4 мая президент России Владимир Путин встретился в Кремле с министром экономического развития РФ Максимом Решетниковым и выслушал доклад, по мотивам которого искренне сочувствовал вместе с министром европейским и американским коллегам в их бедственном экономическом положении, до которого они сами себя довели, отказавшись от сотрудничества с Россией.
Владимира Путина очень интересует Максим Решетников
Фото: Михаил Климентьев / пресс-служба президента РФ
Владимира Путина очень интересует Максим Решетников
Фото: Михаил Климентьев / пресс-служба президента РФ
Кажется, что Максим Решетников встречается с Владимиром Путиным едва ли не каждый день. Почти любое совещание объективно требует присутствия министра экономического развития и его разъяснений, которые могут понадобиться в любую секунду по любому поводу.
И тем не менее понадобилась еще и личная встреча. Это выглядело даже странно. Но в какой-то момент ситуация стала проясняться.
Максим Решетников не скрывал своего удовлетворения от состояния экономики России.
— В последние годы наша экономика демонстрирует устойчивость к внешним шокам и способность развиваться зачастую вне зависимости от внешних обстоятельств. Это было и в COVID, потому что мы в 2020 году меньше упали, чем многие другие страны, и быстрее восстановились. Мы на слайдах привели эту информацию,— говорил он.
На этой встрече слайдам, то есть фотографиям и графикам в альбомах-презентациях, которые собеседники президента готовят в обязательном уже порядке по рекомендации управления протокола российского президента, была уготована особая роль. В каком-то смысле — решающая.
А COVID — это яркая страница в биографии не только Максима Решетникова (его назначение министром совпало с началом эпидемии), но и самого Владимира Путина.
И воспоминания о том, как стояли тогда вместе насмерть, будут свежи всегда.
— Более того, многие страны преодолевали COVID очень крупными заимствованиями, что привело к разгону инфляции, с одной стороны, а с другой стороны...— начал пояснять министр.
— Они предпочитают сейчас об этом не говорить,— перебил его президент.— Я смотрю западную аналитику, иногда смотрю информационные программы европейские, американские (а вот это была новость.— А. К.) — это замалчивается напрочь, просто об этом никто фактически не говорит...— он сделал паузу, подбирая слова.— На экспертном уровне.
Очевидно, что готовность, с какой президент перебил министра, говорила о том, что он, похоже, именно на эту тему и хотел прежде всего высказаться. Просто ему нужно было дать такую возможность. И Максим Решетников, конечно, дал.
Более того, он неплохо поддержал такой непростой, прежде всего для западных экспертов, разговор:
— И неизбежно за это придется расплачиваться, потому что высокий уровень долга в условиях роста ставок, потому что не реагировать на инфляцию тоже нельзя, конечно! Понятно, это у них вызовы,— с сочувствием кивнул он,— но, конечно, так или иначе это влияет и на нас.
Главное, что мы — это, слава Богу, не они, об этом не следует забывать:
— При этом мы видим, что мы совсем в другой ситуации находимся: у нас в разы ниже уровень госдолга, у нас существенно ниже инфляция! Из развитых стран у нас, в общем, годовая инфляция сейчас по марту на одном из самых низких уровней — 3,5%, а по апрелю данные сейчас вообще 2,6%!
— Я смотрю, на март — 3,5% (в России.— А. К.), в Германии — 7,4, в еврозоне в целом — 6,9, во Франции — 5,7, в США — 5...— безо всякой радости качал головой президент.— В Бразилии повыше, чем у нас...
А вот это, про Бразилию, и правда было досадно. Бразилия заслуживала лучшей участи.
— 3,5 — это март,— обратил внимание Максим Решетников.— Сейчас, по апрелю, мы видим, по недельным данным, инфляция 2,6 к году!
Они совершенно погрузились в презентацию. Она полностью владела их воображением. Ведь именно воображение было задействовано в их деятельности сейчас прежде всех других психических процессов.
— У них тоже по марту,— раскопал президент цифры в графиках.
— Да, у них тоже снижается,— согласился Максим Решетников, хотя Владимир Путин, кажется, не это имел в виду,— но тем не менее мы видим те меры, которые были приняты. Более того, мы же на этот год очень мощный задел по снижению инфляции создали в прошлом году! У нас не будет индексации тарифов, у нас очень хороший урожай!
Владимир Путин глядел на него по-отечески, с какой-то даже нежной смешинкой в глазах. Да, Максим Решетников был безупречен и просто хорош.
