 |
ФОТО: AP/APTN  |
1 сентября 2004 года несколько десятков боевиков захватили школу #1. В течение двух суток официальные лица утверждали, что в заложниках находятся 354 человека, хотя их было больше 1000 (по данным, обнародованным после штурма,— 1128 человек). 1-3 сентября погибли 330 человек (317 заложников, из них 186 — дети, 10 спецназовцев, 2 сотрудника МЧС и 1 житель Беслана, не попавший в заложники), 728 получили ранения. Большинство смертей приходится на третий день захвата — из-за взрывов в заминированной школе и последовавших за ними пожара и хаотичного штурма. Еще одна женщина-заложница скончалась в июле 2005 года — все это время она находилась в коме.
Спустя год на вопрос, кто виноват в бесланской трагедии, у власти нет ответа. На вопрос, может ли такое повториться, к сожалению, ответ есть у всех.
Об этом говорит руководитель североосетинской комиссии по расследованию теракта в Беслане и вице-спикер парламента Северной Осетии Станислав Кесаев. Он рассказал специальному корреспонденту ИД "Коммерсантъ" Ольге Алленовой о том, что будет написано в докладе комиссии, который предполагается обнародовать в сентябре.
 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ |
— Почему вы решили обнародовать данные своей комиссии до того, как это сделает комиссия Госдумы?
— Парламентская комиссия вроде бы заявила, что не будет обнародовать свои данные, пока мы не обнародуем свои. Мы уже вышли на написание окончательного документа. Мы хотели это сделать до 1 сентября, но потом решили не делать это к дате. К тому же нам необходимо собрать сессию, представить этот документ депутатам, а когда депутаты одобрят его, мы его обнародуем. Это будет в сентябре.
— Каким будет ваш главный вывод?
— Главный вывод — в последствиях Беслана виноваты власти, как местные, так и федеральные. Если есть силовые структуры, которые должны предотвращать теракты, они должны работать. Когда мне говорят, что перед Бесланом террористы три дня провели в лагере в Пседахе, то почему мне об этом сообщают постфактум, а не до того, как все случилось? Точно так же возникает вопрос: почему вооруженные люди на грузовике свободно передвигаются по территории страны, пересекая административные границы, передвигаясь по федеральной трассе, а приезжая в Беслан, прекрасно там ориентируются? Все это говорит о том, что операция по захвату школы была подготовленной. А что тогда делали наши спецслужбы? Дальнейшее вялотекущее развитие событий показало, что никто ничего не делал. Мы надеялись, что все происходящее есть подготовка к переговорам. Мы исходили из того, что штурма не будет. А потом мы узнали, что переговоры велись неэффективно. Получилось, что основным переговорщиком был служащий нашей УФСБ, и ему все обещали, что появятся более профессиональные переговорщики из Москвы. Но они так и не появились. Потом нам объясняли, что профессиональные переговорщики вылетели из Москвы и приземлились в Беслане, но в это время в школе произошел взрыв. Почему они так долго летели?
 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ |
— Вы в своем докладе скажете людям — штурм был?
— Штурма не было. Подготовленного штурма не было. Были действия, которые были похожи на штурм, после взрыва. Почему произошел взрыв, я не могу сказать однозначно. Причин несколько — начиная от случайной и заканчивая нежеланием видеть в Беслане Масхадова. Он же сказал через своих людей: обеспечьте безопасность, я приеду. А это же для руководства страны означает разговаривать с тем, с кем не хочешь. Поэтому и скрывали требования террористов, записки, кассеты. Население разве не знает, что основное требование неофициальной Чечни — вывести войска? Не потому, что чеченский народ не хочет быть частью России, а потому, что не хотят, чтобы на их земле действовали методами прикладов.
— Кого конкретно вы назовете виновником бесланской трагедии? ФСБ?
