Вчера благодарная Америка дождалась президента России Владимира Путина на открытии камня на месте памятника жертвам 11 сентября в Нью-Йорке. С подробностями — специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Памятник работы Зураба Церетели будет стоять на пирсе военного морского порта в Нью-Джерси. Дорога из Манхэттена до порта занимает больше часа. В порту надо очень долго искать это местечко. На расстоянии полутора миль от той точки, где будет стоять 38-метровый памятник, видна статуя Свободы. За ней открывается вид на залив Гудзон и Манхэттен — тот самый вид, который является визитной карточкой любого голливудского фильма, действие в котором хоть пару минут происходит в Нью-Йорке.
Место для памятника выбрано, конечно, довольно сомнительное. Но Зураб Церетели считает, что его будет очень хорошо видно туристам, путешествующим по Нью-Йорку водным транспортом. Спорить с этим трудно, а главное — не нужно. Считается, что Америка с благодарностью приняла этот дар от народа России. И в самом деле, дареному коню в зубы не смотрят.
На церемонию открытия памятника собрались три сотни жителей микрорайона Байон. Для них это был большой американский праздник. У кого-то, возможно, даже исполнилась его американская мечта. Жителей Байона, во-первых, впервые в жизни впустили на территорию порта. Во-вторых, им предстояло увидеть президента России. Трудно сказать, чему они радовались больше.
На праздник пришли ветераны американских войн — с национальными флагами и в пилотках с чудовищным количеством значков. Были люди в двубортных костюмах и в широкополых шляпах, надвинутых на самый лоб,— прямо из кинофильма "Крестный отец". Людей в шляпах, строго говоря, было двое. Они держались в стороне от остальных. Время от времени к ним подходили полицейские и перешептывались с ними. Я думаю, это были агенты ФБР, работающие под прикрытием (шляп).
По пирсу порхали американские бабушки — замечательные божьи одуванчики (тщательно уложенные ровными шариками седые волосы).
Появился скульптор Зураб Церетели. Его окружила было толпа телеоператоров из пула президента России. Они начали свою уверенную работу. Спешить им было некуда. До приезда президента России было еще очень много времени. Но неожиданно перед скульптором выросла съемочная компания местного микрорайонного телевидения. И скульптор оказался в руках этих людей. Они сделали с ним все, что хотели, и отошли, такие же уверенные в себе, какими несколько минут назад выглядели телеоператоры национальных отечественных телеканалов.
Зураб Церетели охотно отвечал на любые вопросы и раздавал автографы.— Очень нравится ваш дизайн! — улыбалась ему средних лет американка, старательно демонстрируя свои преувеличенно белые зубы.
— Работаем,— с неожиданным смущением бормотал скульптор.Смутили его, мне кажется, все-таки прежде всего эти зубы.
— Сколько вы работали над этим памятником? — показал один американец на задрапированную черной тканью плиту, очень похожую на надгробную. Это и был камень, которому предстояло уступить место полноценному памятнику.
— Сколько? — переспросил скульптор.— Четыре года.— А по сколько часов в день? — упорствовал американец.
Ему было мало ценной информации о том, что Зураб Церетели начал работать над камнем с момента катастрофы 11 сентября — еще до того, видимо, как ему в голову пришла мысль создать сам памятник.
— Если бы вы были в Москве, то увидели бы, по сколько часов я стою и работаю,— ответил Зураб Церетели.
В голосе его не было никакой обиды. В нем было твердое осознание того, что он, простой смертный, стоит и каждый день делает для вечности ровно столько, сколько нужно,— не меньше и не больше.
Зураб Церетели уже отвечал на следующий вопрос, а американец еще только осознал то, что ему только что было сказано.
— Да я был в Москве! — обрадованно воскликнул он.Но Зураб Церетели уже не услышал его.
— А когда можно будет посмотреть на вашу большую скульптуру? — интересовалась юная американка.
— Скульптура уже здесь,— неожиданно ответил скульптор.— Вон там. За этим домом.
Он показал на огромный пакгауз.Рядом репетировала слова российского гимна американка лет 16. У нее был хороший голос. Ей предстояло петь слова без музыки. Она уже пробовала. Слова были хорошо различимы. Российский гимн в ее исполнении брал за душу. Это был странный эффект. Даже на репетиции это было лучшее исполнение российского гимна из всех, которые я слышал.
— Бронза, титан, корпус из нержавеющей стали,— монотонно перечислял где-то рядом Зураб Церетели.— Хороший памятник будет. Прочный.
Прямо над нами один за другим, с интервалом минут в пять, пролетали самолеты и брали курс, казалось, прямо на отсутствующие две башни. Я подумал, что при желании творение господина Церетели можно будет рассматривать как естественную видеоинсталляцию.
