актив
Вчера президент России Владимир Путин встретился с руководителями драмтеатров и театральных вузов и поделился с ними своим видением перспектив развития театрального дела в стране, а также довольно большим количеством денег из российского бюджета. С подробностями о том, как витиевато мастера культуры благодарили президента,— специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
— Критики нет в стране,— громко шептались режиссеры, сидевшие за столом в ожидании президента.— Сценариев нет. Ничего нет!
— Да что там — свободы нет!— Проблема, правда, в том, что под свободой у нас понимается вседозволенность...
Речь их журчала, как вода в ручье, и могла литься так же бесконечно и примерно с таким же смыслом. И можно было бы написать, что это собрание сразу напомнило мне пикейные жилеты из бессмертного романа, но такой возможности лишил меня худрук МХТ имени Чехова Олег Табаков. Он пришел в жилетке, какую носят фотокорреспонденты ежедневных изданий, которым постоянно нужны десятки карманчиков, чтобы рассовывать в них утреннюю, послеполуденную и вечернюю съемку.
Похоже было, впрочем, что Олег Табаков и сам близко к сердцу принимает свой внешний вид. Переживания его должны были усугубляться тем, что его соседи по столу пришли к президенту в костюмах один дороже другого — и не то чтобы ни с того ни с сего, а как будто желая нарочно подчеркнуть выразительность внешнего вида господина Табакова.
Так что я не удивился, когда худрук МХТ, дождавшись, пока президент поздоровается со всеми остальными и подойдет к нему, задержал его руку в своей и тихо промолвил:
— Ничего, что я так оделся? Дело в том, что ich bin krank ("я болен", нем.; так говорила ученая собака из фельетона Ильфа и Петрова.—А. К.).
Цитата, на мой взгляд, мало что объясняла. Безусловным плюсом в ней было то, что она прозвучала на немецком. Сказанное и в самом деле произвело хорошее впечатление на президента, и он что-то ответил в самое ухо Олегу Табакову. Теперь сказанное произвело отличное впечатление на Олега Табакова.
На столе перед Владимиром Путиным лежал свежий указ о выделении грантов театральным коллективам и вузам страны.
— Мы встречались и говорили с вами на эту тему здесь два года назад,— произнес президент.— Некоторое время ушло на подготовку решения.
Вообще-то он встречался с этими людьми только год назад. Ошибка президента невольно подчеркивала, что на его работе год идет за два.
— Еще некоторое время уйдет на исполнение решения,— продолжал президент.Зато потом драмтеатрам и вузам, которые попали в президентский список, будет не о чем беспокоиться. В соответствии с указом в бюджете 2006 года на господдержку театрального движения в стране выделяется 405 миллионов рублей. Тем, которые не попали, тоже будет не о чем беспокоиться: они уже не попадут.
Президент предложил обсудить указ (хотя все было решено еще несколько месяцев назад, когда составлялся этот список, а за столом сидели руководители только тех коллективов, которые в список попали) и дал слово Олегу Табакову.
— Ну да, по часовой стрелке,— оправдываясь перед коллегами, сказал господин Табаков.
На самом деле он, полагаю, должен был быть польщен тем, что первым получил слово, даже несмотря на форму своей одежды.
— Я думаю, у нас есть капитализм,— сказал господин Табаков,— в том виде, в котором он существует уже 15 лет, даже если нам это не нравится.
Он спокойно (я бы даже сказал — не спеша) оглядел всех присутствующих, включая президента. Нет, за столом не нашлось ни одного человека, который бы хоть как-то высказал свое недовольство капитализмом в том виде, в каком он существует. Тогда Олег Табаков, окончательно овладев вниманием зрителей, продолжил:
— Репертуарный русский театр не имеет аналогов в мире. Это не что иное, как наше национальное достояние.
Сказав это, он неожиданно неуверенно засмеялся, словно желая предупредить на всякий случай, чтобы коллеги не относились к его словам слишком серьезно. Но коллеги, наоборот, кажется, посерьезнели еще больше. Это тем более понравилось Олегу Табакову.
— Так вот, русский театр надо сохранить,— окончательно уверенно произнес Олег Табаков.— Для этого театры должны научиться зарабатывать деньги.
Услышав это, я очень удивился. Людей за этот стол собрали, чтобы отпраздновать получение государственных стипендий, а Олег Табаков сказал такое, после чего было бы логично отказаться от любого рода подачек.
Но он не отказался и объяснил, почему берет деньги:— Смысл участия государства в поддержке театров в том, чтобы сохранить лучшее, что нам досталось по наследству. И желательно, чтобы оно не было уценено или сдано, как это порой случается. А примеры есть. Не буду называть один театр, в котором выступают и Маршал, и Петр Мамонов, и Кемеровский (демонстративное ударение на предпоследнем слоге.—А. К.)... Это есть дискредитация того, чем должен заниматься драматический театр!
Господин Табаков имел в виду, конечно, другой московский художественный театр — МХАТ имени Горького.
