 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ  |
В номере было человек пять охранников. Сколько за пределами номера, я не считала — встречали меня в коридоре одни, провожали другие. На Кадырове дорогой классический костюм, на охранниках — тоже костюмы, и нигде не видно оружия. Первый вице-премьер Чечни в Москве выглядит совсем по-другому, нежели в Чечне.
— Почему вы так меня не любите? Статьи про меня нехорошие пишете. Я нормальный человек. Вот почему вы написали так про меня в Кизляре?
Я понимаю, что речь идет о статьях, напечатанных в "Коммерсанте" и прошлом номере "Власти",— о возвращении беженцев в станицу Бороздиновскую.
— Мне показалось, что и вы, и президент Чечни неправильно себя вели с беженцами,— отвечаю я.— И охрана ваша неправильно себя вела. Очень грубо.
— Охрана так и должна себя вести. Вам обидно, что охрана с вами лично так себя вела? А кто убил Масуда (лидера Северного альянса Афганистана Ахмад-шаха Масуда.— "Власть")? Журналисты. На охрану не надо обижаться. Это их работа. Но вы, получается, из-за того, что вам не понравилась охрана, про нас написали плохо.
— Не в охране дело. Я написала так, потому что посчитала ваш приезд к беженцам политической акцией, а не заботой о них. Я же имею право на собственное мнение.
— Конечно. Я уважаю это. Но не надо видеть в Кадырове злодея. Я за мир в Чечне. Я все делаю ради мира. И туда приехал поэтому. У меня дочь знаете какие стихи читает? Вот послушайте.
Кадыров достает из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и набирает свой домашний номер в Центорое. Трубку берет жена. Кадыров ей что-то говорит по-чеченски и переключает телефон на громкую связь. В трубке раздается голос маленькой девочки. "Айшат, прочитай про мир",— говорит ей отец. Пятилетняя Айшат не сразу понимает, чего от нее хотят, но после второй просьбы с готовностью начинает читать стихи.
— Мир очень нужен нашей планете,— звучит в трубке,— мир нужен взрослым, мир нужен детям, мир нужен всем!
— Я сам учил ее,— гордо говорит Кадыров.— Самое главное это. Мир нужен взрослым, мир нужен детям. Разве плохо, что мы хотим мира?
"Если Басаева простили бы, и Басаев давно бы вернулся"
— Вам поручили вернуть беженцев в Бороздиновскую, и они вернулись. Как вам это удалось?
— Это произошло благодаря усилиям всей нашей команды. И руководство России, и руководство Чеченской республики, и лидеры аварского народа помогли.
— Но решили проблему вы лично.
— Да нет, я это сделал только благодаря Всевышнему.
— Президент Алханов сказал, что поручает вам самые трудные задачи...
— Потому что я самый верный его помощник.
— А какие еще задачи он вам поручал?
— Веденский район, в котором пять лет не могли навести порядок. Мы за четыре месяца навели там порядок. Восстановили дороги, построили мечеть, заработали школы и больницы. Вот такие участки, где сложно, президент поручает мне.
— В Веденском районе ваша служба безопасности работала?
— Да, 700 человек четыре месяца там работали. Спецоперации провели, много схронов взяли. 11 человек, которых никто не мог взять, сами вышли из леса к нам. Они амнистированы.
— Люди, которые до сих пор не выходили из леса, амнистированы?
— Да, их никто не мог убедить, а я смог. Я через наши традиции, обычаи, благодаря нашему тарикатскому направлению (направление в исламе, распространенное на Северном Кавказе.— "Власть"), смог это сделать. Я привлек старейшин, старейшины убедили этих людей, что они не правы. Что они должны жить мирной жизнью и заниматься восстановлением республики, а не бегать за Басаевым. Убить надо Басаева.
— С вашей помощью много людей было амнистировано. Военные часто говорят, что боевики, которые должны были быть наказаны, сейчас в службе безопасности.
— Ну это ни для кого не секрет. Полк специального назначения имени моего отца — почти на 90% там бывшие боевики. Эти боевики были защитники народа, их просто неправильно использовали. Ты же знаешь, Дудаева породила не Чечня, а Россия. Он был советский генерал. Его отправили в Чечню определенные люди, чтобы начать войну. Масхадов был их полковник, Басаев был работник спецслужб. А теперь поменялось руководство России — хвала Всевышнему, что есть на этой должности сейчас президент Путин, который хочет закончить войну. А в 1991-м, в 1992-м году тогдашние руководители затеяли эту войну. А президенту Путину не безразлична судьба Чечни. Поэтому он поддержал такой закон, который амнистирует этих людей. Их война убивает. А мы не хотим их убивать. Мы хотим сохранить наш народ, целый, единый чеченский народ.
