миссия
Вчера президент России Владимир Путин в Нью-Йорке объединял православные церкви, рекламировал "Russia!" в Музее Соломона Гуггенхайма и Россию в штаб-квартире ООН. С подробностями — специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
"Кто он — Путин?"
Вечером 13 сентября Владимира Путина ждали в офисе Русской православной церкви за рубежом (РПЦЗ). Предполагалось, что до этого он заедет в миссию Русской православной церкви (РПЦ) и это будет широко освещено в СМИ. Но в последний момент господин Путин предпочел уединиться с представителями РПЦ без свидетелей.
В здании синода РПЦЗ святые отцы перед приездом президента заметно нервничали.— Батюшка, как вы считаете, Владимир Путин может войти в историю как объединитель церквей? — спросил я немолодого человека в рясе, с самой длинной в этом здании бородой.
— Я брат Исаак,— мягко поправил меня батюшка.— Он, может, и хочет видеть себя так. Но тут вот какая проблема. Все в руках Божьих.
— То есть не в его руках?— В Его, конечно,— мгновенно согласился он.
— Стоп,— твердо сказал я.— Давайте разберемся. "Он" у вас — это кто?
— Бог,— с недоумением ответил брат Исаак.— А у вас?
— А у нас все как-то непросто,— пробормотал я.— Скажите, брат Исаак, а в чем главная проблема объединения церквей?
— Главная? — переспросил брат Исаак.— Дайте подумать, должен ли я отвечать... Нет, не должен. Пока-пока!
И брат Исаак поспешно удалился.Зато пришел Владимир Путин. Хор грянул "С нами Богъ" (то есть ситуация "С ним" опять немного запуталась). В довольно просторном кабинете у Владимира Путина состоялась встреча с главой РПЦЗ владыкой Лавром и руководящим составом Московской патриархии. Господин Путин говорил о восстановлении единства в русском народе. Пока не произошло объединение церквей, об этом единстве и думать, видимо, не приходится. Впрочем, господин Путин несколько раз повторил, что то, как будет складываться диалог церквей,— это дело церквей, а сам он "всячески готов способствовать этому процессу".
Говорили долго. Пока мы ждали, когда они закончат, я поговорил еще с одним братом, Иосифом, еще одним стопроцентным американцем, по совместительству преподавателем Принстонского университета.
— Смогут ли объединиться церкви?— Об объединении, возможно, вообще говорить не стоит,— молвил брат Иосиф.— Скорее надо говорить о примирении. Объединение сразу подразумевает какой-то контроль со стороны Москвы, не правда ли? А для наших людей здесь главный вопрос: изменилось ли что-нибудь в России по сравнению с советской властью?
— Конечно, изменилось,— уверенно ответил я.— Нет, я имею в виду — принципиально,— испытующе посмотрел на меня брат Иосиф.
Я замолчал.— И кто он — Путин? Раньше наши люди знали, с кем имели дело. Сначала был царь, потом генсек. А сейчас кто?
— Президент.— Но наши люди не знают, что это такое для России. Вот скажите мне — к кому он ближе: к царю или к генсеку? Для нас это очень важно!
— А если я скажу, что к обоим сразу,— вас такой ответ, наверное, не устроит? — предположил я.
— Хотелось бы, конечно, поточнее,— вздохнул брат Иосиф."А что, у вас в России всегда такие очереди?"
Через три часа Владимира Путина ждали на открытии выставки "Russia!". У входа в Музее Гуггенхайма выстроилась очередь на ужин с президентом России. Стоя в очереди, скульптор Зураб Церетели рассказывал о своем монументе, посвященном жертвам 11 сентября в Нью-Йорке. Президент России должен был заложить памятный камень в этот монумент на следующее утро.
— Видите,— показывал скульптор проект памятника,— это одиннадцатиметровая слеза из титана. Когда подходишь к ней — видишь себя, как в зеркале. И ты участвуешь во всем этом, когда видишь себя. Ты ждешь, когда будет одержана победа над терроризмом.
— А когда, кстати, она будет одержана?— Когда? — ненадолго задумался Зураб Церетели.— Когда ООН скажет, что терроризм побежден, тогда и будет побежден.
