Один из наиболее верных приверженцев председателя КС Валерия Зорькина, судья Гадис Гаджиев указал, что "переворот создал условия для нарушения таких важнейших прав человека, как право на жизнь, право на свободный доступ к информации, на неприкосновенность личной жизни... Организаторы переворота неизбежно уже пошли и пойдут дальше по пути грубого нарушения прав граждан".
Правовая конструкция президентской команды заключалась в том, что известное нарушение конституции представляется неизбежным, но в нынешней ситуации оно может быть извинительным, если: а) оно послужит к относительно безболезненной развязке политического кризиса; б) если будет соблюдено важнейшее условие безболезненности — соблюдение прав человека. Уставшее от политики общество в самом деле на известное время может смириться с ограничением собственно политических прав, но при условии незыблемого соблюдения фундаментальных прав гражданина, и оппоненты Ельцина, очевидно, хотели бы подвергнуть разностороннему сомнению именно этот исходный тезис. На практическом уровне в этом смысле полезны уличные вылазки Константинова-Анпилова-Алксниса, итогом которых может быть либо — при бездействии полиции — полный беспорядок в столице, либо — если полиция бьет молодцов с большой дороги — разбитые лица оппозиционеров наглядно доказывают факт попрания нерушимого права человека на блокирование улиц. На теоретическом же уровне КС — доселе с похвальной индифферентностью относившийся к уже принятым ВС законодательным актам (расстрельные указы, поправки к закону о СМИ) — теперь, очевидно, искупит грех прежнего бездействия, превентивно осуждая будущие грехи президента по этой части. Во всяком случае, Гаджиев указал, что все происходящее — цветочки, а ягодки впереди, и — как по освоенной КС тактике превентивных мер, так и по общей логике борьбы — предметом рассмотрения в ареопаге вполне могут стать не только еще не созревшие, но даже и не завязавшиеся ягодки.
Коллега Гаджиева Борис Эбзеев изучал ягодки другого сорта, заявив в начале недели, что вероятным "следующим шагом президентской команды будет попытка устранения Зорькина с политической арены и вообще распустить действующий состав КС". Устранение Зорькина с политической арены, как показывает опыт деятельности председателя КС, — процесс многосторонний и, так сказать, обоюдный. Он зависит не столько даже от президентской команды, сколько от самого Зорькина — от степени недобросовестности очередных посреднических инициатив председателя КС, от количества очередных нарушений Закона о КС, от большей или меньшей готовности превышать свои полномочия и говорить сегодня то, что опровергал вчера etc. Инициативу же роспуска действующего состава КС, как выяснилось, взял на себя не президент, а сам председатель КС, лишив судейских полномочий не только чистых саботажников — зампредседателя КС Витрука и судью Аметистова, но и пребывающего в больнице судью Кононова, который хотя и вполне законно страдает от язвы желудка и саботажем по болезни заниматься не может, но зато известен своими пропрезидентскими настроениями. Вероятно, Зорькина, в знак нейтрального беспристрастия оборудовавшего себе кабинет в Белом доме, привлекла опробованная на X съезде методика, известная, впрочем, еще революционному конвенту 1793 года, а именно — самоочищение законодательного собрания "от аристократов и умеренных". Есть, впрочем, опасение, что подражательный инстинкт завел Зорькина чересчур далеко: конвент 1793 года и съезд 1993 года отличались чрезвычайной решимостью и готовы были рубить головы коронованным тиранам и воевать хоть со всей Европой, а оттого не боялись формальных процедурных нарушений — ибо не в процедуре была их сила. Напротив, главный аргумент Зорькина и его центристских приверженцев сводится к тому, что как раз в процедуре и легитимности вся сила КС и заключается. Беря на вооружение практику революционного конвента, Зорькин ставит в глупое положение не столько себя (к этому все уже привыкли), сколько друзей-центристов, продолжающих восхвалять КС в выражениях, чрезмерно льстивых даже для описания суда Божьего — ниже конституционного.
