официальное мнение
В конце этой недели посол США в РФ АЛЕКСАНДР ВЕРШБОУ покидает Россию. По случаю своего отъезда господин Вершбоу дал корреспонденту Ъ ЛЕОНИДУ Ъ-ГАНКИНУ интервью, в котором объяснил, почему он считает, что лицемерие и цинизм в российском обществе остаются на том же уровне, что и в советское время, и почему тем не менее он уезжает с большой надеждой на будущее России.
— Как вам здесь работалось? Как складывались отношения с российскими властными структурами?
— В целом у меня сложились хорошие профессиональные отношения с российскими властями, как на уровне министерств, так и с некоторыми представителями президентской администрации, Совета безопасности и депутатского корпуса. Да и в целом у посольства, за небольшим исключением, сложились хорошие контакты с властными структурами. У нас почти нет проблем, существовавших в годы холодной войны. Помню 26 лет назад, когда я был еще молодым дипломатом, можно было полгода прождать встречи в МИДе и, когда эта встреча наконец случалась, на ней нельзя было услышать ничего, кроме пересказа последнего заявления ТАСС. Теперь мы в состоянии в открытой, откровенной атмосфере обсуждать довольно чувствительные вопросы. Мы не всегда соглашаемся, но это совершенно нормально для партнеров. Впрочем, и сегодня есть целый ряд лиц, которые стараются свести к минимуму свои контакты с представителями Запада. Правда, в таком случае им не следует жаловаться на то, что их позиция бывает неправильно истолкована.
— Что это за лица?— Определенные лица, корни которых уходят в силовые структуры.
— Насколько мне известно, МИД России не раз жаловался в госдеп США по поводу ваших высказываний. Так ли это?
— Это его право. Надо понимать, что я всегда выражал американскую позицию, точку зрения своего правительства. Дело в том, что у наших послов есть жесткая инструкция публично выражать нашу точку зрения и не притворяться, что разногласий нет, если таковые существуют. Иногда жалобы на меня были результатом неправильного прочтения или искажения моих слов российскими, а порой и западными СМИ. Сразу после окончания войны в Ираке в "Интерфаксе" мне был задан вопрос, признаем ли мы дипломатический статус посольства России в Ираке (то есть статус дипломатов, аккредитованных при прежнем режиме.—Ъ). Я процитировал юридическое положение, определяющее нашу позицию по этому вопросу. Это вызвало целый поток жалоб и стенаний по поводу того, что я якобы выступил с угрозами в адрес российских дипломатов. Мне пришлось тогда давать дополнительные пояснения, что мы и не думали никому угрожать. Недовольство вызывали также некоторые мои заявления по поводу ситуации в Чечне или состояния демократии в России. Но хочу снова повторить, что я выражал обеспокоенность американского правительства и, собственно говоря, американского народа.
— Я слышал, что недавно Сергей Лавров в телефонном разговоре с Кондолизой Райс сказал, что ваши высказывания о деле ЮКОСа противоречат дружеским отношениям между нашими президентами. Что ответила госпожа Райс?
— Я не припомню, поднималась ли эта тема во время телефонного разговора, но, насколько я знаю, мои заявления о ЮКОСе и заявления по этому поводу представителей госдепартамента были источником определенного недовольства. Я знаю также, что и госсекретарь Райс, и целый ряд других высокопоставленных представителей американского правительства высказывали очень похожие соображения по поводу последствий, которые может иметь это дело для верховенства закона, для прав миноритарных акционеров и для долгосрочных перспектив экономического развития России. Повторяю: когда я высказываюсь по таким вопросам, я выражаю не свою личную точку зрения — я говорю от имени правительства Соединенных Штатов. Когда господин Ходорковский был арестован, я высказался по этому поводу ровно через сутки — после того как убедился, что моя точка зрения по этому чувствительному вопросу полностью соответствует точке зрения администрации в Вашингтоне.
— Недавно на одной из встреч вы сказали, что лицемерие и цинизм в российском обществе остаются на том же уровне, что и в советское время. Что вы имели в виду?
— Не уверен, что мне хочется дальше углубляться в эту тему. Как бы то ни было, но практически от всех моих российских друзей и коллег мне доводилось слышать о том, что они испытывают страшное отчаяние по поводу коррупции, встроенной в механизм системы. Все воспринимают как факт то, что юридическая система зачастую является объектом политического вмешательства или взяточничества. Мы также постоянно слышим от работающих в России американских предпринимателей о вымогательстве взяток — порою просто за то, чтобы им организовали встречу с высокопоставленным чиновником.