— Да, возможно. Но они будут говорить: а у МВД было больше сил. Проблема не в этом, а в том, что каждый был сам по себе — эмвэдэшники, эфэсбэшники, армейцы. Каждый думал: а вот здесь я возьму и звездочку себе на погоны заработаю. Что-то недоговаривали другу другу, что-то не обсуждали вместе. А потом, когда стали отдаваться команды, а они не срабатывали, поняли, что сбой. Когда я встретил в 2 часа 3 сентября знакомого эмчээсовца в администрации, я его спросил: "Что ты тут делаешь?" А он мне говорит: "Я в резерве, мне команды не было выдвигаться". У них и в отчете написано: приступили к тушению пожара в 15.06. То есть через два часа после начала пожара.
 |
ФОТО: AP |
— На вас не оказывается давление из-за того, что вы говорите о том, о чем никто больше не говорит?
— Этот ажиотаж вокруг нашей комиссии мне непонятен. Вот говорят: вы себе позволяете то, что другие не позволяют. Так мы готовы отвечать за каждое свое слово! Если МВД не отработало так, как должно было отработать, если МЧС не отработало, если пожарные приезжают в 3 часа дня, когда школа уже два часа горит, и говорят, что им по инструкции можно не тушить там, где стреляют, а я вижу гражданских людей с брандспойтами,— мы об этом разве должны молчать? Просто надо назвать вещи своими именами, чтобы те, кто недорабатывает, извините за такое советское слово, исправились. И в дальнейшем не допускали подобное. Чтобы не было самоуспокоенности. Чтобы люди были уверены, что они защищены. А содержать силовиков, чтобы видеть их отчеты,— в этом нет никакого смысла. Ведь вопросов у людей множество. Официально руководителем операции по телефонограмме был назначен глава нашего УФСБ генерал Андреев. Но почему это произошло на второй день? Почему Андреев? Когда Басаев захватил Буденновск, с ним говорил премьер, а у нас все замкнулось на одном из небольших клерков в правоохранительной системе. Который больше выступал перед телекамерами, чем находился в штабе. То есть этот человек был фигурой номинальной. А где были высокие генералы, где были первые лица страны? Говорят, были заместители Патрушева, что сами Патрушев и Нургалиев здесь присутствовали, но я больше верю официальной информации. А она такова, что эти люди по приказу президента вылетели в Беслан. Дальше информации о них нет.
 |
ФОТО: AP |
— Конечно. Официальное следствие пошло по пути наименьшего сопротивления — им известно, что террористов было 32, что 31 убит, а один дает показания. Но когда на месте преступления на второй день начинают появляться экскурсии, это говорит о том, что должного осмотра не было. И когда на второй день с места происшествия бульдозером убирают все, что должно было быть исследовано, это тоже странно, если не сказать больше. А ведь это очень важные моменты. Часть потерпевших говорит, что взрыв произошел вне школы, и волна пошла в зал. Другие говорят, что взрыв произошел внутри школы, и не могут понять, почему это произошло, ищут причины, начиная с того, что граната оборвалась с жилетки у боевика, и заканчивая тем, что снайпер снял человека, который был на кнопке. А ход следствия говорит о том, что должного экспертного анализа не получится, потому что нет первоначальных данных. Есть только догадки. А над всеми этими догадками 331 покойник, сотни инвалидов и полная неуверенность людей в завтрашнем дне.
То, как работает следствие, меня просто удивляет. Сначала следствие утверждало, что огнеметы не применялись вообще, потом — что они применялись в определенное время, потом — что огнеметы применяли так называемые местные ополченцы. То есть дошло до логики совершенно дикой, когда получается, что люди, у которых в школе дети и родственники, в злобе стали стрелять по ней из огнеметов. Это же бред. Наконец, следствие признало, что эти "Шмели" (огнеметы.— "Власть") были на вооружении сил, которые привлекались к операции. Там ведь было несколько тысяч привлеченных людей. И я не понимаю, зачем отрицать, а потом признавать, что гранатометы стреляли по школе и что танки тоже стреляли — и не после 9 часов вечера, как утверждало следствие, а гораздо раньше, что подтверждается в 58-й армии. Я не могу понять этой логики отрицания, а потом признания фактов — ведь это роняет авторитет власти в глазах простых граждан.
 |
ФОТО: REUTERS |
— После вашего интервью "Власти" в июне этого года замгенпрокурора Николай Шепель назвал вас бессовестным, вашу комиссию — незаконной и попытался оспорить вашу версию происшедшего. Вы своего мнения после этого не изменили?
