Пейзаж после забоя

В результате реструктуризации российской угольной промышленности число занятых в отрасли сократилось вдвое, а добыча угля — в полтора раза. Весь путь перестройки с начала и до конца прошел более чем 100-тысячный коллектив 29 шахт флагмана советской угольной отрасли "Ростовугля". Сегодня три шахты "Ростовугля" проданы, а 26 — ликвидированы. Корреспондент Social Report СЕРГЕЙ ПЕТУХОВ отправился в Ростовскую область, чтобы выяснить, что же стало с людьми, которые на этих шахтах работали.

Угольная закулиса

В ведомственной гостинице "Ростовугля" в городе Шахты воду отключают с 11 вечера до 7 утра. А лучшая гостиница в городе, где есть вода и все остальное, что должно быть в приличной гостинице, называется "Кузбасс" и построена на деньги из Кемерова. Уголь, который сейчас продается на городском рынке по 3,2 тыс. руб. за тонну, привозной — тоже из Кемерова. Что-либо более унизительное для коренного шахтерского населения Восточного, или, как его сейчас называют, Русского Донбасса, трудно придумать.

Очередей за кузбасским углем на базаре не наблюдается. На отопительный сезон частного дома надо тонны три, а сжечь 10 тыс. руб. за зиму в своей печке может далеко не каждый шахтинец. Газ и электричество, которые поставляют в дома шахтинцев выжившие советские монополии, с точки зрения обогрева гораздо надежнее. Кроме того, привозной уголь "курной" (с ударением на последнем слоге), то есть сильно дымит и иногда взрывает печку. На вражеском угле подорвалась, например, няня ребенка секретарши Елены, которая встретила меня в приемной бывшего генерального директора ОАО "Ростовуголь" Алексея Мелькова.

Господин Мельков возглавлял "Ростовуголь" в самый разгар его реструктуризации в 1990-е, под его руководством началась ликвидация шахт "Ростовугля". Но было и созидательное в его работе. Например, он укреплял в городе Шахты шахтерскую науку — лично, так сказать, переходил от практики к теории. Одно из главных его теоретических достижений — девятиэтажный небоскреб Южно-Российского отделения Академии горных наук — гордо возвышается на центральной улице города Советской над приземистыми зданиями мэрии, управления "Ростовугля" и кирпичными пятиэтажками "улучшенной планировки" для шахтеров-передовиков. Кроме этого академик горных наук Мельков вложил много себя в ежегодный теннисный турнир на кубок "Шахтер Дона", который в этом году будет разыгрываться в 11-й раз. Первый турнир в Шахтах состоялся как раз в 1994-м — в год старта государственной программы реструктуризации угольной отрасли в стране — и каждый год радовал донских шахтеров участием в нем приглашенных знаменитостей. Например, на десятилетний юбилей турнира стараниями академика Мелькова приехали бронзовый призер Олимпиады-92 в Барселоне Андрей Черкасов и легенда российского тенниса неоднократный чемпион СССР Андрей Чесноков.

Спустя месяц после окончания юбилейного турнира няня ребенка секретарши господина Мелькова Елены истопила печь в своем доме в пригородном поселке имени 20-летия РККА привозным кемеровским углем. Взрыв, по словам Елены, был такой силы, что от печки и от шахтерского барака няни не осталось камня на камне. Сама женщина чудом уцелела.

По мнению бывшего гендиректора "Ростовугля", подрыв единственного, что осталось у здешних шахтеров — их ветхого жилья, есть результат международного заговора против Советского Союза в целом и его угольной отрасли в частности, развал которой Запад финансировал через свою целевую программу траншей Всемирного банка на закрытие шахт, потратив на это около $1,3 млрд.

Разваливать было что. В советский период одно из ведущих угольных объединений страны "Ростовуголь" добывало до ПЕТУХОВ!*** млн т угля в год. Шахты "Ростовугля" выдавали уголь на-гора на собственные обогатительные фабрики. Кроме добывающего комплекса здесь имелась и вся остальная инфраструктура отрасли: свое машиностроение, ремонтное машиностроение, строительная индустрия, система снабжения шахтеров через ОРСы, УРСы, ведомственные совхозы, детские сады, школы, пионерские лагеря, дома отдыха, базы отдыха и т. д. Весь юг России и значительная часть центральных областей жгли ростовские угли. Для перевалки угля был построен Усть-Донецкий порт при слиянии Северского Донца с Доном, через который ростовский уголь распространялся по европейской части страны вплоть до Череповца и Кировской области.

