«Война дорожает с каждым месяцем»
К чему привел выпуск самых патриотических облигаций
105 лет назад, в начале 1918 года, завершилась история «Займа Свободы», подписка на который в марте 1917 года была объявлена Временным правительством патриотическим долгом каждого гражданина страны; на этот призыв откликнулся даже свергнутый император Николай II; однако враги власти воспользовались ситуацией в собственных целях.
«Самое добывание нужных государству для ведения войны средств при помощи займов, а не при помощи специальных налогов на прибыли капиталистов является новым налогом на бедноту»
Фото: Максим Блинов / РИА Новости
«Самое добывание нужных государству для ведения войны средств при помощи займов, а не при помощи специальных налогов на прибыли капиталистов является новым налогом на бедноту»
Фото: Максим Блинов / РИА Новости
«Одолжим деньги Государству»
«Всем известно и всем видно, каких огромных расходов требует ведение войны… С начала войны и по 1 апреля т. г. на нужды войны Государственным казначейством было всего ассигновано 32 604 102 414 руб. Военные расходы росли с каждым месяцем. В 1914 г. суточный расход на войну немного превышал 9 млн руб., в 1915 г. суточный расход поднялся уже до 24 млн руб., и в 1916 г. он возрос почти до 40 млн руб. Удорожание войны сделалось особенно заметным со второй половины прошлого года. В первой четверти 1916 г. суточный расход составлял еще около 32 млн руб., но в последней он уже поднялся до 52 млн руб., грозя дальнейшим повышением в будущем»,— говорилось в проекте обращения Временного правительства к гражданам России.
О том же на заседаниях Временного правительства не раз рассказывал его членам министр финансов М. И. Терещенко. Он объяснял, что возможности для печатания новых купюр практически исчерпаны и что, несмотря на превышение доходов казны в 1916 году над расходами и усиленно развивающуюся вопреки «всей ненормальности переживаемых условий» хозяйственную жизнь страны, финансовое положение «нельзя считать достаточно устойчивым». И 26 марта 1917 года, как указывалось в журнале заседания Временного правительства, предложил проработанный Министерством финансов и банками выход из сложившейся ситуации:
«На первое место надлежит поставить реализацию нового внутреннего займа, который и предполагается заключить на сумму в 3 миллиарда рублей из 5 процентов годовых».
Как сообщал коллегам министр финансов, «заем этот должен быть долгосрочным» — на 49 лет. А кроме льготной цены на облигации займа — 85 руб. за сторублевую облигацию — покупателям предоставлялись и дополнительные льготы, включая освобождение от налогового сбора с выплачиваемых процентов. Погашение облигаций займа должно было начаться в декабре 1922 года и проходить ежегодно.
Никто особенно не скрывал, что акция имеет не только экономический, но и политический смысл. Ведь массовая подписка на облигации стала бы ярким символом поддержки населением нового правительства страны, которое чувствовало себя не слишком уверенно из-за необходимости делиться властью с советами рабочих и солдатских депутатов.
Займу дали имя, аналогичное готовившемуся в то же самое время в Соединенных Штатах: «Заем свободы». И Временное правительство одобрило текст воззвания к населению, который печатали и на облигациях:
«К Вам, граждане великой свободной России, к тем из Вас, кому дорого будущее нашей родины, обращаем мы наш горячий призыв.
Сильный враг глубоко вторгся в наши пределы, грозит сломить нас и вернуть страну к старому, ныне мертвому строю.
Только напряжение всех наших сил может дать нам желанную победу. Нужна затрата многих миллиардов, чтобы спасти страну и завершить строение свободной России на началах равенства и правды.
Не жертвы требует от нас Родина, а исполнения долга.
Одолжим деньги Государству, поместив их в новый заем, и спасем этим от гибели нашу свободу и достояние».
О единстве и единении много говорилось и тогда, и потом. Вот только поддержка займа оказалась отнюдь не единодушной.