Впрочем, элементы божественного правосудия (или, по меньшей мере, церковного суда) также начинают присутствовать в общественной жизни: при посредничестве патриарха и прямо в патриаршей резиденции предполагается проводить мирные переговоры между представителями президента и ВС.
Внешняя привлекательность попытки — первосвятитель, как Папа в средневековой Европе, заставляет смириться враждующих мирских владык — как бы заслоняет крайнюю внутреннюю противоречивость начинания. Пафос не только парламентских идеологов (их, допустим, можно заподозрить в эклектическом желании оборонить разом и демократию и совдепию), но и центристских политиков сводится к тому, чтобы ситуации отстоять и укрепить совершенную демократию западного образца — разделение властей, конституционность, народовластие без границ, либерализм без таковых же и. т. д. Столь привлекательная модель свойственна, однако, именно западному светскому обществу новейшего образца, тогда как эффективный и признаваемый тяжущимися сторонами патриарший суд в качестве необходимой предпосылки предполагает наличие религиозного общества средневекового образца. Не вдаваясь в сравнительную оценку столь разных типов общественного устройства и не задаваясь вопросом, к какому типу ближе нынешнее российское общество, нужно все же отметить, что утверждать новейшие западные ценности и бороться с монархическими поползновениями Ельцина, используя приемы, работающие лишь в средневековой монархии — попытка с довольно негодными средствами.
Попытку с более пригодными — по замыслу ее авторов — средствами предложили поддерживающие ВС мастера культуры: Юрий Власов, Станислав Говорухин, отец и сын Михалковы и др. Мастера, указав, что ВС называл политику правительства антинародной, предложили ему теперь доказать на деле свою народность, а именно: "Не только примите постановление о снижении цен на важнейшие продукты питания, но и наметьте меры, обеспечивающие его выполнение на основе привлечения широких слоев народа на местах... Объявите о восстановлении экономической независимости страны... Расторгните все кабальные соглашения о кредитах и поставках сырья, нефти и газа... Признайте недопустимость массовой безработицы".
Культработники критикуют ВС за недостаточное следование принципу "хлеб съедим, а булочные сожжем", т. е. указывают, что правильный популизм ВС все же недостаточно густопсов — правильным же будет объявить о тотальной самоизоляции и, отгородившись от порабощенного дьяволом внешнего мира, ввести райскую жизнь, т. е. военный коммунизм (снижение цен "на основе привлечения широких слоев народа"). С одной стороны, такое заявление свидетельствует о недостаточном учете ценного опыта ГКЧП: тот, в отличие от ВС РФ, действительно пошел в популистских обещаниях несколько далее, но, вопреки ожиданиям, массового народного мультиоргазма не произвел, да и вообще не преуспел. С другой стороны, заявление позволяет лучше отнестись к народным депутатам: при всех своих изъянах и даже душевной неуравновешенности они и отдаленно не достигают кондиции отца и сына Михалковых, на уровне политико-экономических воззрений вплотную приблизившихся к другой известной семейной паре — многоуважаемому вождю Ким Ир Сену и любимому руководителю Ким Чен Иру.
Пхеньянистость отца и сына тем более удивительна, что б. ответственный секретарь Конституционной комиссии Олег Румянцев с прискорбием сообщает: "Поразило первоначальное отношение к случившемуся нашего народа: безразличие или злорадство. Хотя о социальном благополучии... парламент заботился капитально, об этом не вспоминают".
Забота ВС о социальном благополучии сводилась к всемерному увеличению инфляции, являющейся жестким регрессивным налогом, сильнее всего бьющим по наиболее бедным слоям населения. Исполнившись премудро-коварного макиавеллизма, можно, конечно, раскручивать инфляцию, рассчитывая таким образом свалить ненавистное правительство и пренебрегая пословицей про то, как паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Однако поражаться тому, что гибель макиавеллистов-инфляторов не вызывает у холопов глубокой скорби — признак чрезвычайной наивности, особенно странной в таком глубоком, как Румянцев, знатоке проблем "социального государства".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