Их использовали неправильно. А мы используем в правильном направлении. Если они хотят защитить народ, если хотят идти по пути Аллаха, то они должны быть с нами. Мы объяснили им, что их использовали вопреки нашим обычаям. Они поняли это. А если кто-то из военных говорит, что боевиков, которые сами вышли из леса, нужно наказывать,— они неправильно говорят. Госдума приняла закон об амнистии, и у этих людей есть права, как у всех других людей. Надо забыть те ярлыки, что им навесили: боевики, террористы. Они нормальные люди, граждане Чеченской республики, которые хотят мира.
— Но амнистии подлежат только те, на ком нет крови, а многие боевики из того же Веденского района убивали людей.
— А кто их видел? Если они убивали кого-то, почему они до сих пор не были наказаны, а гуляли свободно в лесах? Часто люди, зная какую-то известную фамилию, списывают все преступления, совершенные в этом районе, на эту фамилию. Но проходит следствие, это не доказывается. Если прокуратура докажет, что кто-то виновен, он свою вину искупит. Прокуратуре мы не диктуем.
— Хоть кого-то из тех, кого вы пытались легализовать, посадили?
— Были случаи. Давали условные сроки. Есть даже человек, который сидит, на два года осужден. Я ему сказал: "Выбирай, два года отсидишь или пожизненно будешь бегать в лесах". Он сказал: "Я лучше два года буду сидеть". И в Грозном таких было пять человек. Они поняли, что виноваты, что должны искупить свою вину в тюрьме, и сдали оружие.
— Сколько всего боевиков легализовано вами?
— Очень много. Надо смотреть цифры. Каждый месяц кто-то выходит. У меня записано — каждый пофамильно, в какой день, во сколько он ко мне пришел.
— А сколько человек в вашей службе безопасности?
— (Смеется) Вы, журналисты, всегда задаете этот вопрос. Могу я не ответить? Это военная тайна. Сколько нам надо, столько там есть людей.
— Служба безопасности подчиняется вам?
— Президенту Чеченской республики. Все, кто находится в Чеченской республике, подчиняются нашему президенту. Я его помощник, я ему подчиняюсь. Все мы ему подчиняемся. Кто не хочет подчиняться, того заставим.
— Но контролируете службу безопасности именно вы, потому что для нее именно вы авторитет.
— Нет, я не контролирую. Я курирую силовой блок. Если почитаете закон, там все написано про мои полномочия.
— Но на деле все немного отличается от написанного...
— Нет. Я законник. Я соблюдаю конституцию.
— Но все знают, что эти люди выходили именно к вашему отцу и теперь к вам. Для них только Кадыровы — авторитет.
— Ну, они могут меня уважать, они ко мне прислушиваются, я им говорю: надо воевать против преступников, террористов, ваххабитов, шайтанов. И на этом условии они выходили ко мне из леса.
— Не боитесь, что в какой-то момент они захотят уйти обратно в лес?
— Нет, никогда. Я с такими не разговариваю. Я разговариваю с ними лично, с их родственниками, отцами, братьями. И я знаю, что они не подведут. Не было такого случая, ни одного. Кто вернулся оттуда, никогда не уйдет обратно. Потому что бегать в горах и лесах, не иметь ни минуты свободной, когда их преследует весь наш народ,— это им очень трудно. Все они хотят домой. Если Басаева простили бы, и Басаев давно бы вернулся.
— Басаева не простите?
— (Смеется) Если руководство России простит, то куда мы денемся? Мы служащие. Нам сказали — мы сделали.
— Одной из самых громких побед Кадыровых была легализация министра обороны Масхадова Магомеда Хамбиева. Чем он сейчас занимается?
— Он сейчас занимается спортсменами. Вольной борьбой. Мы построили рядом с его домом большой спортзал, и он тренирует ребят. Пока он не работает, но при необходимости он участвует с нами в операциях, подсказывает нам, как и что надо делать. Живет мирной жизнью Хамбиев.
"Зачем мне их содержать в котельной, если у нас есть следственные изоляторы?"
— Кто все-таки убил Масхадова?
— Вы разве не видели, по телевизору показывали.
— Официальная версия, кажется, такая — операцию провела ФСБ и ваше подразделение.
— Ну, так и есть.
— Если вы действительно там были, то объясните, почему надо было уничтожать Масхадова? Он ведь мог рассказать много интересного... Можно было его задержать.
