проводы
Вчера город Барнаул прощался со своим губернатором Михаилом Евдокимовым. В середине дня к горожанам присоединился президент России Владимир Путин. С подробностями — специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Дворец спорта, где город прощался с Михаилом Евдокимовым, залит льдом. На этом льду — деревянный настил, но когда стоишь возле гроба с телом Михаила Евдокимова, холодок довольно быстро начинает пробирать все тело.
Я обратил внимание, как быстро меняются люди в почетном карауле возле гроба. Александр Рождественский, невысокого роста нервничающий немолодой человек, отвечал за порядок в строю почетного караула. Он шепотом рассказал, как даже и не думал, что во Дворец спорта может прийти столько людей:
— Мы, честно говоря, хотели пораньше закончить процедуру прощания, потому что было подозрение, что поток к часам четырем дня иссякнет. Поэтому и страховались — думаем, если народа не будет, пораньше его в деревню повезем (похороны Михаила Евдокимова пройдут сегодня в деревне Верх-Обское.— Ъ). Но люди идут и идут! И в карауле хотят постоять многие заслуженные. Поэтому стоят не пятнадцать минут, как мы планировали, а пять-шесть.
— Что это за скульптура? — задал я господину Рождественскому мучивший меня вопрос.
Мне не давало покоя покрашенное золотистой краской гипсовое изваяние то ли мальчика, то ли мужа с крыльями, стоящее на линии ворот ледовой арены, метрах в пятидесяти от гроба.
— Все теряемся в догадках,— вздохнул Александр Архангельский.— Надеемся, что архангел Михаил. Но уверенности нет. Организацией похорон занимается одна новосибирская фирма. Они, наверное, скульптуру и привезли. Вот они и сами стоят — любо-дорого посмотреть.
В нескольких метрах от нас переминались люди в темно-синих фуражках, такой же темно-синей униформе и в относительно белых перчатках.
— У них и катафалк — "Мерс",— уважительно прошептал господин Рождественский.— Михаил Евдокимов же и погиб на "Мерседесе",— некстати вспомнил я.— Никого не смущает такой катафалк?
— Да нет,— удивился господин Рождественский.— Наоборот, даже символично.— А почему именно новосибирцам доверили организовать похороны вашего губернатора?
— Да как-то так исторически сложилось,— пожал плечами Александр Архангельский.— Они и нашего мэра Баварина Владимира Михайловича хоронили. Он ведь тоже в автокатастрофе погиб. Традиция у нас такая: гибнут в автокатастрофах, а хоронят новосибирцы.
Недалеко от гроба, в стороне от очереди в почетный караул стоял глава Республики Алтай Михаил Лапшин.
— Как вы думаете, зачем Михаил Евдокимов пошел в политику? — спросил я его.— Он ни с кем не советовался,— вздохнул Михаил Лапшин.— Решил — и пошел. И со мной не советовался.
— А вы бы что ему посоветовали?— Я бы промолчал,— решительно сказал господин Лапшин.
Как только он начинал говорить, из глаз у него катились слезы.
— В прошлом году я построил церковь и крестился там,— признался Михаил Лапшин.— И крестным отцом у меня был Майкл.
— Майкл? — удивился я.— Да, я как-то назвал его Большим Майклом,— сказал Михаил Лапшин,— и он был очень доволен. Он говорил: "Меня звали Минек, и мне это никогда не нравилось".
У Михаила Лапшина в глазах снова стояли слезы.— Очень тяжко ему было. Развернули кампанию неправедной травли,— продолжил он.
— Кто его травил? — спросил я.
— Старая гвардия,— уверенно сказал Михаил Лапшин.— Такой шмон создавали... Хоть я это слово и не употребляю. Даже если он говорил, что дважды два — четыре, такая истерика начиналась! Ему плечо надо было подставить, а они... Его же все-таки президент назначил.
— Да нет, выбрали его всенародно,— напомнил я.— Выбрали,— согласился Михаил Лапшин.— Но мы-то с вами понимаем...
— Когда вы с ним виделись в последний раз? — спросил я, чтобы сменить эту тупиковую тему.
