Повторение — мать черчения

4 апреля президент России Владимир Путин оказался в Туле и приехал на завод, где, как рассказывает специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, его ждали гигантские машины для того, чтобы помочь справиться с любыми невзгодами. Ну и, конечно, участники президиума Госсовета.

Полное впечатление, что в цехе готовой продукции завода «Тулажелдормаш» в разгаре юбилей. И закономерно, что сюда едет президент и все такое. Присматриваешься к огромному плакату на стене размером метров десять на двенадцать — и видишь: «С юбилеем, родной завод! 1869–2019». Ага, то есть юбилей празднуют тут последние четыре года. Или эти четыре года завод не работает. Или это одно и то же.

Но все-таки работает. И делает, как объясняют, очень приличную технику, машины для РЖД. И ты видишь эти машины. А прежде всего — «Машину для работы со скреплениями МС-700Т». Так вот где все это на самом деле происходит.

Путеремонтная летучка и полукозловой кран — напротив. И сам этот завод, конечно, великая скрепа.

— А вы почему тут? — спрашиваю я рабочих в пустом цеху.

Вопрос не праздный: случайных людей тут нет.

— Чтоб были,— просто отвечает мне один из них, и этот ответ засчитывается.

— А что, сегодняшний день — событие в вашей жизни? — интересуюсь я.

Разве не должна быть эта жизнь на окраине Тулы в целом тусклой?

— Ну как вам сказать,— пожимает плечами один из них, сварщик Юрий.— Ленин-то на заводе уже был.

— А, да? — начинаю я осознавать масштаб людей, стоящих рядом со мной в цехе готовой продукции.

— Конечно,— кивает он.— С Троцким заезжал.

— И как это было? — спрашиваю я их с таким видом, как будто они сами там были и помнят, конечно, до мелочей.

— Ну как,— говорит Юрий, как будто сам там был (а может, и был).— Приехали, Троцкий выступил, Ленин внизу стоял.

— Даже так? — удивляюсь я.— И Ленин ни слова не сказал людям?

— Да не было необходимости. Троцкий долго говорил, и все, что надо, объяснил.

— И Ленин, значит, такой, слушал Троцкого молча и что-то думал себе? — постигал я.

— Да, так оно и было,— кивает Юрий.— Да вы в музей наш сходите, все увидите. Там отображено.

Правда, есть мнение, что ни Ленин, ни Троцкий этот завод не посещали. Хотя, Троцкий точно был.

— А Путин…— говорю я и хочу добавить, что без Троцкого своего вроде едет, но что-то не решаюсь продолжить, тем более что Юрий перебивает меня.

— Ну что Путин? — задумчиво переспрашивает Юрий.— Еще одна фотография в музее…

И мне уж даже не по себе от эпичности этих раздумий.

— А завод-то у вас и в самом деле передовой? — спрашиваю я по-простому, снижаясь с облаков на землю.

— Ну а почему бы и нет? — переспрашивает Юрий.— Многие детали под ультразвуком варим. Вам это о чем-нибудь говорит? А, ну ясно… Чтобы вы понимали: не всем дают варить под ультразвуком. Мне дают. А так — вот в Сирию больше десяти кранов отправили. А также в Индию. Это из последнего.

Тут в цех входят несколько руководителей завода. Они с интересом оглядывают людей вокруг, не приближаясь к ним. Я знаю: так ведут себя те, кто вышел из карантина.

Журналисты о чем-то спрашивают одного из них и просят подойти поближе.

— Не-е-ет! — медленно и твердо, даже торжествующе водит он пальцем перед своей грудью.— Зря я, что ли, неделю торчал в номере один!

Я понимаю, какая это для него была мука.

Не для всех, кстати, так. Некоторые за это время едва успевают на накопившиеся эсэмэски ответить.

Да, его не проведешь. Это же Александр Силкин, гендиректор группы ПТК, которая производит путевую технику для железных дорог.

Осмотр завода и встреча с рабочими назначены на десять утра, и это не просто рано, а волнующе рано. Еще больше смущает то, что в десять утра российский президент и правда на заводе. До цеха готовой продукции он добирается, впрочем почти через час.

Александр Силкин ему что-то усиленно рассказывает. Про то, что машины-то, конечно, из наших теперь деталей делают, и как (и в самом деле, интересно, как?). И что, конечно, они лучше прежних. Да и как иначе?

