространных интервью на эту тему в газетах и на телевидении, подали заявление об увольнении. А поскольку мы с братом являемся хорошим денежным мешком, увольнять нас, конечно, не стали. Тем более что одни эти гастроли принесли компании $130 тыс.
Э. З.: "Росгосцирк" — государственная компания, которая даже при аншлагах не может себя прокормить. Из 40 коллективов прибыль приносят не больше десяти, поэтому ежегодно она получает около $10 млн дотаций. Последние 13 лет мы не берем бюджетные деньги, а только приносим прибыль. Так, например, сегодня в нашу программу — со всеми ассистентами, животными и реквизитом — вложено около $30 тыс. государственных денег. При этом реальная стоимость проекта составляет около $1 млн. Один тигр стоит около $5 тыс., а у нас их 11. То есть мы практически полностью окупили себя.
— Насколько мне известно, номеров с хищниками в цирках на Западе становится все меньше. Интерес к дрессированным животным в мире угасает?
Э. З.: Его гасят. Например, в Англии зеленые добились запрета на дрессировку всех животных, кроме собак. При этом интерес у британской публики огромный. Например, недавно к нам на представление приходили музыканты из группы "Франц Фердинанд". После представления они долго благодарили нас и сетовали, что их цирк очень поскучнел без животных. Я думаю, это явление временное.
КАРЕН ШАИНЯН