— Да надо было. Просто там было оказано сопротивление, смертельно ранен был человек. Что поделать.
— То есть это была случайность?
— Да, конечно. Случайность. Мы хотели его забрать. Мы хотели, чтобы он перед чеченским народом выступил и сказал, что он был черт, а не человек. Что он затеял эту войну.
— Помните, был большой скандал: правозащитники утверждали, что вы задержали семь родственников Масхадова и держали этих людей в Центорое. Что все-таки произошло?
— Приехали прокуратура, журналисты НТВ. Полностью прокуратура проверяла Центорой. Ничего не нашли. Семь человек не спрячешь просто так, где бы я их спрятал? У нас было несколько сот тысяч беженцев. У нас пропало без вести 2 тыс. человек. Но до них этим правозащитникам дела не было. Но как только пропадают родственники Масхадова или Басаева, всех это сильно беспокоит. Это неправильно. Пусть заботятся обо всех, кто пострадал. У нас и сейчас продолжают совершать преступления ваххабиты. Убивают глав администраций, мирных жителей, директоров школ. И где эти правозащитники? Или они правозащитники, только когда надо защищать права родственников Масхадова? Когда Масхадов или Умаров дают отмашку? Как будто я содержу их в котельной какой-то. Зачем мне их содержать в котельной, если у нас есть следственные изоляторы? Я не забираю родственников. Я забираю только тех, кто совершает преступления. Брат за брата не отвечает.
— Нашли потом этих людей?
— Не знаю. Я прочитал где-то статью, что эти родственники Масхадова вернулись домой. Они куда-то уехали отдохнуть, а вокруг этого подняли шум. Махмудов там один есть, бывший прокурор Ичкерии. Он был в Дагестане или Азербайджане, я его вызвал, говорю: "Давай рассказывай, где ты был, а то у нас расследование идет". Он говорит: "Да я в гости ездил к родственникам". Я ему говорю: "А тебя искали в моей котельной". Вот так у нас бывает.
— А вам не неприятно, что на ваш счет постоянно какие-то подозрения возникают?
— Нет. Если бы они были идейные правозащитники, я бы их только приветствовал. Эти люди защищают чьи-то интересы. Как и журналисты некоторые. И этим журналистам неудобно становится, когда ты им в прямом эфире говоришь: ты врешь, ты не человек, а черт! Есть журналисты, которые меня в жизни в глаза не видели, а обо мне пишут по заказу. Это продажные люди, для меня они хуже Басаева.
— Может, вас просто не любят?
— А за что меня надо не любить? Я бывший милиционер, я и сейчас офицер милиции. Я выполняю приказы. У нас 15 тыс. милиционеров, я один из них. Я не нравлюсь ваххабитам, потому что, пока я жив, им нет места в Чечне. А почему правозащитникам я не нравлюсь, это еще надо разобраться. Может, потому что они поддакивают Басаеву, Удугову, Закаеву. Закаев этот, он был хороший артист, даже кино было, он там в поезде едет, с бутылкой. Такие люди сейчас герои. Яндарбиева отец, чтобы угодить КГБ и доказать, что он верный человек, сжигал Коран. Он был нашим героем. И Удугов, незаконнорожденный, про его отца никто ничего не знает, тоже у нас был героем. Басаев, у которого вообще не знаем откуда корни, тоже герой был. Не герои они, а работники спецслужб всего мира. А страдает наш народ. А мы не позволим. Нам без разницы: кто совершает преступления, те будут наказаны. Мы всегда были защитниками народа и остаемся ими.
— А Басаев сейчас в Чечне?
— Если бы я знал, где он, я бы его уже убил.
"В России больше преступлений, чем в Чечне"
— Конфликт между вами и Ханкалой существует?
— Абсолютно никакого конфликта нет. Я курирую силовой блок, они выполняют свои задачи. Какой конфликт?
— Говорят, что чеченские власти и военные федерального подчинения между собой не ладят.
— Никогда не было такого, чтобы у нас не было взаимопонимания. Особенно сейчас, с приходом Аркадия Еделева (командующего Объединенной группировкой войск в Чечне.— "Власть"), у нас есть и взаимопонимание, и взаимодействие. У нас все хорошо.
— Говорят, что военные хотят контролировать нефть, 50% которой принадлежит руководству Чечни.