— А с какой стати я должен его менять? После заявления господина Шепеля наша комиссия собралась, и мы с большим удивлением говорили о том, как может чиновник такого ранга заявлять, что комиссия парламента субъекта Российской Федерации нелегитимна? Это самое главное, на что мы обратили внимание. Десять месяцев мы сотрудничали и с парламентской комиссией, и со структурами Генпрокуратуры. И после этого заявлять о нашей нелегитимности? А что касается моей "бессовестности" и "негражданственности", то на предмет гражданственности я готов и дальше спорить с господином Шепелем. Жизнь еще покажет, кто из нас прав.
— Шепель после вашего интервью заявил, что по школе стреляли не зажигательные огнеметы, а термобарические, и провел следственный эксперимент, в ходе которого прокуратура пыталась доказать, что от термобарического огнемета школа загореться не могла. Эксперимент вас не убедил?
 |
ФОТО: ИЛЬЯ ПИТАЛЕВ |
— То есть точно сказать, что, если бы применялись термобарические огнеметы, школа бы не загорелась, вы не можете?
— Я такое могу сказать вслед за Шепелем, если у меня на руках будет заключение независимой экспертизы о том, что такое возгорание категорически быть не могло. А вообще, я бы не стал акцентировать внимание на этом. Сейчас самое главное — пострадавшие. Мы не собираемся идти у них на поводу, но мы также не собираемся говорить им неправду. Я понимаю, люди теряют веру к власти, но я говорю: мы скажем им правду. И я уверен, что большая комиссия тоже вынуждена будет сказать правду. Там слишком большой состав и такой регламент работы, что сказать неправду им будет очень сложно.
— Но многие считают, что даже принципиальные члены комиссии осторожничают.
— Ну, они, может, надеются, что обойдется Патрушевым или Нургалиевым.
— Вы имеете в виду, что кого-то из них накажут?
— Конечно. А иначе нельзя при таком общественном интересе к этому делу. Кого-то обязательно накажут. Особенно если учесть, что ни Патрушев, ни Нургалиев до сих пор не ответили, где же они были 1-3 сентября.
"Если все будет продолжаться при таком руководстве — в стране будет просто страшно жить"
— Вы говорите, люди теряют веру к власти. А вы сами веру к власти не потеряли?
— Я тоже во многом не уверен. Опасения в нашей стране есть всегда. И Буденновск, и Комсомольское, и Дубровка, и Беслан показывают, что подобное мы можем ждать в любой момент. И если все будет продолжаться при таком руководстве и при таком непрофессионализме, в стране будет просто страшно жить. Вот наша работа на то и направлена — чтобы сказать о тех ошибках, которые были допущены, и чтобы эти ошибки были исправлены.
— Федеральная власть может сейчас что-то сделать, чтобы вернуть доверие людей?
— Первое, что должна сделать федеральная власть,— четко обозначить, что произошло в Беслане, кто в этом виноват, и наказать кого-то. И поменять многие вещи в той системе функционирования силовых структур, которые есть сейчас. Это по закону с подачи парламентской комиссии должен сделать президент России.
— Комиссия Госдумы расследовала и события в "Норд-Осте", но так ничего и не установила.
— Так получилось, что по "Норд-Осту" не было той публичности, которая есть в Беслане. И я надеюсь, что просто так замылить выводы этой комиссии не удастся.