Принудительно и плодотворно

В Брюсселе открылся ежегодный фестиваль исполнительских искусств Kunstenfestivaldesarts (KFDA) — один из главных форумов экспериментального театра в Европе, свободно соединяющий в своей программе крупнейших мастеров современной сцены с новичками и маргиналами. Эсфирь Штейнбок решила сходить и к одним, и к другим.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Кураторы фестивальной программы Даниэль Бланга Губбэи и Дорис Дуиби определили тему нынешней программы как «Пространство языка». Конечно, три десятка спектаклей разных жанров и форматов вообще редко когда удается сшить одной идеей. Но тема языка, воплощенная с любой степенью убедительности, для официально трехъязычной Бельгии и мультикультурного Брюсселя (в нем официально четверть населения — иностранцы) по умолчанию беспроигрышна. Да взять хотя бы название этого известного театрального форума — его можно неизящно перевести как «искусствфестивальискусств», где слово «искусство» по-французски и по-фламандски прилеплено с двух сторон к международному понятию «фестиваль». Принудительное соединение языков рождает как проблемы, так и уникальные возможности — и в обществе, и в фестивальной афише.

Но, конечно, понятие языка в применении к программе форума исполнительских искусств следует применять максимально широко. Речь не о лингвистическом разнообразии (хотя и по охвату политической географии фестиваль неизменно получает «зачет»), а об эстетическом. И даже о многообразии репутаций — Анна Тереза Де Керсмакер или Амир Реза Кухестани соседствуют в афише иногда просто со странными маргиналами или совсем молодыми авторами, буквально делающими первые неуверенные шаги по сцене. Брюссельский KFDA, помимо прочего, про отсутствие иерархий и про равенство возможностей. Ну, и еще, как ни странно, про везение: начинающих оригиналов-экспериментаторов в мире немало, и какие именно из них попадут в поле зрения кураторов, знает только небо.

Вот, например, один из спектаклей, открывающих фестиваль,— «Несколько попыток сплести мой путь домой», дебютный спектакль Адама и Амины Сеид Тахир из Стокгольма. Оба аттестованы как хореографы, а Адам еще и как танцор. На сцене только Адам — один на один с огромной свисающей рыболовной сетью. В течение получаса он совершает довольно робкие и медленные танцевальные движения, и, собственно говоря, больше ничего на сцене не происходит. Смысл состоит в том, что африканская практика плетения и расплетания косичек из волос (в начале этого этюда Адам расплетает свои небольшие косички) рифмуется с плетением северными народами рыболовных сетей. Очевидно, что речь идет об афро-нордической культурной интеграции, но еще и о ностальгии, конечно, на которую указывает «путь домой»: артисты родом из Эритреи и в ласковом к современному искусству Стокгольме наверняка оказались не по своей воле.

KFDA для того, наверное, и создан, чтобы каждый решил, какие из новых имен нужно поскорее забыть, а другие — получше запомнить. Среди вторых — Райян Табе, представленный как резидент Бейрута и Сан-Франциско. Его «Возвращение» представляет собой спектакль-исследование: перформер в течение часа с небольшим рассказывает о драматической судьбе мраморной головы быка, скульптуры IV века до нашей эры, найденной во время археологических раскопок в храме Эшмуна в Ливане, затем пропавшей и обнаруженной в 2017 году в экспозиции нью-йоркского музея Метрополитен. Тогда же было возбуждено судебное дело о краже, и в конце концов нью-йоркский суд постановил вернуть античную реликвию в Бейрут, где она теперь и экспонируется. Райян Табе решил узнать, что скрывается за сегодняшней музейной этикеткой, коротко рассказывающей о том, что скульптура была найдена, потом утрачена и потом возвращена домой.

Спектакль вроде бы прост настолько, что проще некуда. Между двумя трибунами со зрительскими местами поставлен длинный стол, на котором в свете настольных ламп лежат материалы судебного разбирательства — документы и фотографии, на основе которых в Нью-Йорке были прослежены приключения головы быка. Над головами зрителей — экраны, на которые проецируются лежащие на столе документы. Райян Табе, человек средних лет с печальными глазами, ходит вокруг стола и рассказывает эту детективную историю — спокойно, почти бесстрастно, будто выступает в суде и хочет быть отстраненным и максимально объективным дознавателем. Хотя мыслей и эмоций в спектакль «зашито» сколько угодно. Ведь «Возвращение» — и о Гражданской войне в Ливане, во время которой артефакт был похищен из хранилища и неизвестно как доставлен в Америку. И о криминальном рынке антиквариата, в котором замешаны даже крупные музеи, и о специфическом сообществе богатых западных коллекционеров — дилер, продавший обсуждаемый артефакт, оказался банальным жуликом, сбывающим заведомо краденые предметы искусства. И — шире — конечно, о неизбывном империализме, ведь ценности испокон века увозят в богатые страны. Но впечатление на зрителя производят не только контент и не только круг проблем, поднятых автором, но прежде всего — способ рассказа. Табе точно рассчитал ритм последнего, он время от времени повторяет цифры, номера фотографий, отсчитывает количество лет между событиями и номера экспонатов в коллекции краденого. Будто свидетель истории и летописец, он составляет некий высший счет, который, возможно, некому предъявлять, но следует помнить. Он избегает эмоций, чтобы больше ни во что не верить.

В начале спектакля Сюзанны Кеннеди «Ангела (странная петля)» бегущая строка информирует зрителя, что ему тоже предстоит познакомиться с реальной историей. Это история женщины, и события в ее жизни вроде бы происходят самые обыкновенные. Для Кеннеди, сегодня одной из самых востребованных и актуальных постановщиц, важна тоже не сама история, а способ ее рассказа. Как и в других спектаклях, она помещает своих героев словно бы внутрь сложносочиненной компьютерной игры — объединив свои усилия с видеохудожником Маркусом Зельгом. Вновь и вновь Кеннеди исследует, что такое человек и сколько человеческого может остаться в «постгуманистическую» эпоху. Она имитирует действительность с помощью виртуальной реальности, которая, как оказывается, все равно не может обойтись без человека. По крайней мере в театре. И, видимо, это оказывается самой насущной проблемой момента — во всяком случае, в этом году нет, кажется, более востребованного на фестивальном рынке спектакля, чем «Ангела» Кеннеди—Зельга.