— 49%, и нам она не принадлежит. Продает нефть "Роснефть", и они должны перечислить 49% от продажи нам. А мы нефть не продаем. Охраняет нефть МВД Чеченской республики, полк нефтяной, 2400 человек. У них есть договор с "Роснефтью". А военные хотят контролировать — пусть контролируют. Нам главное, чтобы не воровали нашу нефть. И чтобы потом не обвиняли наших. А то мода пошла: каждый начальник ФСБ района пишет на сотрудников милиции, что они возят бандитов, занимаются темными делами и так далее. Потом, когда Руслан Алханов пришел к руководству МВД, мы провели аттестацию, и всех, на кого были такие жалобы, стали преследовать. И что? Потом за них ходатайствовали половина ФСБ, половина ГРУ. Это наши агенты, говорят. Я говорю: вы этим оскорбляете менталитет нашего народа. Они чеченцы, а вы делаете их предателями. Этого не будет. У вас должны быть свои агенты, и они должны только вам подчиняться. И на этом мы поставили крест. Чеченская милиция будет самой образованной и порядочной в России.
— Так нефтяного конфликта нет?
— Нет. Я вообще первый раз от вас слышу.
— Есть же нелегальный вывоз нефти из Чечни. "КамАЗами" вывозят, по ночам.
— Вывозят, да, мы боремся с этим. У нас конфликты бывали. Были случаи, когда отдельные военные хотели воровать нефть, мы отбирали у них и отдавали в военную прокуратуру. И совсем недавно был случай, когда военные хотели воровать нефть, и им помешали работники нефтяного полка, и были перестрелки. Есть такие моменты. Боремся с преступниками. И везде так. Просто всем журналистам интересно, что именно в Чечне борются с преступниками. А в целом в России и в мире — везде хищения, убийства, но об этом вы не пишете. В России больше преступлений, чем в Чечне, в России даже за велосипед дети друг друга убивают. И женщины убивают своих детей. А в Чечне столько спецслужб, военных, кого только нет, и по статистике у нас меньше всего преступлений.
"Выборов, хвала Всевышнему, у нас не будет"
— Скоро в Чечне парламентские выборы. Ваш недавний конфликт с бывшим министром печати Чечни Бисланом Гантамировым как-то связан с этим? Вы боитесь пустить его во власть?
— Бислан Гантамиров — человек, который остался в прошлом. Пройденный человек. Он неправильно показал себя. Если бы он был хорошим чеченцем, он бы так себя не вел. Министерство печати, которое он возглавлял, приватизировало на себя чуть ли не все здания в Грозном. Не на себя Гантамиров это записывал, а на своих людей. Мы это проверили и стали разбираться. Он испугался, что его снова посадят, и решил заявиться. И поднял шум.
Он при отце моем дал слово, что никогда в жизни не скажет против Кадыровых слово, у меня на видеокамеру записано. И на этом условии его простили. Он нарушил слово. Мне не о чем вообще с ним говорить, и о нем говорить нечего.
— Но он представляет чеченское отделение партии "Родина", и он может пройти в парламент. Тогда у вас будет сильная оппозиция.
— Он не представляет угрозы. Он даже не приедет в Чечню. Нету у него поддержки. Он говорит, что у него собираются все, кто недоволен нами. Никто не собирается. Никто за ним не стоит. Мы должны объединиться и быть одной командой, чтобы помочь чеченцам. Гантамиров, Сайдуллаев — пройденные для Чечни люди.
— Не означает конфликт с Гантамировым, что борьба за президентский пост началась?
— Нет, у нас теперь руководителей республики назначает президент России. Выборов, хвала Всевышнему, у нас не будет.
— Вас это радует?
— Конечно, радует. Выборы разделяют людей. Посмотрите нашу историю — старики собирались и выносили вердикт, и с этим вердиктом мы жили год. Это правильно. Когда выборы — все друг друга оскорбляют, и люди видят это все.
— Вы себя видите президентом Чечни?
— Я не вижу себя президентом. У нас есть пока президент, Алу Дадашевич.
— А потом?
— Потом? Как карты лягут.
— У вас был конфликт в Хасавюрте с дагестанской милицией. На вас вроде бы даже дело заводили. Что с этим делом?
— Не было у нас конфликта. Не знаю я ни про какое дело — меня не допрашивали, не приглашали никуда. Сестру тогда задержали, остановили тех, кто ее сопровождал, проверили командировочные, что-то не поняли. Потом разобрались. Я бываю часто в Хасавюрте, встречаюсь и с милиционерами. "Салям алейкум — Ваалейкум ассалям", и никаких проблем. У меня в Дагестане много друзей.
— Мэр Хасавюрта Сайгидпаша Умаханов?
— Да, он хороший человек, отец его уважал. Он в трудное время мне помог.