— Я бы хотел сказать как завкафедрой Школы-студии МХТ,— сказал Олег Табаков.— Недавно я случайно оказался в Швейцарии и поднялся на высоту три тысячи метров — и так там твое место в жизни и бытии представляется реально!
Из этого становилось, по крайней мере, ясно, что Олег Табаков побывал в Швейцарии не сам по себе (просто потому, что он может себе позволить поехать куда хочет и там подняться на сколько хочет), а как завкафедрой Школы-студии МХТ, то есть по приглашению принимающей стороны и за ее деньги. За поездкой Олега Табакова в Швейцарию стояла, таким образом, вся мхатовская школа (и ее студия, конечно).
— Немирович-Данченко в 1943 году,— продолжил Олег Табаков,— занимался организацией театра, хотя никто тогда не знал, что наши победят...
— Наши знали...— поправил его идеологически бдительный президент.— Но еще не сказали никому,— согласился Олег Табаков.— И был театр! И будет! И самое главное, чтобы мы тоже понимали, что на нас жизнь не кончается.
Он объяснил собравшимся, что когда они все умрут, то далеко не сразу попадут куда им следует, то есть в рай или ад.
— Еще подержат в отстойнике какое-то время...— пробормотал он.Я все-таки склонен был предполагать, что в результате господин Табаков хочет как-то, пусть даже совсем неожиданно, выйти на то, что по совокупности всех этих причин театры сейчас как никогда нуждаются в господдержке. Но надежды мои быстро таяли.
— Когда нынешний глава ФАКК-агентства (в устах талантливого актера это слово прозвучало так, как он, видимо, и хотел.—А. К.) был министром культуры,— говорил Олег Табаков,— мы сотрудничали плодотворно. С сегодняшним министром культуры за год мы встречались три с половиной раза и постоянно дискутировали. (Об претензиях главы Федерального агенства по культуре и кинематографии Михаила Швыдкого и судьбе его иска к нынешнему министру культуры Александру Соколову см. стр. 13)
Эти разговоры привели Олега Табакова к твердому убеждению:— Все это свидетельствует о неполном знании отрасли, которой занимается человек. Не говорить об этом было бы глупо.
Господин Путин попросил Олега Табакова быть поближе к теме.— Москва живет, еще сводя концы с концами,— кивнул Олег Табаков,— а в регионах и этого нет. Складывается впечатление, что в театре работают одни юродивые...
— Юродивые, говорите? — заинтересовался господин Путин.— А вы откуда приехали-то? Из Швейцарии? Юродивые в Швейцарию не ездят!
— А князь Мышкин? — тихо сказал за столом кто-то из режиссеров.Господин Путин не среагировал.
— Да это я же не о себе говорил, это у меня знакомые работают в Саратове и в Бийске,— объяснил Олег Табаков.— Когда я с ними встречаюсь, мне по-девичьи стыдно.
— А с правительством вы как работаете? — спросил господин Путин.— Никак не работаем! — с готовностью откликнулся Олег Табаков.— Вот когда вы нас пригласили год назад, они испугались и стали что-то делать...
— Надо проявлять волю...— неуверенно предложил президент.— Вот вы и проявили год назад,— сказал Олег Табаков.— Нет, я даже могу, если надо, взять на себя часть вашей воли...
Президент опять не среагировал, и это был не тот случай, когда молчание является знаком согласия.
— Да нет, каждый из нас,— продолжал Олег Табаков, показывая на участников встречи,— торгуя лицом, может для себя организовать покрытие бутерброда. Но когда я думаю о Бийске...
Тут слова попросил худрук Малого театра Юрий Соломин.— Уже как год мы понимаем, Владимир Владимирович, что наш приход к вам был оправдан. Да, сложности были и будут... И экономику нельзя поднимать, только если поднимать экономику. Только культурный, образованный человек может создать хорошую экономику... Ваш указ нужный, своевременный! Все нормально! В следующем году в Петербурге будет отмечаться 250 лет государственности русского театра!
Президент согласился, что указ его всем хорош и что у него есть даже неожиданные побочные эффекты — и тоже крайне положительные.
— Я на Магнитке на лыжах катался, и один человек ко мне подъехал на лыжах и поблагодарил за первый грант — по поддержке крупных музыкальных театров,— рассказал господин Путин.— Я спросил его: он что, работает в этой сфере? Оказалось, что работает, в местном драмтеатре. Я удивился: "К вам же это решение не имеет отношения?" Он говорит: "Имеет! Наш губернатор после вашего такое решение принял по отношению к нам!"
Эта трогательная рождественская история с лыжами, снегом и подарками произвела огромное впечатление на присутствующих. Губы этих видавших виды, таких суровых на вид немолодых людей, сидевших за столом, невольно растянулись в добрых, чуть смущенных улыбках.
— Да, Владимир Владимирович,— произнес худрук Театра Европы Лев Додин,— не стыдно в данном случае сказать вам спасибо!
То есть обычно бывает все-таки стыдно.О логике распределения государственной помощи театрам России см. стр. 13