«Расходы на капиталистическую войну должны нести капиталисты, которые нажили и продолжают наживать на этой войне миллиарды рублей»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Расходы на капиталистическую войну должны нести капиталисты, которые нажили и продолжают наживать на этой войне миллиарды рублей»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Принято большинством»
Первой откликнулась на призыв Временного правительства церковь. Уже 29 марта 1917 года Святейший правительствующий синод Российской православной церкви заслушал письмо министра финансов, просившего о помощи в распространении займа, и постановил поручить духовенству «принять самое деятельное участие в разъяснении значения займа, как дела великой государственной и отечественной важности».
Всем архиерейским домам, монастырям, церквам и церковным учреждениям предлагалось «все могущие быть свободные деньги обращать на приобретение облигаций выпускаемого ныне займа». А кроме того, указывалось:
«Благословить духовенство свой пастырский призыв предварить в церквах прочтением прилагаемых к настоящему № "Церковных Ведомостей", составленных на сей предмет поучений».
В одном из опубликованных поучений описывалось тяжелое положение, в котором оказалась страна, и говорилось:
«Наши братья свою кровь проливают, жизнь отдают, т. е. самое дорогое, что только может быть, а мы, оставшиеся дома, не можем, не смеем не отдать свои сбережения для защиты правого дела, тем более, что эти деньги будут нам возвращены полностью и с большими к тому же процентами.
Эти деньги отдаем в верные руки.
Новое Временное Правительство, которое стоит теперь у власти, избрал сам народ, тот самый народ, который завоевал себе свободу и свергнул поработителей этой свободы».
Временное правительство, правда, никто не избирал. И те, на кого оно вынуждено было в тот момент опираться, Советы, не торопились единодушно поддержать инициативу министра финансов. Один из лидеров меньшевиков и член исполнительного комитета Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов И. Г. Церетели настаивал на поддержке предложения о займе:
«Мы рассматриваем защиту страны как дело всей демократии. Поражение нашего фронта — поражение революции… Практически — или заем будет поддержан всей демократией, или будут изысканы другие средства, более невыгодные народу».
Другие члены исполкома Петросовета предлагали половинчатые решения — поддержать проведение займа, но поставить условием реформу всей финансовой системы. А принципиальные противники продолжения войны — большевики выступали против «Займа свободы», но в итоге они проиграли:
«В Исполнительном комитете Петроградского Совета р. и с. д.,— сообщали газеты,— постановлено поддерживать выпущенный заем свободы. Постановление принято большинством 21 голоса против 14».
Большевики протестовали, требовали рассмотрения вопроса в партийных фракциях и нового дополнительного обсуждения в исполкоме Петросовета. А 11 апреля 1917 года на заседании своей фракции они подготовили проект постановления Петросовета, который стал программным документом большевиков в вопросе о займе:
«Пока политическая и экономическая власть не перешла в руки пролетариата и беднейшего слоя крестьянства, пока цель войны определяется интересами капитала, до тех пор рабочие отказываются дать свое согласие на новые займы, направленные не в пользу, а против революционной свободы России.
Признавая вместе с тем, что снабжение армии всем необходимым требует средств, и не желая ни на час оставить своих братьев без хлеба, Совет р. и с. д. считает, что расходы на капиталистическую войну должны нести капиталисты, которые нажили и продолжают наживать на этой войне миллиарды рублей, и находит, что необходимые деньги должны быть взяты исключительно из карманов буржуазии и помещиков».
Но на общем собрании Петросовета большевиков поддержали только анархисты. Лидер Петроградской федерации анархистов-коммунистов И. С. Блейхман заявил:
«Буржуазия нажила нашей кровью деньги. Мы должны сказать — ни одной копейки на войну. Вся дорога в ад усеяна обещаниями… Никакого доверия никакому правительству!»
Окончательное решение из-за острых разногласий отложили, но при следующем рассмотрении вопроса о займе большевики и анархисты оказались в меньшинстве. Не удалось им победить и в Московском совете.
Стало очевидным, что бороться нужно не за голоса членов многочисленных советов, а за умы граждан страны.