Михаил Лапшин рассказал, что виделись буквально несколько дней назад, в среду, когда он, Михаил Лапшин, полетел через Барнаул в Москву.
— А в субботу я с ним по телефону поговорил. У меня в Подмосковье родственнику 80 лет исполнилось,— рассказал он.— В 18 лет пацаном попал на фронт, его бросили в тыл к немцам, и он взял языка, одного генерала. Об этом Сталин сразу узнал, и на второй день ему Золотую звезду принесли. Дядя Петя Суворов — может, знаете? Вот к нему я и заехал. И мне сначала Юрий Михайлович Лужков позвонил, и когда узнал, где я, то и дядю Петю поздравил. А потом Миша звонит. Я ему говорю: "Майкл, поздравь дядю Петю, а то Лужков уже поздравил". Он говорит: "С удовольствием поздравлю, сынок". Он меня сынком называл — крестным. Поздравил, и мы договорились встретиться, как только я домой поеду. У нас много совместных проектов было — по газу, например.
Шедшей мимо гроба пожилой женщине стало плохо. Ее вынесли из Дворца спорта на руках.
— Проклятые...— причитала она.— Убили... Ни за что...— Я у гроба посидел сегодня и столько услышал,— покачал головой Михаил Лапшин.— Люди такие проклятия в адрес негодяев шлют...
— Вы и правда думаете, что его убили? — спросил я.— Желание его уничтожить было,— твердо сказал Михаил Лапшин.— Он это постоянно чувствовал. В такой ситуации люди, по себе знаю, ехать на машине не могут нормально. Я сам однажды так в аварию попал под Суртайкой. В таком состоянии все время водителя подгоняешь. Нельзя с этим мириться. Надо их наказать! Они не должны стоять у его гроба!
— А они стоят?— Нет! Ни одного не видел! Говорят, родственники потребовали, чтобы их не было.
— А кого "их-то"? — рискнул наконец спросить я.
— Этих — из краевого совета,— закончил Михаил Лапшин.
С Михаилом Евдокимовым подошел попрощаться актер Александр Михайлов и, попрощавшись, сел на трибуну Дворца спорта. К нему подсели алтайские журналисты, и он уже говорил им про то, что "идет убиение великих сынов России" и что "случайность — первый признак закономерности".
— Варраву оставить в живых, а святого — убить! — шептал Александр Михайлов.— Подонок генерал-майор не дал ему охрану — и это на его совести. Покоя не будет душе его.
Александр Михайлов говорил с Михаилом Евдокимовым дня за четыре до смерти.— О чем? — спросил я.
— О личном,— ответил актер.— Не скажу.
— Он что-то чувствовал? — еще спросил я.
— Он сказал мне, что предчувствует свою смерть,— неожиданно произнес Александр Михайлов.— Он так сказал. Его нельзя было разубедить, так же, как...
— Так же, как разубедить идти в политику?Александр Михайлов кивнул. Разговор зашел об участниках программы "Аншлаг", многие из которых собирались приехать на похороны.
— Вот бы кого не хотел видеть,— поморщился Александр Михайлов.— Миша открестился от всего этого полностью уже давно — от этой глупости.
— Вы знаете, что президент приедет? — спросил я.— Ну и что? — сказал господин Михайлов.— От этого ничего не изменится.
— У них, кажется, были какие-то отношения?
— Я знаю. Президент прилетал к Мише в деревню на вертолете. В Чечню они тоже вместе летали на вертолете — Миша об этом много рассказывал, а я вам не буду.
— Уберите всех лишних! — услышал я команду в полный голос.Я оглянулся. Кто здесь был лишний, кроме человека, который сказал это?
Но через несколько минут из двух очередей, которые проходили мимо гроба, осталась только одна. Второй вход во Дворец спорта освободили для президента. Владимир Путин, подойдя к гробу, подержался за его край, потом сел на корточки перед дочерью Михаила Евдокимова Аней и стал что-то говорить ей. Потом говорила она. Она не жаловалась ни на что. Ей все время хотелось говорить про отца.