Через несколько минут российский президент сидит с рабочими. И Александр Зудов из Киреевска, оператор лазерной резки, задает, как он сам говорит, личный вопрос президенту: будет ли и дальше действовать программа переселения из ветхого жилья?

Я-то, честно говоря, думал, что если это будет и правда личный вопрос, то другой.

Я этот вопрос потом сам Александру Зудову задал, и он рассказал:

— Ну я помню, что взрыв был. Очень страшно было. Но что мы могли сделать? Только надеяться на лучшее! Но главное, что сейчас все налаживается!

Несколько дней назад рядом с ним в Киреевске взорвался беспилотник, в общем, украинского по всем признакам производства.

И теперь он говорил мне, помявшись:

— Будем рассчитывать, что вышестоящее начальство защитит нас.

А на кого ему и в самом деле рассчитывать? На кого привык за всю свою киреевскую жизнь.

— А сейчас,— спрашивает его корреспондент федерального телеканала,— вы чувствуете себя в безопасности?

— Лично я? — оживляется он.— Конечно!

И вот я ему верю.

Тем более что здесь и сейчас, в этом цехе, он и правда имеет право себя так чувствовать. Тут сейчас чрезвычайно безопасное место. И в ближайшие два часа Владимир Путин никуда не собирается.

И Александр Зудов спрашивает о ветхом жилье, которое вот-вот разрушится и без помощи вражеского дрона.

— Нами принято решение, правительством принято решение о том, чтобы продолжить программу расселения в отношении жилья, которое признано аварийным с 1 января 2017-го по 1 января 2024-го — на следующие пять лет,— успокаивает его российский президент.— По-моему, у вас эта программа — то есть не по-моему, а точно — работает! В этом году… сделаете досрочно, да? (Он обращается к губернатору Тульской области Алексею Дюмину.— А. К.) Алексей Геннадьевич подсказывает: досрочно будет сделано!

Рабочий завода Юрий Никифоров интересуется, найдутся ли запчасти для импортных станков, которых много на заводе. А если нет, то когда появятся уже наконец отечественные станки? То есть он ставит вопрос-то ребром.

Владимир Путин долго рассказывает ему про то, как в условиях санкционного давления развивалось российское сельское хозяйство.

— В ответ на введенные в отношении России санкции мы приняли ответные шаги и ограничили доступ на наш рынок сельхозпродукции тех стран, которые ввели санкции против нас. Это был не просто сложный, а рискованный шаг…— вспоминает он.— Произошло совсем обратное ожиданиям тех недоброжелателей, которые нам не желали добра! Наше сельское хозяйство на освободившийся рынок вышло со своей продукцией — в большом объеме и по качеству выше, я хочу это подчеркнуть, реально по качеству выше, чем любая западная продукция!

Он и сам, кажется, испытывает воодушевление, которым намерен заразить Юрия Никифорова:

— Экспорт вырос в разы, а импорт как раз, наоборот, сократился, причем я сейчас даже не буду перечислять номенклатуру. Мы окорочков закупали, по-моему, чуть ли не 1,4 млн тонн — что-то в этом роде, а сейчас мы экспортируем и боремся за рынки сбыта, в том числе, скажем, по свинине!

И у западной свинины наблюдается отчетливый падеж под натиском отечественной.

То же будет и со станками (так Владимир Путин себе это представляет):

— Мы, конечно же, должны двигаться в направлении полной суверенизации… Но там, где мы видим, что возможно наладить устойчивые, хорошие, стабильные, надежные отношения с партнерами, которые действительно хотят с нами работать, там мы будем кооперироваться с этими партнерами, безусловно. Мы не будем замыкаться исключительно на своей территории.

Вот чтобы сказать это, он сюда и ехал.

Осталось понять, да как же это получится.

Наладчик Александр Казаков волновался:

— Меня интересует вопрос: товары и услуги резко подорожали, возросли цены на ЖКХ, подорожала даже отечественная продукция…

И он умолк, забыв, что там дальше было.

— Ничего,— утешал его российский президент,— мы никуда не спешим.

Это замечание тревожило. Хотелось бы все же выехать отсюда до темноты.

— Ведутся ли работы…— мучился Александр Казаков.— По доходности людей?

Если коротко: ведутся.