«Родина в опасности, наша мать умирает. И неужели найдется такой ее сын, который откажет ей в средствах для исцеления!»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Родина в опасности, наша мать умирает. И неужели найдется такой ее сын, который откажет ей в средствах для исцеления!»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Мы — резолюционеры»
Большевики взялись за дело незамедлительно. 14 апреля 1917 года Московский комитет РСДРП(б) принял резолюцию против «Займа свободы» и на ее основе подготовил и широко распространил на заводах и фабриках листовки, в которых говорилось:
«Самое добывание нужных государству для ведения войны средств при помощи займов, а не при помощи специальных налогов на прибыли капиталистов является новым налогом на бедноту.
Путем займов буржуазия превращает в капитал, приносящий проценты, деньги, которые могли бы быть конфискованы у нее без возврата в виде налогов.
Кроме того, заем есть выкуп ранее выпущенных бумажных денег. Извлекая их из оборота, заем очищает место для нового выпуска кредиток. Выпуск же бумажных денег увеличивает дороговизну и избавляет буржуазию от налогов».
А уже в следующие дни на собраниях рабочих начали обсуждать вопрос и принимать решения или дословно повторяющие тезисы большевиков, или дополняющие их. К примеру, в постановлении общего собрания рабочих московского завода Розенталь предлагалось:
«Мы требуем, чтобы на покрытие высоких расходов правительство ввело налог на военные прибыли капиталистов.
До этих требований мы отказываемся поддерживать военный заем».
А в постановлении собрания трудящихся московского телефонного завода говорилось:
«Деньги у правительства есть, и их можно найти и в монастырях и убывшего царя, и в других тому подобных местах. Не потребность в деньгах, а раскол в массах нужен нашим классовым противникам».
Эта догадка была не так уж далека от истины. Вопрос о займе расколол не только партии, называвшие себя социалистическими. Противоречия возникли и у самих большевиков. Некоторые партийные активисты в провинции, избранные в советы, под влиянием проправительственной агитации начали поддерживать заем и помогать его продвижению. Но в этом не было ничего странного, ведь Временное правительство и поддерживающие его силы делали все для успеха «Займа свободы».
В апреле 1917 года был подготовлен проект обращения Временного правительства к стране, где очень подробно и полно описывались причины, вызвавшие необходимость в займе. Помимо уже приведенного описания цены войны там рассказывалось и о чрезмерной денежной эмиссии в России:
«Весьма важным последствием войны является чрезвычайное увеличение количества кредитных билетов, находящихся в обращении. Когда начиналась война, кредитных билетов было в обращении на 1 633 млн руб. К 1 января 1915 г. их было на 2 946 млн, к 1 января 1916 г.— 5 616 млн… К моменту падения старого строя кредитных билетов в обращении было уже на 9 949 млн руб. С 1 же марта т. г. и по 8 апреля новых кредитных билетов выпущено в обращение на 1 204 млн руб., так что к 8 апреля всех билетов в обращении насчитывается на 11 153 млн руб.
Нельзя не обратить внимания на весьма быстрое увеличение новых бумажных рублей при новом строе: в среднем выводе на каждый день нового строя приходится около 30 млн вновь выпускаемых кредитных билетов».
Но все же эти откровения выглядели пугающе. И потому для составления объяснений необходимости в займе пригласили видных специалистов. Так, в брошюре, написанной известным в то время экономистом — приват-доцентом Петроградского политехнического института М. И. Боголеповым говорилось:
«Война дорожает с каждым месяцем, и чем ближе к ее концу, тем напряженнее должны быть финансовые усилия».
Он подтверждал, что у страны колоссальный внешний и внутренний долг, но призывал соотечественников не бояться трудностей:
«Пятидесяти миллиардов, действительно, было много для России старого режима, когда народ держали в состоянии принудительного невежества, когда народная воля была скована цепями бесправия и когда всевозможными мерами усыпляли народную энергию...
