Управленческий потенциал российских топ-менеджеров всегда был в тени собственников и крупных акционеров. Дополнительной проблемой в последний год стали западные санкции. О спектре возможных сценариев развития ситуации для российского топ-менеджмента рассуждает в колонке для «Ъ» независимый экономист Александр Зотин.
Александр Зотин
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Александр Зотин
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Менеджер, акционер, государство, наемные работники, клиенты. Баланс интересов этих групп по идее должен создавать рост и развитие экономики. Но гармоничная теория часто наталкивается на суровую практику. В институциональной теории много внимания уделяется противоречию между принципалом (собственником) и агентом (менеджером-исполнителем). Но только этим проблемы управления отнюдь не исчерпываются. Например, в ходе недавней форсированной сделки по продаже швейцарского банка Credit Suisse его конкуренту, банку UBS, швейцарское государство в лице банковского регулятора Finma обошло интересы акционеров, лишив их возможности проголосовать по сделке.
У России свой комплекс противоречий. Как мы уже писали раньше, у нас по факту не сложилось класса СЕО в западном понимании. Это одна из проблем российской экономики, где по-прежнему лишь акционеры и основатели компаний воспринимаются как лица, принимающие решения.
Государство привыкло общаться только с собственниками, часто принимая во внимание интересы наемных работников, но топ-менеджеры в этой конфигурации до сих пор прослеживались слабо.
На уже сложившуюся реальность относительно слабого класса управленцев в России в последние 30 лет наложилось еще одно дополнительное измерение — санкции со стороны недружественных стран (первые крупные пакеты пошли начиная с 2014-го и резко усилились в 2022-м).
Беспрецедентное санкционное давление на Россию подстегивает ее к структурной перестройке по многим направлениям: трансформации внешнеэкономических связей, переосмыслению промышленной, монетарной и фискальной политики.
Но санкции действуют и на корпоративное управление. Происходит изменение роли собственников и управленцев по отношению к их бизнесу.
Здесь мы имеем целую матрицу возможных сценариев: первый — когда и компания, и ее собственники/топ-менеджеры не попали под санкции; второй — собственники/топы под персональными санкциями, но компания — нет; третий — когда собственники/топы не под санкциями, но в отношении компании они действуют; четвертый — и компания, и собственники/управленцы под санкциями.
Первый вариант можно пропустить, четвертый тоже довольно прост: терять в нем топ-менеджерам и собственникам уже нечего. Таков случай, например, Алексея Мордашова, главы и основного акционера «Северстали». Третий сценарий — личный выбор управленцев и акционеров. Однако каких-то массовых исходов менеджеров из подсанкционных компаний не замечено, за вычетом разве что «варягов»-иностранцев.
Примеры же из достаточно распространенного второго сценария показательны. Как правило, управленцы, попавшие под персональные санкции, уходят из компании и тем самым не создают для нее дополнительные риски. Таковы истории Владимира Рашевского, покинувшего совет директоров СУЭК и пост гендиректора «Еврохима», Дмитрия Конова, покинувшего СИБУР, Андрея Гурьева-младшего, ушедшего с поста гендиректора «Фосагро», Александра Шульгина, оставившего пост гендиректора OZON, Тиграна Худавердяна, сложившего полномочия управляющего директора «Яндекса», и ряда других.
Но есть и исключения. Так, глава «Норникеля» Владимир Потанин остается его президентом, несмотря на персональные санкции. Экономисты объясняют это решение тем, что компания является глобальным игроком на рынках никеля и в особенности платиноидов, поэтому она, вероятно, защищена от санкций самим этим фактом. Однако на деле ситуация сложнее: «Норникель» входит в холдинговую структуру «Интеррос», уже со своими управленцами — а она, в свою очередь, находится под санкциями, что, возможно, создает дополнительные риски для международной деятельности гиганта цветной металлургии.
Другой аспект действия санкций — деятельность той или иной компании. Например, находящиеся под санкциями банки «Сбер» и ВТБ (вместе с их СЕО) в смысле бизнеса неплохо адаптировались к новым условиям. Так как их деятельность ориентирована на внутренний рынок, они в каком-то смысле даже стали бенефициарами ухода из России иностранных банков.
Компании, ранее кредитовавшиеся за рубежом, теперь делают это с помощью российских банков. Но для компаний (и их менеджеров), работающих преимущественно с внешним сектором (нефтегазовых и металлургических), риски выросли.
Мало того что надо перестраивать всю внешнеторговую логистику из-за прямых санкций, кроме этого, есть еще и риски экстерриториальных вторичных санкций.
Важный кейс из зарубежной практики — задержание топ-менеджера китайского телекоммуникационного гиганта Huawei. В декабре 2018-го в аэропорте канадского Ванкувера власти по требованию США арестовали СЕО и дочь основателя Huawei Мэн Ваньчжоу и потребовали ее экстрадиции в США (самолет Мэн летел из Гонконга в Мексику транзитом через Ванкувер). Мэн обвинялась в том, что подконтрольная Huawei компания вела бизнес с Ираном, при этом в платежах был задействован банк HSBC и некоторые трансакции проходили через американский клиринг. При этом сама Huawei на момент задержания Мэн под санкциями не была, компания попала под них позже, в 2019-м.
Задержание Мэн было знаковым по трем причинам. Во-первых, Вашингтон поднял руку на представительницу высшей элиты КНР. Во-вторых, в подобных случаях вторичных санкций (то есть не напрямую против СЕО Huawei, а против Ирана) США, как правило, ранее применяли действия против компаний, но менеджеров не трогали. В-третьих, что самое важное, союзники США оказались готовы нарушать собственные законы.
США арестовали Мэн руками Канады. Но действия канадских властей выглядят незаконными с точки зрения международного права. В Канаде не было санкций против Ирана, аналогичных американским. Таким образом, нарушался базовый принцип законов об экстрадиции, применяемый практически во всех странах мира: действия лица должны быть незаконными как в стране, запрашивающей экстрадицию, так и в стране текущего пребывания (не говоря уже о том, что в первые часы ареста Мэн не имела доступа к адвокату). В итоге Мэн просидела под домашним арестом почти три года и была отпущена на родину только в конце 2021 года.
Урок для СЕО любой крупной компании из России очевиден (на самом деле есть несколько похожих менее громких случаев, требующих пристального изучения, в том числе и корпоративными юристами — см., например, Research handbook on unilateral and extraterritorial sanctions. Cheltenham, UK: Edward Elgar Publishing Limited, 2021). Запад не останавливается перед нарушением собственных законов, rule of law в данном случае не работает
По идее юридической борьбой за права российских компаний и их менеджеров мог бы заняться МИД вместе с другими ФОИВ. Возможно, требуются какие-то межправительственные соглашения в рамках БРИКС или других организаций.
Например, противостояние первичным и вторичным санкциям могло бы стать основой для расширения того же БРИКС. Однако пока в этой области сделано мало. Поэтому на данный момент приоритетом для любого российского топ-менеджера должно стать обеспечение максимальной безопасности собственной компании (даже при выстраивании бизнеса с дружественными странами), а для компаний соответственно своего персонала и менеджеров.