Еще более нас огорчает мнение о том, что цинизм, который существует здесь, якобы присущ и нашей системе. Например, многие люди в российском правительстве искренне полагают, что действия хьюстонского суда (где слушали дело ЮКОСа.—Ъ) продиктованы прямыми инструкциями людей из вашингтонской администрации, тогда как на самом деле хьюстонский суд является абсолютно независимым институтом. Многие здесь также искренне верят, что критические статьи в адрес России, опубликованные в Washington Post, написаны по заказу Белого дома. Такое взаимонепонимание вызывает серьезную озабоченность относительно того, насколько тверды основы наших отношений.
— Недавно на завтраке в вашу честь в Американской торговой палате вы заявили, что российско-американский энергетический диалог не оправдал возлагавшихся на него надежд. Почему?
— Когда в октябре 2002 года в Хьюстоне мы начали наш диалог, который был продолжен на саммите в Санкт-Петербурге осенью 2003 года, мы искренне полагали, что объем нефти, поступающей в США из России, в течение ближайших трех-четырех лет резко увеличится. Мы также полагали, что в России будут искренне рады американским инвестициям в нефтяную и газовую отрасли. Поэтому нас очень разочаровал тот факт, что очень простые и экономически рациональные решения о расширении инфраструктуры экспорта нефти неоднократно откладывались. Конкретный пример: крупный трубопровод, который должен быть проложен из Западной Сибири к Баренцеву морю для поставок нефти в США. Решение по его строительству так и не было одобрено. Есть признаки того, что если такой трубопровод и будет построен, то этот проект будет реализован в гораздо более скромных масштабах и с гораздо меньшими пропускными способностями.
Крупным американским капиталовложениям помешал процесс перераспределения баланса между государственной и частной собственностью в сфере нефти и газа. Конечно же, Россия имеет право сама определять правила игры и при этом должны приниматься во внимание интересы ее национальной безопасности, но этот процесс должен быть доведен до конца. Правила должны быть окончательно определены, поскольку уже сейчас этот затянувшийся процесс привел к тому, что многие возможности были навсегда утрачены. Это имеет негативные последствия для России, потому что приводит к замедлению процесса модернизации российского нефтяного сектора и диверсификации российской экономики в целом. В этой связи мы сожалеем, что политические и геополитические факторы, равно как и частные интересы конкретных лиц, возобладали над рациональными экономическими решениями.
Впрочем, потенциал наших экономических отношений по-прежнему огромен. Россия и Америка естественным образом дополняют друг друга: мы хотели бы иметь как можно больше источников поставок нефти и газа, а Россия хотела бы расширить свое присутствие на мировых рынках. И обе стороны стремятся к обеспечению глобальной энергетической безопасности. Президент Путин даже хочет сделать этот вопрос главным на следующем саммите "большой восьмерки". Сегодня наиболее привлекательной для американских инвестиций сферой является сжиженный природный газ. Мы надеемся, что в конце концов экономическая логика возьмет верх и соответствующий проект будет осуществлен совместно "Газпромом" и одной-двумя американскими компаниями. Речь идет о долгосрочном партнерстве, предполагающем десятки миллиардов долларов инвестиций.
— Вы уже получили новое назначение?— Я очень надеюсь на новое, очень важное дипломатическое назначение. К сожалению, это все, что я на этом этапе вам могу сообщить, поскольку обсуждение этого вопроса в правительстве США продолжается. Поэтому у меня нет права комментировать даже имевшиеся утечки в СМИ (появлялась информация о том, что господин Вершбоу направляется послом в Южную Корею.—Ъ).
— С каким чувством вы покидаете Россию?— Я уезжаю с чувством большого удовлетворения. Мне и нашим двум странам удалось многого достичь в деле укрепления отношений. В личном плане скажу, что мне было очень приятно работать в стране, которую начал изучать еще в школе. Для человека, который изучал Россию не только в политическом аспекте и который считает себя русофилом, оказаться здесь в столь интересный период было исполнением заветной мечты. К тому же Москва — это то самое место, где я и моя супруга дебютировали как дипломатическая пара, отправившись в путешествие, которое длится уже 28 лет. Это место, где вырос наш старший сын, которого в 1979 году мы привезли сюда десятинедельным ребенком. Россия занимала место в моем сердце и моей жизни более трех десятков лет, поэтому мне очень грустно уезжать из Москвы. И несмотря на то, что в краткосрочной перспективе некоторые события вызывают у нас опасения, я уезжаю из этой страны с ощущением большой надежды на будущее России. Я был во многих российских регионах, встречался со многими молодыми людьми и уверен, что в них и заложен самый большой потенциал. Именно молодое поколение, которое родилось и выросло в постсоветском обществе, является залогом будущего успеха России, залогом ее перехода к процветающему демократическому обществу.