— Чего у нас происходит сейчас? — разъяснил президент.— За предыдущие месяцы, за окончание года, у нас чуть-чуть — может быть, для кого-то незаметно — в целом по стране все-таки начали расти эти реальные заработные платы — где-то на 0,3%, 0,4%, 0,6%…

— Ого! — уважительно присвистнул кто-то из рабочих.

— Реальная заработная плата! — кивнул президент.— Это за минусом инфляции! Это первое. Реальные располагаемые доходы населения — а я два слова сказал, чем они отличаются,— подросли чуть больше — где-то на 0,9%. Но в этом году мы ожидаем все-таки изменений в лучшую сторону — сейчас скажу каких. Мы думаем, что реальная заработная плата в целом по стране должна вырасти где-то на 3–5%, а реальные располагаемые доходы населения — где-то на 2–3%!

Тут уже не присвистнуть — свистеть можно было. Но лучше не надо — денег не будет.

Начали спрашивать, будет ли в Туле новый мост. То есть близилось к завершению.

Через полчаса в заводоуправлении уже начиналось заседание президиума Госсовета, посвященное именно этой теме — развитию промышленности в условиях санкционного давления.

— Санкции, конечно, надолго,— говорил Владимир Путин,— поэтому наряду с первоочередными мерами замещения импортных технологий и продуктов здесь нужны средне- и долгосрочные преобразования, направленные на стратегические цели именно суверенного развития страны.

Он снова вспомнил про сельское хозяйство, и было понятно теперь, что это его любимая мысль: сделать с промышленностью то же, что с сельским хозяйством.

Затем выступил Алексей Дюмин, губернатор Тульской области и глава комиссии Госсовета по промышленности (видимо, поэтому к нему в гости все тут и приехали).

— Возникает вопрос: зачем промышленникам производить оборудование, если выгодно купить и привезти уже готовую продукцию? — законно спрашивал он.— Да, возможности для импорта есть, они еще остались, но с учетом обстановки уже завтра мы можем этого лишиться.

Офсетные контракты, снижение налоговой нагрузки на приоритетные отрасли, увеличение средств на докапитализацию региональных фондов развития промышленности на 100 млрд руб., госгарантии субъектов федерации без включения их в госдолг (с этим не согласился потом министр финансов Антон Силуанов.— А. К.)… Расширение финансирования по приоритетным НИОКРам… Проект развития станкоинструментальной промышленности... Оптимизировать требования банков для получения кредитов на развитие промышленных проектов (аппетиты банков, как известно, велики.— А. К.)…

— Минэкономразвития и Банк России внедряют проект таксономии инвестиционных проектов, про который вы тоже говорили,— обратил внимание Алексей Дюмин.

И вскоре от некоторых участников совещания я уже слышал, что вот и произнесено слово дня — «таксономия».

Дело в том, что никто не знал, что это такое. Кроме Алексея Дюмина, разумеется.

Выяснилось, что все очень просто. «Таксономия — учение о принципах и практике классификации и систематизации сложноорганизованных иерархически соотносящихся сущностей», объяснил мне словарь.

И это Алексей Дюмин еще не начал говорить о дефиците инженерных кадров.

— Одно из предложений: дать право вузам, которые готовят студентов по техническим специальностям, принимать ребят не только по ЕГЭ, но и по вступительным экзаменам по их профильным дисциплинам,— предложил Алексей Дюмин.— Можно если не так, то как-то по-другому.

Последняя фраза была просто исчерпывающей. Вот так Алексей Дюмин ведь и добивается всегда своего.

И теперь добился:

— Можно, Алексей Геннадьевич,— отметил господин Путин, глядя ему в глаза.

И президент уже не в первый раз рассказал про девушку, которая изучала в вузе гуманитарные науки и иностранные языки, а потом защитила кандидатскую диссертацию по высшей математике.

— Это звездочка! — констатировал Алексей Дюмин, имея, очевидно, в виду, что не все ведь такие.

— Эти звездочки создаются преподавателями и теми людьми, которые работают над профессиональной ориентацией человека,— настаивал российский президент.

— Владимир Владимирович, те задачи, которые вы поставили, требуют не звездочек, а звездопада! — примирительно добавил Алексей Дюмин.

Кроме того, губернатор Тульской области предложил распространить IT-льготы на всю промышленность, особенно ракетную.

И кто бы спорил. Правда, по понятным причинам никакого толка от такой промышленности больше и не будет. Одни льготы.