— И у нас работают демпферы,— продолжил министр,— потому что часть разницы в инфляции сложилась благодаря принятым два года назад решениям, когда у нас существуют гибкие экспортные пошлины, и они предотвращают перенос мировой инфляции к нам! В результате, Владимир Владимирович, наша оценка по прогнозу темпов роста экономик мира по этому году… Если можно, следующий слайд!..
Он даже хотел, кажется, помочь президенту перевернуть страницу.
— Я смотрю на госдолг...— не спешил Владимир Путин.
А чего спешить? Он любовался текущими слайдами. Там было чем.
— Цифры госдолга говорят сами за себя,— соглашался Максим Решетников.
— 14,9 (% от ВВП.— “Ъ”) — в России, 121,7 — в США...— не мог, кажется, насмотреться президент.
— В принципе из европейских стран только Германия относительно производила, скажем так,— не просто соглашался, а деятельно комментировал министр.
— Еврозона — 90,9... Германия — 66,5... Франция — 111,1...— Владимир Путин не торопясь словно надкусывал каждую цифру.
Да это, казалось, была просто песня.
И президент выходил на коду:
— Госдолг от ВВП страны у нас — 14,9... Хороший показатель!
Но все-таки, справедливости ради, нужно было сказать и об эмпатии, которой были полны эти совместные наблюдения. О сочувствии к западным коллегам, которого собеседники не собирались скрывать. О той всемирной отзывчивости русской души, которую описал в своей Пушкинской речи еще Федор Достоевский.
Они будут взрывать наш Кремль, а мы им будем сочувствовать. Потому что мы — не они.
— И, соответственно,— продолжал министр,— прогноз темпов роста экономики мира по 2023 году... Мы видим по развитым экономикам диапазон 1,3–1,6% — это прогноз МВФ (Международного валютного фонда.— “Ъ”). Но наш прогноз — 1,2...
Просто это было по-честному. Ибо, если по-честному, потом будет проще.
— Но тут особенность прогноза,— оговорился Максим Решетников.— Вы знаете, что наш прогноз, как правило, корректируется в большую сторону от оценки.
А тут, извините, получается в меньшую. Потому что по-честному. Хотели как всегда, а получилось хуже.
— Мы все-таки чуть-чуть более консервативны, потому что бюджет, да и все-таки риски некоторые закладываем, и, как правило, потом мы все эти годы действительно в плюс добавляли, а прогнозы МВФ, как правило, потом в минус...— признался министр.— Поэтому я думаю, что по итогам года мы окажемся в числе лидеров среди развитых стран по темпам экономического роста.
Особенно если результаты будут подводить те же, кто составлял прогнозы.
— Дай бог...— задумчиво проговорил Владимир Путин, рассматривая альбом с графиками.— Это прогноз…
— Это оценка 2023 года,— не согласился министр.
— Это ваша оценка? — уточнил президент.
— Да, по России наша оценка,— признал министр.— МВФ ставит чуть поменьше нам, но тоже признает рост (а куда деваться? Считай что приперли к стенке.— А. К.). А это эмвээфовские цифры…
— МВФ ставит еврозоне 0,8 (% роста ВВП.— “Ъ”)? — недоверчиво переспросил Владимир Путин.
— Да, меньше нас...— кажется, даже немного застеснялся министр.
— А Германия уходит в минус?! — президент выглядел почти потрясенным.
Да что же это такое, говорил его вид. Совсем не умеют держать удар.
— Да, такие оценки...— пожал плечами министр.
Конечно, факты — упрямая вещь. Тут нужно было понять теперь только одно: а могли бы они, если честно, выстоять? Был ли у них шанс? Или, может, дело не в управляющих западными странами людях, которые слабы хотя бы только потому, что они люди, а в обстоятельствах непреодолимой силы?
И Максим Решетников в глаза президенту обозначил эти обстоятельства. И об этом тоже нужно было сказать честно:
— Это же неизбежно,— вздохнул министр,— потому что такой резкий насильственный энергопереход, вызванный отказом от наших энергоносителей, подрывает в принципе основы конкурентоспособности очень многих отраслей в Европе. Поэтому неизбежно за это не могут не заплатить в конечном итоге европейские потребители и европейская экономика... Это все проявляется... То, о чем в принципе мы говорим все эти годы...
Мне казалось, он чуть не плакал.