Среди стоящих в очереди можно было наблюдать звезд российской эстрады, деятелей отечественной культуры (директор Эрмитажа Михаил Пиотровский был без своего знаменитого красного шарфика и на вопрос, куда делся шарфик, беззаботно ответил: "Да жарко здесь очень"; оказалось, шарфик — не догма), политики (не стоит упоминать всуе) и бизнеса (гендиректор "Аэрофлота" Валерий Окулов, как и остальные, был подвергнут унизительной процедуре личного досмотра; впрочем, при себе у него ничего не нашли)...
Американцев тоже было довольно много. Без проверки и досмотра в здание прошел только один человек — представитель квартета посредников на Ближнем Востоке Джеймс Вулфенсон.
— А что, у вас в России всегда такие очереди? — с притворным ужасом спросила меня средних лет американка.
— Нет,— счел своим долгом ответить я.— Просто у нас таких грандиозных выставок нет.
Часа за полтора все приглашенные все-таки смогли через рамки металлоискателей проникнуть внутрь музея. Экспозиция в самом деле производила впечатление.
Владимир Путин прошел ее довольно скоро. Он показывал свое внимание к картинам, но на самом деле рассматривал их довольно рассеянно (о том, какие картины имел возможность увидеть президент, см. на стр. 1, 21). Впрочем, сосредоточиться на чем-то было нереально. Президента России сопровождала огромная толпа, которая с каждым этажом пополнялась заинтересованными участниками ужина, желающими быть представленными президенту России или просто представиться ему. Я обратил внимание, как выжидательно, с неким особым чувством глядел на господина Путина бывший гендиректор НТВ Борис Йордан. Но Владимир Путин не оправдал его ожиданий и не подошел к нему.
На первом этаже в конце концов осталось довольно мало людей. Среди них был главный спонсор этой выставки Владимир Потанин. Он увлекся, без сомнения, содержательной беседой с помощником президента России Сергеем Приходько — до тех пор, пока господину Приходько не позвонили с верхних этажей здания и не предложили в авральном порядке поднять господина Потанина наверх, к президенту России. Господин Потанин наконец заторопился.
После встречи на десятом этаже музея с его руководством господин Путин, спустившись на первый этаж на лифте, появился перед гостями вечера довольно неожиданно для них. Он уже секунд десять шел по пандусу, отделявшему лифт от стойки с микрофоном, а они еще даже не начали хлопать ему. Зато когда увидели, не только захлопали, но и поспешили встать. Речь господина Путина была короткой и не такой многозначительной, как выставка и, главное, ее название.
На ужин господин Путин не остался. Сложилось впечатление, что нашел себе более приятную компанию.
"СССР был гарантией и защитой для многих народов"
Вчера утром Владимир Путин выступил на пленарном заседании Генассамблеи. По жребию господину Путину выпало выступать вторым, после президента Джибути и перед президентом Замбии. Зал заседаний был еще полупустым, люди заходили и рассаживались целыми делегациями. Владимир Путин, казалось, волновался. Его выход сопровождала негритянка в цветном платочке с огромным перстнем на указательном пальце. Она водила к трибуне каждого выступающего. Между тем Владимир Путин отчего-то решил обойтись без ее услуг. Но дама стальной хваткой вцепилась в руку президента России (наверняка останутся следы, особенно от перстня). Господин Путин сделал инстинктивную попытку освободиться. Но дама не дала ему и шанса. С холодной улыбкой она обошла российского президента и пальцем показала, что ему следует идти за ней.
Речь господина Путина была дежурной. Говорил он не больше трех минут. Он рассказал, что ООН принадлежит всем и никому в отдельности и что "пусть всем нам хватит мудрости сберечь ее для следующих поколений". Можно было даже сделать вывод о том, что ни в каком реформировании ООН в таком случае вообще не нуждается.
Новостью в выступлении российского президента было то, что он впервые назвал терроризм идейным наследником нацизма.