— Владимир Владимирович, и, конечно, после всего озвученного… Может быть, даже какая-то ирония… Но это не ирония! — воскликнул губернатор.— Общаясь и находясь на своем посту в развитом индустриальном регионе: химия, металлургия, оборонка, инженеры, конструкторы, технологи, даже педагоги технических вузов, опорные вузы… Все просят вернуть в школу черчение! Это начало азов по инженерным знаниям!

Похоже, это был крик души.

— Понятно, что сейчас много программного обеспечения, которое в 3D чертит, вертит, создает и все такое прочее, но это не мое мнение! Это говорят конструктора, молодые инженеры, технологи всех направлений всех отраслей: верните, пожалуйста, черчение в школьное образование!

Да, скучно не было.

Тут надо сказать, что мэр Москвы Сергей Собянин, выступая долго, поддержал господина Дюмина по всем пунктам (про черчение только не сказал).

— Еще раз хотел бы поблагодарить за тематику заседания,— добавил губернатор Московской области Андрей Воробьев.— У нас стабильная ситуация в промышленности. Те фобии, которые были в прошлом году, благодаря нашему бизнесу, промышленникам, нам удалось реализовать (он все-таки имел в виду, видимо, не фобии, а какие-то хорошие проекты.— А. К.). И сегодня большинство иностранных компаний, а их около 200, тоже, слава богу, работают стабильно. Пара-тройка ушли, но отряд не заметил потери бойца. Будем вместе с правительством Российской Федерации искать им достойную замену.

Между прочим, настроение-то поднялось. Вот что значит продумать краткое выступление от «а» до «я».

— Тех, кто ушли, бойцами называть нельзя — они не боролись за свои интересы,— Владимир Путин все же придрался к одному пункту.

— Есть! Извините…— склонил голову губернатор.

Со всем, что было сказано выше, согласился вице-премьер и министр промышленности и торговли Денис Мантуров.

Владимира Путина заинтересовало, судя по всему, одно его соображение:

— Денис Валентинович сказал в том числе и об экспорте после 2024 года. Вероника Олеговна (Вероника Никишина, гендиректор Российского экспортного центра.— А. К.), добавите что-нибудь к этому?

То, что будет после 2024 года, задевает Владимира Путина.

Затем он дал слово министру финансов:

— Антон Германович, естественно, вопросы многие к вам. Губернатор Тульской области сказал: «В том числе возможности предоставления региональных гарантий без включения их в госдолг». Да?.. Но гарантии — это же тоже деньги: они либо есть, либо нет, и если под этим ничего не стоит, то они ничего не стоят.

— Если уж дал гарантию — она должна учитываться в долге, и у нас есть предельные ограничения по таким гарантиям, с тем чтобы не создать возможность, когда столько будет предъявлено по гарантиям, сколько нет просто денег у региона,— восстал господин Силуанов.— Я думаю, что это предложение вряд ли целесообразно реализовывать.

Да и вообще ему почему-то не понравились проекты, связанные с дополнительным финансированием.

— Резюмирую, Владимир Владимирович,— сообщил он.— Ресурсы есть, ресурсы увеличены, и в следующем году также произойдет рост объемов поддержки промышленности в целом. Поддерживаем предложение по новым источникам, которые здесь были озвучены. Это в первую очередь утиль. Мы поддерживаем вместе с нашими коллегами это предложение. И вопрос, как всегда, как мы говорим,— приоритизация. Что в первую очередь сейчас нужно — на то и нужно направлять бюджет по промышленности.

То есть считай что ничего не поддержал.

— Конечно, нужно делать все аккуратно. Конечно, нельзя допускать здесь ошибок, чтобы нам не размолотить достигнутую макроэкономическую стабильность,— добавил напоследок российский президент.— Но если мы будем реализовывать нужные нам проекты с умом — так, как до сих пор это было сделано, потери и риски для экономики, потери для бюджета будут минимальными, а результат превзойдет все наши ожидания.

Для начала в рамках подготовки к окончательной суверенизации российской экономики (звучит пока все равно как приговор) следовало бы, может, заменить микрофоны выбывшей фирмы Bosch на столах участников совещания на суверенный российский аналог.

Или хоть заклеить скотчем вражеское имя.

А то так не очень все это убедительно.

Андрей Колесников, Тула