Ныне народ открыл себе великие просторы, развязал свои руки и впервые за все время русской истории он может устроить свою политическую и хозяйственную судьбу как можно лучше».
А чтобы не потерять эту возможность, следовало подписываться на «Заем свободы».
Для тех, у кого чувства играли большую роль, чем разум, устраивали разнообразные театрализованные и зрелищные продажи облигаций. Причем не без успеха. И глава петроградского Психоневрологического института генерал-лейтенант медицинской службы академик В. М. Бехтерев с интересом наблюдал и описывал этот феномен:
«Во всех собраниях с целью побудить массу лиц к действию, сначала произносятся зажигательные или возбуждающие речи, которые наэлектризовывают собрание, поднимая настроение и тем самым содействуют принятию определенного решения, приводящего к соответственному действию».
В качестве примера академик описывал митинг-концерт в Павловске, где подписываться на «Заем свободы» патетической речью убеждал матрос-эсер Ф. И. Баткин:
«Стыдно,— энергически восклицает оратор,— стыдно великой стране, которая не может сплотиться даже в ответственнейший, поворотный момент ее истории. Стыдно всем, которые виноваты в современной разрухе. Стыдно всем тем, которые не задумываются над судьбой родины…
Мы — резолюционеры,— говорит оратор,— а не революционеры. Ужели действительно мы не умеем творить, не умеем выполнить и часть того, что нам надо — смертельно надо — выполнить?..
Это — обязанность дать взаймы государству деньги на спасение родины…
Родина в опасности, наша мать умирает. И неужели найдется такой ее сын, который откажет ей в средствах для исцеления!»
Выступление матроса-оратора, как писал В. М. Бехтерев, имело огромный успех:
«После речи Баткина, покрытой долго не смолкавшими аплодисментами, был открыт сбор по подписке на заем, продолжавшийся в течение целого вечера и давший результаты, превзошедшие ожидания устроителей».
Но явной пропагандой дело не ограничивалось, и время от времени правительство прибегало к «черному пиару».
«"Заем свободы" есть заем войны, а всякий, кто не хочет войны, должен противодействовать подписке на заем» (на фото — антивоенная демонстрация в Петрограде, 1917 год)
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«"Заем свободы" есть заем войны, а всякий, кто не хочет войны, должен противодействовать подписке на заем» (на фото — антивоенная демонстрация в Петрограде, 1917 год)
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Вселила тревогу в имущие классы»
Масштабы пропагандистской кампании в пользу «Займа свободы» потрясали современников. Столы для подписки на облигации стояли в фойе театров и в других общественных местах. В городах устраивались дни и трехдневники подписки. По улицам разъезжали автомобили с агитаторами, все возможные места оклеили плакатами и листовками.
Но настоящий бум начался после того, как к делу подключились, по большей части небескорыстно, известные актеры, певцы и иные деятели искусств, сведущие в освоении бюджетов торжественных мероприятий. Концерты с участием знаменитостей, исполнявших рвущие сердца песни и стихи, проходили в столицах, губернских городах и в курортных местах. На этом фоне сбор от подписки на облигации решили значительно увеличить. Сначала до 4 млрд руб., а потом и до 5 млрд.
Вот только вся эта агитационная деятельность вызывала совсем не ту реакцию, на которую рассчитывали власти. К примеру, 25 мая 1917 года генерал от инфантерии в отставке Ф. Я. Ростковский записал в дневнике:
«Сегодня по городу разъезжают убранные автомобили, пропагандирующие покупку Займа свободы. Автомобили нагружены людьми, военными и артистами, произносящими речи, шутки, стихи все на ту же тему о покупке Займа свободы. Публика относится к этому очень спокойно, хотя автомобили окружаются массою любопытных.
По-видимому, Заем свободы неудовлетворительно раскупается».
А с завершением театрально-концертного сезона агитационная кампания очень заметно уменьшилась по естественной причине — деятели искусств разъехались на отдых.
