Обозреватель “Ъ FM” Петр Воронков рассказывает, как в городе торговали птицами и животными на Трубной площади.
Фото: Каспиев Константин / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Фото: Каспиев Константин / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Трубная площадь сегодня. Антон Павлович Чехов писал: «Труба, этот небольшой кусочек Москвы, где животных так нежно любят и где их так мучают...» Птичий рынок… В дореволюционной Москве поначалу торговали певчими птицами, отсюда и название «Птичий». «Соловей — продаю с голосу. В натаску сам брал, сеть на кусты набрасываешь и гонишь. Птица, обратите внимание, отборная и в яри. Взгляните через бумажку. Солдат, а не птица»,— так Евгений Иванов пересказывал речь московских торговцев.
Соловьев в Москве обожали. Владимир Гиляровский упоминает, как купцы слушали соловьиные трели. Во многих кабаках держали клетки с певчими птицами. У Никитских ворот, в доме Боргеста, был трактир, где один из залов был увешан закрытыми бумагой клетками. И по вечерам, и рано утром сюда сходились со всей Москвы любители слушать соловьиные трели.
А в Питере современники вспоминали, с какой заботой относился к птицам художник Архип Куинджи: «Каждый день, в двенадцать часов, когда ударяла пушка в Петропавловской крепости, казалось, все птицы города летели на крышу дома, где жил Куинджи». Он выходил с карманами, полными зерна, и кормил их. Подбирал больных, замерзших зимой воробьев, галок, ворон, отогревал в комнате, ухаживал, лечил. По слухам, какой-то птице он сам сделал операцию и спас ее от дифтерита.
Однако вернемся в Москву. Конечно, начиналась знаменитая «Труба» с птиц, но потом кем и чем здесь только ни торговали — кошки, собаки, жабы, попугаи. По воскресеньям на Трубной было не протолкнуться. Не оставались москвичи равнодушными к братьям нашим меньшим. Кстати, у Чехова одно время жили два мангуста и пальмовая кошка. Писатель купил их на острове Цейлон, когда возвращался с Сахалина. Одного из мангустов звали Сволочь, хотя характер был скверным у всех троих. Они рвали одежду, белье, обувь, били посуду. И когда, наконец, Сволочь укусил матушку писателя, Евгению Яковлевну, за нос, все это дружное семейство пришлось отнести на Трубную площадь.