— Люди, которых вы называете своими друзьями,— Гаджи Махачев, Сагид Муртазалиев, Сайгидпаша Умаханов — это все дагестанская оппозиция. Они вас, выходит, втягивают в противостояние с Магомедали Магомедовым?
— Да нет, у меня очень хорошие отношения и с председателем правительства Дагестана, и с министрами. Мне неинтересно, что они не поделили со своим руководством. У меня есть дружеские отношения с ними, они дружили с моим отцом, и я продолжаю эту дружбу. Сейчас вот позвонил мне Махачев, позвал меня играть в бильярд. Он был близкий друг моего отца. Я его очень уважаю. Он сильный человек.
"Убивать, взрывать, не спать, не есть — это могут делать только сильные"
— Вы часто об отце говорите. Когда его убили, вы пообещали, что ровно через год, в день его смерти, назовете всех, кто был виновен. И не назвали. Почему?
— Я хотел это сделать, но следствие меня попросило не делать пока этого. Я прислушался к закону. Но до этого я уничтожил руководителя той операции.
— На встрече с беженцами в Кизляре вы сказали, что в смерти вашего отца виновны преступники в погонах. Кого вы имели ввиду?
— Ну, без участия милиционеров, ФСБ или военных они не могут передвигаться. Шайтанов я имею в виду. Чтобы занести на стадион мину и положить ее, кто-то должен помочь. Сейчас оперативно-следственная группа занимается этим, и мы обязательно все узнаем. Я уже нашел того, кто отдавал приказ убить моего отца и занес мину,— мы его убили. Остались двое, и их, дай Аллах, мы уничтожим. За отца, за любого сотрудника, товарища боевого мы никогда не прощаем, не оставляем безнаказанным. Сполна спрашиваем.
— А фамилию можете назвать человека, которого вы уничтожили? Он чеченец?
— Когда следствие будет завершено, я фамилию скажу. Это чеченец, ваххабит. Шайтан. Козел.
— Вы говорили, что в Бороздиновской тоже были преступники в погонах. А кто именно?
— Военная прокуратура этим занимается. У меня нет таких полномочий, чтобы обвинить кого-то. Я не знаю. Я тогда был в Москве, дни культуры чеченского народа в Москве мы проводили. И кто там был, что там было — пусть следствие занимается.
— Президент Алханов сказал, что теперь в чеченских селах, в частности в Бороздиновской, будут созданы отряды самообороны...
— Я не слышал. Если Алханов так сказал, значит, так и будет. Он президент, он решает.
— А то, что перед Бороздиновской теперь будет стоять блокпост, слышали? Ваш отец боролся с блокпостами, а теперь выходит, что без блокпостов в Чечне жить нельзя?
— Тогда отец боролся. Но если сейчас нынешний президент Чечни этого хочет, тогда это правильно. Он президент, ему виднее. Мой отец, когда был президентом, так видел это. Алханов сейчас видит по-другому. Я всегда был помощником — Кадырова, Алханова. Я им подчинялся.
— Но говорят, что в Чечне, по сути, руководите вы.
— Это говорят Гантамиров и те, кто с ним. Им интересно, чтобы мы не были единой командой, тогда им легче будет. А люди нормальные видят, что я делаю и с каким именем я иду. Люди видят. И вы видите. Просто вы не хотите в этом признаться.
— На встрече с беженцами вы говорили, что скоро в Чечне жить будет лучше, чем в других регионах Кавказа. Вы действительно так считаете?
— И сейчас самый безопасный и спокойный регион — это Чеченская республика.
— Да вы что говорите?! У вас же ваххабиты бегают...
— Они везде бегают. А в Москве не бегают? В Москве взрывают и убивают. Где не убивают? А мы можем и знаем, как отстоять своих. У нас люди определились, что мы хотим. Пять лет прошло. Сколько мы потеряли наших людей — работников милиции, мирных жителей? И те, кто в лесу,— это тоже наши дети, просто их неправильно использовали. Они настоящие мужчины, я их уважаю. Потому что если бы он не был смелый, то он не пошел бы воевать. Воевать — самое трудное дело. Убивать, взрывать, не спать, не есть — это могут делать только сильные. Поэтому я уважаю их как воинов. Но они неправильно поступают, и мы им говорим, что если они хотят жить нормальной жизнью, если не хотят быть преступниками, то они должны идти с нами. Пророк сказал: "Кто будет воевать, тот попадет в рай. Кто будет их убивать, тот тоже попадет в рай". Вот так. Мы люди верующие, и мы служим исламу и закону Российской Федерации.