Стоявший рядом со мной молодой грузин рассказал мне, что он работает начальником службы безопасности министра иностранных дел Грузии Саломе Зурабишвили. В этом сообщении не содержалось никакой угрозы. Наоборот, парень, мне показалось, жалуется на судьбу.
Я спросил, где его объект. Он показал в первый ряд стульев перед маленькой сценой с микрофонами. Там и сидела госпожа Зурабишвили.
Она, очевидно, удивилась, что ее присутствие на мероприятии зафиксировано. Она совершенно точно не хотела этого. Встреча с президентом России не входила в ее планы (а тем более в его). Она приехала сюда по приглашению скульптора. Она хотела поприсутствовать на открытии камня.
Я спросил министра, слышала ли она о выступлении на Генассамблее ООН президента Белоруссии Александра Лукашенко (см. вчерашний номер Ъ). Она кивнула. Она слышала не только о выступлении, но и само выступление.
— Ну и как вам?— Вы говорите по-английски? — переспросила меня госпожа Зурабишвили на английском.
— А вы не говорите на русском?Она пожала плечами. Нет, она не чувствовала себя виноватой.
— Но, кажется, понимаете?
Она снова пожала плечами.
— Так как вам речь господина Лукашенко?
— Начало двадцатого века,— ответила она по-английски с заметным русским акцентом.
— Речь вашего президента на Генассамблее какое на вас впечатление произвела?— Двадцать третий век! — без улыбки ответила она.
Тут уже началась собственно церемония открытия камня. Четыре американских трубача, отчаянно фальшивя (у одного из них в какой-то момент, кажется, закончился в легких воздух, и он просто замолчал, испустив последний конфузный звук), исполнили американский гимн. Американцы смущенно переглядывались и потом долго виновато аплодировали трубачам, стараясь, видимо, приободрить их и сделать друг перед другом вид, что ничего не случилось и американский гимн так обычно и играется.
Американская девушка триумфально исполнила российский гимн. У нее получилось еще душевнее, чем на репетиции.
Странно, что до сих пор не было российского президента.Несколько горожан произнесли речи. Они, если коротко, благодарили русский народ. Минут через десять речи закончились, а президента России все не было. Тогда на сцену вышел девичий хор в черном и исполнил "Боже, благослови Америку". Я надеялся, что президент России покажется на пирсе именно под эту песню, но этим надеждам не суждено было сбыться.
Тогда после некоторого колебания на сцену вышел пухлый мальчик лет десяти в коротких штанишках и с волынкой в руках. Он старательно надувал щеки. Звуки волынки ветром разнесло по заливу. Американцы заплакали, некоторые в голос.
Но вот со сцены ушел и мальчик. А я видел, что некоторые представители российского протокола тоже готовы заплакать. Кортеж президента России, правда, говорили, уже где-то совсем рядом. И все-таки на несколько минут установилась напряженная пауза. Несколько американцев в партере стали искать глазами лучшего друга их президента. Их едва ли не силой усаживали на места — они могли помешать работе местного телеоператора.
Владимир Путин все-таки приехал.Он подошел к микрофону, оглядел сидящих и стоящих перед ним людей и тихо спросил тех, кто стоял рядом с ним:
— Кто здесь?..Наверное, он хотел спросить, кто здесь главный, а потом раздумал. Может, он еще что-то имел в виду. Но получилось именно так. И с этим уже ничего не поделать.
Ему что-то ответили, он кивнул и, не вынимая из кармана бумажку с текстом речи, произнес ее.
— Я благодарен властям Нью-Йорка, которые отвели для этого памятника такое прекрасное место,— произнес Владимир Путин и внимательно огляделся по сторонам. То, что он увидел, очевидно, не произвело на него сильного впечатления.
— Все, кто будет ходить в город морем, будут видеть его,— добавил он.Господин Путин выразил уверенность в том, что терроризм будет побежден так же, как и нацизм. Очевидно, что теперь это его новая любимая транснациональная идея.
— Я не уверен, что мы сделали все, что должны, для увековечения памяти павших от рук террористов в нашей стране... Но я не мог не поддержать инициативу тех граждан, которые предложили увековечить память жертв 11 сентября.
Речь господина Путина была в целом эмоциональной и казалась очень искренней. Американцы, кажется, не ожидали от российского президента такой щедрости чувств и оказались воодушевлены в результате беспредельно. Они бешено аплодировали господину Путину и пробовали плакать.
А он держался.И никто же не знает, что случилось с ним, когда он сел в свою бронированную машину и остался наедине с министром иностранных дел Сергеем Лавровым.