Теперь это надо будет объяснять.Аплодисменты господину Путину были непродолжительными. Зал так и оставался наполовину полным. Накануне во второй половине дня штаб-квартира ООН после отъезда президента США Джорджа Буша словно осиротела. Если накануне, в день его выступления, в очереди на вход в ООН стояло около трех тысяч журналистов и она растянулась на несколько сотен метров, то вчера очереди не было уже вообще никакой, а на балконе для прессы расположилось только несколько российских журналистов, которые поспешили покинуть балкон с первыми словами президента Замбии. Как же поторопились мои коллеги! Где-то через полчаса негритянка с перстнем вывела на трибуну президента Белоруссии Александра Лукашенко. Он, преодолев все трудности со въездом в США (ему оформили специальную ооновскую визу, так как американскую господину Лукашенко уже давно не дают), появился на пленарном заседании.
Александр Лукашенко начал с проблемы реформирования ООН. Он не уверен, что вообще есть смысл обсуждать эту тему. Прежде надо определиться, "верной ли дорогой мы ведем свои страны".
— При всех ошибках руководства СССР был гарантией и защитой для многих народов, а после его распада мир стал однополярным,— подметил белорусский президент.— Исчезла цветущая Югославия, Афганистан превратился в наркотрафик. Продолжилась кровавая бойня в Ираке. Взят под прицел Иран и Северная Корея.
До сих пор господин Лукашенко не стеснялся в выборе выражений. Но теперь он просто перешел на личности.
— Сегодня найден удобный способ под флагом демократии и прав человека, в трактовке американского руководства, оказывать давление на другие страны! — голос Александра Лукашенко гремел под сводами зала заседаний.— А ООН позволяет использовать себя как инструмент политики. Где открытый процесс над узниками Гуантанамо? Суд над Милошевичем стал карикатурой!
ООН, заявил президент Белоруссии, не должна прятать голову в песок и должна дать отпор агрессии со стороны однополярного мира. То есть со стороны США.
Зал к этому моменту заполнился уже почти на три четверти. И все-таки аплодисментов почти не было слышно. Присутствующие оторопели. Этого эффекта Александр Лукашенко, видимо, и добивался.
Дожать Гондурас
В середине дня президент России Владимир Путин встречался с президентом Ирана Махмудом Ахмади-Нежадом. Накануне эта встреча была сорвана (Ъ рассказывал об этом вчера). Теперь она состоялась в назначенное время и продолжалась гораздо дольше, чем полагалось по протоколу. К этой встрече было приковано между тем невероятное внимание журналистов со всего мира. В небольшой двери стояли десятки телекамер. Служба безопасности ООН по периметру оцепила площадку перед дверью. Все дело было в том, что президент Ирана до встречи с российским президентом увиделся с турецким премьер-министром Реджепом Тайипом Эрдоганом и заявил, что Иран готов поделиться ядерными технологиями с исламскими странами.
Когда встреча закончилась и президент Ирана, маленького роста черноволосый человек с семидневной щетиной, вышел из переговорной, на него набросились все эти люди. Стоял невообразимый шум. Не было слышно ни одного вопроса. Кричали все, и не хотел успокаиваться никто. Полицейские начали расшвыривать журналистов, чтобы освободить проход. Шум усиливался, хотя мне казалось, что это невозможно.
Поразительно, какое огромное наслаждение все это доставляло иранскому лидеру. Он оглядывался вокруг и смеялся, как ребенок. Он был абсолютно счастлив. Ему уже не надо было ничего комментировать. Ему следовало просто получать удовольствие. Он это и делал.
После этого Владимир Путин уехал к себе в отель и в перерыве между несколькими неформальными двусторонними встречами с мировыми лидерами увиделся с вдовой американского журналиста Пола Хлебникова и ее братом. Он обещал сделать это во время своего первого же приезда в Америку — в ответ на письмо вдовы американского журналиста Владимиру Путину, в котором была просьба о встрече. Теперь господин Путин выполнял обещание.
Остается сказать, что главным практическим результатом стало то, что Россия подписала декларацию о всеобъемлющем сотрудничестве с Гондурасом. Переговоры, говорят, шли очень трудно.
Дожали мы все-таки Гондурас!