 |
"Андо удается донести до зрителя простые метафоры простыми средствами (на фото — Храм Света в Осаке) |
Альфред Нобель не предусмотрел премии по архитектуре, что очень волнует архитекторов. Сразу несколько архитектурных наград претендуют на статус архитектурной Нобелевки. Есть Притцкеровская премия, которая вручается каждый год, есть Карлсбергский приз, который вручают раз в четыре года, есть "Золотой лев" Венецианской биеннале, есть золотая медаль Международного союза архитекторов, и все они называются архитектурным аналогом Нобелевской премии. После того как Тадао Андо получил золотую медаль, он стал абсолютным рекордсменом по премиям. Первым из архитекторов он стал обладателем всех четырех архитектурных Нобелевок.
Тадао Андо прежде всего оценили на родине. Уже в 1979 году он получил главную национальную архитектурную премию за Row House, двухэтажный дом с открытым небу внутренним двором на 58 квадратных метрах. Сочетание европейского лоска и японской изощренной простоты сделали этот крошечный объект классикой современной архитектуры. Тогда Андо открыли европейцы и американцы, обнаружившие, что архитектор из Осаки развил японские корни европейского модернизма, работал как европеец, но с недоступной европейцам тонкостью и перфекционизмом. Он показал Западу ценность его собственного модернистского наследия, и стоит ли удивляться, что к юному для архитектора 64-летнему возрасту он награжден всеми архитектурными премиями, какие только можно себе представить: премией японского императора, премией Королевского общества британских архитекторов, французской премией изящных искусств и словесности и т. д. и т. п.
 |
Здания Андо давно стали фасадом японской архитектуры (на фото — павильон Японии на Expo-92 в Севилье) |
Позицию Тадао Андо в архитектуре легче понять, если вспомнить об одном обстоятельстве. В 80-е он был постоянным председателем жюри так называемых японских бумажных конкурсов. Это были конкурсы на довольно абстрактные темы — "Хрустальный дворец", "Оплот сопротивления", "Дом одинокого человека". Тадао Андо был тем человеком, который дал премии русским бумажным архитекторам — Александру Бродскому, Илье Уткину, Михаилу Филиппову, Михаилу Белову. Их архитектурные фантазии отличались от продукции архитекторов из других стран двумя свойствами — совершенной нефункциональностью и духом поэтической меланхолии. Именно этот дух Тадао Андо и оценил, и именно это и является тем поворотом, который определяет его специфику в современной архитектуре.
 |
Своим первым знаменитым домом — Row House в Осаке — Андо показал, что он стоит особняком в японской архитектуре |
В этом сущность архитектурной поэтики Тадао Андо. Он делает что-то очень простое, но так, что ты начинаешь заново ощущать основные архитектурные категории — пространство, пропорции, стену, окно, квадрат и круг. Сталкиваясь с ним, заказчики и архитекторы впадают в состояние задумчивой медитации, трудно соотносимой с идеями полезной площади, цены квадратного метра, функции. В итальянском Тревизо в 1997 году он построил исследовательский центр компании Benetton. Это чудный круглый двор, в который утомленные исследованиями служащие компании должны были выходить для медитаций. Двор был выстроен вокруг старого ливанского кедра, неведомо как проросшего в земле
 |
Андо приобщает европейцев к восточным ценностям. В его зданиях начинают медитировать даже европейские чиновники (на фото — павильон для медитации в парижской штаб-квартире ЮНЕСКО) |
Любимые архитекторы Андо — Фрэнк Ллойд Райт и Ле Корбюзье. Собственно, те же самые, что и у всех европейских архитекторов его поколения. Но у них наследие этих великих мастеров превращается в какие-то убогие бетонные блоки и грязные стеклянные прямоугольнички наподобие застройки советских спальных районов и промзон. Что постоянно подводит архитектурную общественность к тревожному ощущению кризиса современной архитектуры. В творчестве Тадао Андо те же формы приобретают глубину и изысканность японского хокку, когда фактура грубого бетона оказывается основанием для бесконечной медитации над основами бытия. Наверное, поэтому его так любят. Архитекторы всего мира, глядя на его работы, чувствуют, что они заняты не строительством, а искусством, и дают ему за это все премии, какие у них есть.
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН