Планы правительства города по "отъему" у театра "Школа драматического искусства" под руководством Анатолия Васильева одного из двух его зданий обсуждаются давно. Но как-то не верилось. Лето на дворе, чиновникам нечем руководить, коллегам не о чем писать, вот и создают взаимными усилиями дутые сенсации. Но ничего подобного — на сайте московского правительства появилось постановление "О реорганизации госучреждения культуры 'Школа драматического искусства'".
Все как положено: сверху Победоносец с копьем и золотыми куполами, внизу подпись Ю. М. Лужкова и телефоны обратной связи с населением, даже пейджер мэра Москвы пропечатан, а посредине оно самое — указание реорганизовать театр господина Васильева "путем разделения" на сам же театр "Школа драматического искусства" и дирекцию проекта "Открытая сцена". Театру остается построенное четыре года назад здание на Сретенке, новоиспеченной дирекции — площади на Поварской, где всемирно известная "Школа" Васильева, собственно, родилась, развивалась и многие годы работала.
Значит, если у вас было две комнаты, теперь осталась одна, а во вторую въехал господин, к примеру, Шариков, то это значит не то, что вас уплотнили, а что ваша семья "разделилась" на нее же и Шарикова, который на самом деле к семье отношения не имеет. А то ведь при взгляде на постановление у кого-то может возникнуть впечатление, что в театре Васильева произошел раскол, как когда-то во МХАТе или на Таганке, и теперь две группы пытаются разделить площадь, на которой прежде жили вместе. Так вот, никакого раскола нет, а "Открытая сцена" отношения к "Школе" не имеет.
Некоторым, конечно, кажется, что две комнаты на семью — многовато. Тем более если речь идет о двух зданиях, одно из которых, построенное для Васильева к театральной олимпиаде, просто дворец. Попытки упрекнуть "Школу драматического искусства" в неэффективном использовании предпринимались и раньше. Якобы когда-то мэр Лужков проехал вечером по Сретенке, увидел темные окна театра и озаботился вопросом, почему очаг культуры не развлекает население. Говорили, что здание отнимут и отдадут кому-то из нуждающихся. Тогда рассосалось, хотя, между прочим, именно в то время у претензий были известные основания: Анатолию Васильеву не сразу удалось наполнить новое здание "мероприятиями".
Теоретически постановка вопроса, наверное, справедливая: ведь если государство предоставляет вам просторную новую квартиру, то старую надо ему сдать назад, чтобы ее передали тем, кому приходится еще хуже. Но подобные вещи в приличном обществе оговариваются заранее. И если сначала сделан широкий жест, то спустя несколько лет спохватываться и требовать вернуть часть подарка назад как-то недостойно. Поневоле начнешь думать, что дело вовсе не в заботах об "эффективности использования", а в амбициях, обидах, скрытых от взгляда публики. Анатолий Васильев, и это в театральном мире все знают, человек со сложным характером, не царедворец, не дипломат. Наверное, недокланялся, недобил челом.
Взгляните из любопытства на репертуар — в "Школе" все время что-то происходит. Причем не только на сретенских просторах, но и в подвалах и закутках Поварской. Спектакли Васильева "Илиада. Песнь двадцать третья" и "Из 'Путешествия Онегина'" стали театральными событиями высочайшего уровня, на которые жизнь не так уж богата. Кто же спорит, что театр Васильева — место не для всякого зрителя, со специфическим укладом жизни и странностями в общении с внешним миром. Театров таких много быть не должно, но один (единственный, кстати, из московских театров принятый в Союз театров Европы) город украшает. Эстетика и даже названия спектаклей, возможно, не нравятся властям или комитету по культуре, но тут уж, извините, надо выбирать — либо у нас цивилизованная модель взаимоотношений власти и искусства, либо феодальная. Если вторая, то вообще никаких вопросов больше нет, сейчас я поставлю точку и отпущу читателей.
Вот только скажу еще, что где бы в мире ни зашел разговор о современном русском театре, люди называют, как правило, всего три имени: Васильев, Додин и Фоменко. Иногда в другой последовательности, но набор фамилий именно этот. И только потом уже Гришковец, Вырыпаев и братья Пресняковы. Глупо сегодня произносить какие-то пафосные слова о том, что "Школа драматического искусства" — национальное достояние, что ее родной дом на Поварской был местом паломничества не самых плохих людей со всего мира, но и не произнести эти слова нельзя. Когда капиталы в опасности, приток инвестиций снижается и падает уровень жизни, это все знают. Когда так обращаются с Васильевым, культурные "инвестиции" тоже будут падать, даже если московское правительство не отдает себе в этом отчета.
Проект "Открытая сцена" восполнить удар по репутации города не сможет. Хорошо, конечно, что к Васильеву и его ученикам вселится все-таки не массажный салон и не казино. "Открытая сцена" — проект, по которому город выделяет гранты на экспериментальные постановки молодым режиссерам. Каждый из них в отдельности моральной ответственности за дело целиком не несет, и радость от возможности сыграть свой спектакль, разумеется, победит сомнение в методах, благодаря которым эта возможность появилась. Впрочем, проект "Открытая сцена" до сих пор не был замечен в заботах о прокате постановок. Часто получалось так: грант выделен, деньги так или эдак потрачены, премьера сыграна, и больше об этих спектаклях ни слуху ни духу (иногда, кстати, оно и лучше, что их никто больше не видит). Так что с "эффективностью" у этого проекта пока гораздо больше проблем, чем у "Школы драматического искусства". Может быть, просто проект из затратного решено сделать прибыльным: на Поварской полно места, чтобы сдавать его в субаренду.
Кстати, нет, что ли, в Москве театров, которые сидят тихо, занимают неплохие помещения и даже здания, выпускают по одной премьере в пять лет — или по пять в год, но таких, что уж и фельетон не напишешь? Почему же их не того? Ну, "путем разделения"? Не потому ли, что эти театры предусмотрительно сами научились делиться?