Оперная певица Хибла Герзмава выступает на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко в заглавной партии оперы Винченцо Беллини «Норма». О том, как подходят друг другу шедевр бельканто и знаменитая прима, находящаяся в зените карьеры, рассказывает шеф-редактор издательства «Композитор» Петр Поспелов.
Время действия «Нормы» перенесено в современный милитаризованный мир, выдержанный в серых тонах
Фото: Сергей Родионов
Время действия «Нормы» перенесено в современный милитаризованный мир, выдержанный в серых тонах
Фото: Сергей Родионов
В репертуаре Хиблы Герзмавы преобладают итальянские оперы, хотя в меньшем количестве есть французские и русские. Ее карьера длится без малого тридцать лет (первое достижение — победа на конкурсе Чайковского в 1994 году), и за это время она проделала закономерный путь от партий, написанных для тонкого и легкого голоса, до партий драматических, требующих большого и насыщенного звука — какие любили писать Верди и Пуччини.
Едва ли не самое сложное, что есть в репертуаре певицы,— опера бельканто, где требуется сочетание объемного голоса и виртуозных колоратур. Здесь есть две вершины стиля — «Лючия ди Ламмермур» Гаэтано Доницетти и «Норма» Винченцо Беллини. Первую Герзмава покорила в 2009 году. Это был безоговорочный успех: спектакль Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко и сама артистка получили «Золотые маски». Опыта прибавляется, но годы идут. Между «Лючией» и «Нормой» прошло 12 лет: оперу Беллини Герзмава спела в Мадриде в 2021 году, а теперь, еще через два года, вышла на сцену родного театра с готовой партией.
Партия эта — из тех, которые должны петь большие артистки: в XIX веке это были Джудитта Паста и Мария Малибран, в XX веке — Мария Каллас, Джоан Сазерленд и Монтсеррат Кабалье. Жрица друидов, возглавляющая собратьев по вере под римским владычеством, удерживает их от восстания: Рим падет не от наших копий, поет она, а от собственных пороков, в которых он увяз. Но все намного сложнее: Норма сама любит оккупанта-римлянина, нарушила ради него обет целомудрия и родила ему детей. А тут еще появляется молодая соперница. Композитор Беллини и либреттист Феличе Романи искусно возгоняют интригу, бросая героев из одних страстей в другие — пока в финале жрица и ее избранник самоотреченно не восходят на жертвенный костер.
Хибла Герзмава держит сцену и ведет партию как подобает истинной приме — ее эмоция крупна, ее жесты величественны, ее горе безмерно, ярость пугает, смирение обезоруживает. Голос в акустике театра, прекрасно освоенной артисткой, звучит богато и округло, декламация в речитативах убеждает высотой стиля, кантилена мягка, дыхание безупречно. Из минусов: верха (ля, си бемоль) заметно стерты, что слышно главным образом в местах, требующих округлого звучания. Поэтому легендарная Casta diva (на спектакле 23 мая) артистке не удалась. Виртуозной подвижности тоже немного не хватает: хроматические фиоритуры слегка невнятны. Однако опыт имеет несомненный плюс: артистка умеет мастерски скрывать недостатки вокала — и мы думаем не о них, а о прекрасной музыке.
Возлюбленный жрицей римлянин Поллион предстал в исполнении Владимира Дмитрука. Его сильный и чистый тенор был гибок и звонок, верха звучали уверенно и ненатужно. В партии соперницы — юной послушницы Адальджизы — выступила стажерка театра Полина Шароварова, и тоже очень удачно. Ее гибкое высокое меццо откликалось на все вызовы темпа и тесситуры. И все же оба партнера — обещающие артисты, пока не имеющие харизмы, сравнимой с той, которую излучала главная героиня. Что едва ли правильно: у великих Норм прошлых веков были не менее великие Адальджиза и Поллион.
Кристиан Кнапп, американец из Мариинского театра, тщательно собрал ансамбли, хор и оркестр, звучавший прозрачно, собранно и в основном точно. Он не выступил как дирижер-лидер, скорее как аккомпаниатор, внимательно следующий за певцами.
В самом деле, едва ли кто-нибудь смог бы в этом спектакле давать указания Хибле Герзмаве — в том числе, наверное, и режиссер Адольф Шапиро. Их счастливое сотрудничество состоялось еще в 2009 году, на постановке «Лючии ди Ламмермур». Не все режиссеры, пришедшие из драмы, соглашаются принять иерархию, в которой на высшем месте находится человек поющий, а уж опере бельканто активная авторская режиссура подходит менее всего. Но Адольф Шапиро повел себя как джентльмен; сейчас, ставя «Норму», он поступил аналогичным образом. Удачное решение — во время Симфонии (увертюры) поднять оркестр над ямой, заставив концертмейстеров играть стоя и тем самым подчеркнуть, что в этом театре главное — музыка. Да и потом о присутствии режиссера мы вспоминаем лишь тогда, когда он, в виде исключения, совершает нечто не слишком удачное — например, когда выпускает Норму на сцену задолго до места, предусмотренного композитором, или заставляет Поллиона распевать объяснения в любви, сидя верхом на поваленной елке.
А вот сценографу и автору костюмов Марии Трегубовой режиссер предоставил право на авторское высказывание, и оно сложилось в параллельный сюжет со множеством загадочных смыслов. В технологично сделанном спектакле пять перемен декораций, из них две делаются на глазах у публики, и публика аплодирует. Время действия перенесено в современный милитаризованный мир, выдержанный в серых тонах — чтобы в заключительной сцене восшествия на костер предсказуемо возник красный цвет. Вместе с тем угнетенные римлянами друиды очень опрятно выглядят — как манекенщики в пальто и шляпах на модном дефиле. Придуманы лес, архитектурная фантазия и целый сад скульптур. А главная прелесть — олени и косули, летящие и бегущие, бутафорские и компьютерные — и все в полный рост. Вероятно, они и есть те ритуальные животные, которых должны были принести в жертву богам — и теперь они искренне удивляются, почему вместо них в священное пламя шагает сама трагическая героиня.