Правда, их выступлениями организаторы займа не ограничивались. Для ускорения его размещения распускались разнообразные, но преследующие главную цель слухи. Тот же Ф. Я. Ростковский писал:
«Ходят слухи, что будто бы все суммы, находящиеся на текущем счету в банках, будут обязательно заменены Займом свободы. Едва ли это так по чисто техническим трудностям это исполнить (так в тексте.— "История"), но ныне все возможно, даже невозможное возможно».
Позднее, по свидетельству генерала, разговоры о принудительной подписке усиливались и повторялись:
«В особом совещании министерства финансов обсуждается вопрос о возможности в ближайшем будущем заключения принудительного займа на 10 миллиардов рублей».
Большевики вели контрагитацию просто и безыскусно. Но на их стороне были постоянно ухудшающиеся условия жизни простых людей и новости о неуспехах армии на фронтах. Провал наступления в июне 1917 года усиливал антивоенные настроения и доказывал правоту большевиков, выступавших против «Займа свободы».
22 июня 1917 года министр труда Временного правительства М. И. Скобелев, выступая на Первом Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов в Петрограде, сетовал:
«Наши товарищи, не разделяющие политической тактики большинства демократии, очень большую долю своей революционной энергии направляют в сторону не только дискредитирования самой идеи займа, мотивируя это тем, что "Заем свободы" есть заем войны, а всякий, кто не хочет войны, должен противодействовать подписке на заем. В целом ряде провинциальных мест на этой почве создалась обстановка, которая не только сама собою сократила итог подписки на заем от демократических слоев, но вселила тревогу в имущие классы, а имущие классы, как вам известно, да и не только имущие классы, поддерживают только тот порядок, который обеспечивает веру в завтрашний день».
В той же речи М. И. Скобелев объяснил, насколько была важна для «Займа свободы» поддержка имущих классов:
«Оказывается, что имущие классы на заем революции подписываются гораздо прилежнее, чем на займы царского правительства, а демократические слои населения "Займу свободы" уделяют значительно меньше внимания из своих сбережений, чем двум займам царского правительства».
И это отнюдь не было просто красивой фразой. Так, мемуаристы вспоминали, что семья одного из лидеров Конституционно-демократической партии — В. Д. Набокова подписалась на полмиллиона рублей. А известный богач К. И. Ярошинский — на 10 млн. Свою лепту решил внести и свергнутый император Николай II. 28 июня 1917 года газета «Русское слово» сообщала:
«Николай Романов через гр. Бенкендорфа от своего имени и от имени своей семьи обратился с заявлением к временному правительству о желании подписаться на Заем свободы.
Николай Романов при этом указывает, что размер суммы подписки будет зависеть от того, будут ли он и его семья получать содержание из казны или нет.
Бывший царь приводит справку о своих денежных средствах. По его сообщению, оказывается, что личного капитала у него 908 тысяч рублей, у бывшей императрицы свыше миллиона рублей. Бывший наследник владеет капиталом в полтора милл., Ольга Николаевна — свыше 3-х милл., Татьяна Николаевна и Мария Николаевна — по 2 миллиона».
Но вскоре подписка на «Заем свободы», по сути, сошла на нет. Если на 17 июля 1917 года собрали 3 млрд 13 млн руб., то на 31 декабря — 3 млрд 98 млн. Разница в 85 млн руб. для огромной страны была каплей в море. Мало того, самые прозорливые граждане, почуяв осенью приближение новой революционной бури, начали сбывать облигации «Займа свободы» всеми доступными способами. И оказались правы. Ведь взявшие власть большевики 21 января 1918 года аннулировали государственные займы. Облигации мелких номиналов, правда, еще некоторое время использовались в качестве купюр, но это было слабым утешением для тех, кто в погоне за огромным процентом прибыли вложил все свои сбережения в «Заем свободы».
Борьба против него, естественно, не стала основополагающим фактором в борьбе большевиков за господство над страной. Но она помогла ухудшить финансовое положение и подточить доверие к власти, тем самым приблизив ее уничтожение.