В клиническом разрыве

       Высказывания Владислава Суркова убедительно иллюстрируют хорошо известное ученым явление: любая элита, будь то совет старейшин племени сиу или конгресс США, постепенно приобретает одни и те же черты — замкнутость, жажду ритуального подчинения и параноидальную подозрительность.

       Проблема современной власти в том, что она (во всяком случае, по идее) наемная, причем временно наемная. Граждане выступают по отношению к ней как работодатели, на время передающие ей определенные полномочия, в том числе и право управлять собой. Такая власть в принципе не должна содержать ничего тайного и сакрального. Ей достаточно быть просто компетентной в выполнении своих менеджерских задач.
       Но все это лишь по идее. Как только конкретные люди занимают места во властной иерархии, они включаются в жестокую игру, в которой действуют архаические законы — противопоставление центра и периферии, защита своей территории, разоблачение врагов и подавление реального или воображаемого сопротивления.
       В 1981 году вышла книга антрополога Джека Уэзерфорда "Племена на холме". В качестве объекта для своих исследований он выбрал американских конгрессменов, обычаи которых он сравнил с поведением придворных Версаля, византийских евнухов, скотоводов Новой Гвинеи и воинов племени тутси в Руанде. В их повадках обнаружилось много общего.
       В этой книге конгресс предстает как скопище воинственных кланов, ведущих жестокую борьбу за власть и влияние в племени, устанавливающих свои табу и прибегающих к помощи своих тотемов. Требования реальности, в частности интересы избирателей, играют лишь незначительную роль в их жизни, которая состоит в основном из ритуалов задабривания злых духов СМИ и наведения порчи на конкурентов с помощью тех же духов, только дружественных. Конгрессмен, который задерживается у выхода, чтобы дать короткое интервью для выпуска новостей, ведет себя в точности как индейский вождь, выходящий из своей резиденции, чтобы объявить о предстоящем сражении, охоте или торговой экспедиции.
       Современная власть унаследовала от архаичной и другое свойство — ей необходимо ритуальное подчинение. Замечательный пример приводит в одной из своих работ французский социолог Пьер Бурдье. В 1955 году один каменщик-бербер, учившийся своему ремеслу во Франции и очень уважаемый своими соплеменниками, смертельно оскорбил всю деревню, после работы уйдя домой и отказавшись принять участие в обеде, традиционно устраивавшемся в его честь при строительстве дома. Вместо этого он запросил денежную компенсацию обеда в сумме 200 франков.
       В то время у берберов еще сохранялись архаические социальные институты, для которых характерна так называемая экономика дара. Ее главная особенность — камуфлировать труд и оплату за него в безвозмездные дары с помощью коллективного притворства (берберский вариант частно-государственного партнерства). Поведение каменщика было неприличным, поскольку обнажало истинный смысл сделки, которая была по сути договором подряда, а вовсе не служением, за которое положена награда. Однако отсутствие четких договоров, сокрытие подлинных интересов и замена их ритуалом дает властной элите большой простор для манипуляций. Ведь в отличие от работодателя в капиталистической экономике, который покупает лишь труд или рабочее время, всякая власть стремится к тому, чтобы обладать людьми целиком.
       На поддержание ритуала власть тратит огромное количество времени и сил. И попутно развивает в себе параноидальную подозрительность. Немецкий психиатр Крепелин еще в XIX веке назвал ряд факторов, предрасполагающих к паранойе: это завышенная самооценка, трудности жизненной борьбы плюс повышенная эмоциональность. Путем болезненной переработки жизненных событий незаметно развивается непоколебимая бредовая система, суть которой в том, что больной оценивает происходящее с личной точки зрения, в связи с собственными желаниями и опасениями.
       Для паранойи характерны два основных признака. Один из них психиатры именуют диссимиляцией, то есть притворством. Параноики могут притворяться так хорошо, что во многих из них просто невозможно заподозрить душевнобольных. Другой признак — это постоянное разоблачение врагов. Враги повсюду, они притворяются друзьями или совершенно безвредными существами, но параноик, обладающий даром проницательности, срывает с них маски. Оба признака — притворство и разоблачение притворщиков — в равной мере свойственны большинству представителей власти. Чтобы оставаться у власти, нужно видеть других насквозь, а самому оставаться в тени, ничем не выдавая своих истинных настроений и намерений.
       Делийский султан Мухаммед Туглак, правивший в Индии в XIV веке, больше всего на свете любил две вещи: дарить подарки и проливать кровь. Когда султан приказывал кого-нибудь казнить, приговор приводился в исполнение прямо перед входом во дворец. Трупы оставались лежать тут же в течение трех дней. Палачи приходили в изнеможение от постоянной работы.
       Когда султану указывали на его излишнюю жестокость, не оправданную предписаниями высоких исламских авторитетов, он возражал: "Сейчас дурных и строптивых людей гораздо больше, чем во времена пророка. Я их наказываю по подозрению или потому, что догадываюсь об их мятежных и предательских намерениях". Султан прославился тем, что изгнал всех до единого жителей Дели, обидевшись на то, что кто-то посылал ему анонимные оскорбительные письма. Когда город опустел, султан ночью вышел на крышу своего дворца и стал смотреть на Дели. Не было видно ни огонька, ни дымка, и он сказал: "Теперь мое сердце спокойно, гнев утих".
       Так и для любого, кто находится у власти, единственное средство успокоить сердце — это уничтожить конкурентов и остаться в одиночестве. Или с теми, кто не представляет никакой угрозы и о ком можно с раздражением говорить: "Вот видите, с какими идиотами приходится иметь дело?!"
       
АННА ФЕНЬКО
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...