Через некоторое время после того, как Владимир Путин вышел из ледового дворца и поехал на встречу с и. о. губернатора Михаилом Козловым и председателем законодательного собрания края Александром Назарчуком, гроб с телом Михаила Евдокимова вынесли и повезли в деревню Верх-Обское. Хотели успеть засветло.
Господин Путин, перед тем как начать разговор с представителями двух ветвей алтайской власти, долго молчал, словно не представлял себе, что тут можно сказать.
— Михаил Сергеевич Евдокимов пришел в политику и проработал губернатором чуть больше года,— произнес наконец президент.— Он не мог решить всех проблем края, но искренне, я хочу подчеркнуть, искренне стремился к этому...
Президент предложил господам Козлову и Назарчуку договариваться и объединять усилия. Это значило, что у них до сих пор такого намерения не было. В этой ситуации договариваться им предстояло прежде всего о кандидатуре нового главы края. Это, в свою очередь, означало, что ни тот, ни другой на эту должность претендовать уже не будут. И в самом деле, по информации на сегодняшний день, в качестве претендента на пост губернатора рассматриваются два человека. Оба живут в крае и занимают в меру крупные посты. Шансы их пока примерно равны.
После совещания в администрации президент поехал в краевую больницу, к вдове Михаила Евдокимова. Он несколько минут говорил с главным врачом больницы, который описал ему состояние Галины Евдокимовой как стабильно тяжелое. У нее разорвана печень, сильно повреждено лицо.
— Она будет жить,— сказал мне, стоя в коридоре приемной главврача, председатель комитета по здравоохранению края Олег Криволуцкий.— Но последствия могут быть любые. Мы, честно говоря, никому никаких подробностей не рассказываем. Нас ее дочь попросила об этом.
Рядом, в небольшом помещении возле приемной, стояли родственники Михаила Евдокимова и актер Александр Панкратов-Черный. Он рассказывал, как 15 лет назад впервые приехал в Верх-Обское и искал дом своего товарища Михаила Евдокимова.
— Он мне сказал, что я найду по большим бревнам у забора. Предупредил, что бревен будет много. И я долго ходил по деревне и всех будил: "Здесь Евдокимов живет?" Ведь у каждого забора лежали эти бревна. "Конечно!" — говорили мне. Только это оказывался не тот Евдокимов. Все в этой деревне были Евдокимовыми.
Александр Панкратов-Черный говорил, что уже тогда понял: Михаил Евдокимов живет в каждом доме. Родственники улыбались.
Одного из них, родного брата Михаила Евдокимова Константина, позвали в кабинет, где президент беседовал с главврачом Виктором Савенко. К нему очень захотел присоединиться и двоюродный брат, Владимир. Разговаривали они недолго. Господин Путин хотел зайти в палату к Галине Евдокимовой. Главврач молниеносно поднялся со второго этажа на шестой, чтобы убедиться, что больная в том состоянии, чтобы можно было с ней говорить. Выяснилось, что можно.
На шестом этаже находится блок анестезиологии и реанимации. Галина Евдокимова лежит в палате интенсивной терапии и реанимации номер три. Когда господин Путин вошел, она повернула к нему голову. Я увидел ее огромные, просто огромные глаза, глаза в пол-лица. Потом я понял, что такими огромными они казались из-за страшных синяков.
Галина Евдокимова стала что-то горячо и сбивчиво говорить президенту. Ее лечащий врач, профессор Дмитрий Долженко, рассказал мне, что она не помнит, как попала в аварию.
— У нее ретроградная амнезия,— объяснил он.— Последние сорок минут до аварии стерлись из ее памяти, как и сама авария.
— Она сидела за водителем,— тихо добавил замглавврача больницы Евгений Слухай.— Это самое безопасное место.
— Говорили, она осталась жива, потому что во время удара вылетела из машины,— сказал я.
— Нет, она осталась жива, потому что не вылетела,— ответил он.— Она так и осталась сидеть.
Женщина с кругами под глазами продолжала говорить и говорить — и казалось, все быстрее. Надо было это прекратить. Она была не в состоянии выговориться. Она все равно никогда не выговорится.