И вот в результате козней мировой угольной закулисы все это великолепие перестало существовать. Постороннему человеку трудно поверить, но в "Ростовугле" теория международного заговора против некогда процветавшего города Шахты является фактически официальной. С нее начинали разговор со мной все без исключения ответственные лица, так или иначе связанные с "Ростовуглем". Правда, при этом господин Мельков все же признал, что при общем коллапсе российской экономики в начале 1990-х помимо внешних возникли трудности чисто внутренние, например государственные дотации доходили до 83 коп. на 1 руб. себестоимости угля. А кроме того, даже по демпинговым, еще советским ценам 15-20 руб. за тонну (бутылка водки к тому времени стоила намного дороже) ростовский уголь не находил покупателя. Выходит, причина закрытия шахт проще — нерентабельность отрасли.

Вид сверху

Был, впрочем, еще один экономический стимул для закрытия шахт, о котором местное начальство говорит с неохотой. Ликвидация шахт оказалась гораздо более рентабельным бизнесом, чем их эксплуатация. Чтобы шахта работала, в нее сперва нужно вложить деньги, а потом уже можно попробовать что-то получить от продажи угля. Ликвидация, наоборот, начинается с того, что на нее выделяются специальные деньги, которые остается грамотно освоить. Кто и когда проверял, как забивали ствол ликвидируемой шахты и забили ли его вообще? Куда девался металл и накопившиеся на шахтах запасы угля? Кто проверял, тот знает.

Дополнительную привлекательность процессу ликвидации придает то, что с самими шахтами он, кажется, связан очень условно. В прошлом году ОАО "Ростовуголь" избавилось от последних четырех шахт. Три — "Аютинскую", "Садкинскую" и имени Чиха — более или менее удачно продало, с четвертой — имени Октябрьской революции — вышла запутанная уголовно-приватизационная история, и чтобы не тратить на ее содержание деньги, "Ростовуголь" принял решение шахту затопить — как крейсер "Варяг" и бесприданницу ("так не доставайся же ты никому!"). Это трудно объяснить, но отсутствие шахт видимым образом никак не повлияло на сегодняшнюю деятельность акционерного общества. Во всяком случае, в здание ОАО "Ростовуголь" по-прежнему входят деловитого вида мужчины, а у подъездов остаются ждать их новенькие корейские иномарки и "Волги". Время от времени мужчины быстрым шагом выходят из здания, садятся в эти автомобили и куда-то уезжают. Кто эти люди и чем они так озабочены? Может быть, со здания просто забыли снять табличку "ОАО 'Ростовуголь'" и суетятся в нем сотрудники всевозможных организаций, арендующие здесь помещения?

Заместитель главы Главного управления по реструктуризации шахт (ГУРШ) при Министерстве промышленности и энергетики Александр Чернодаров объяснил мне, что табличку снимать еще рано. "'Ростовуголь' уже года два в дохлом состоянии, но через Федеральное агентство по энергетике они за это время получили примерно 100 млн руб. на обеспечение процедуры банкротства",— рассказал господин Чернодаров.

Табличку снимать рано хотя бы потому, что предстоит ликвидировать еще ту самую затопленную шахту имени Октябрьской революции. Процесс пойдет по обычной схеме. Сперва будет разработан проект (он стоит около 1 млн руб.). Затем Федеральное агентство по энергетике объявит конкурс. Обычно, объяснил господин Чернодаров, конкурсы выигрывают местные подрядчики, которые закрытую шахту хорошо знают (интересно, кто ее знает лучше, чем работники "Ростовугля"?).

"Демонтаж и подъем на поверхность горнодобывающего оборудования обходится примерно в 20 млн руб.,— рассказал господин Чернодаров.— По документам, на поверхность поднимался какой-то хлам. Может быть, кто-то при этом что и продал на сторону. Знаете, однажды ко мне пришли представители коммерческой фирмы с предложением от турецкой компании, готовой купить рельсы с одной из ликвидируемых шахт. У нас возражений не было. Я даже позвонил в 'Ростовуголь'. Но там мне сказали, что рельсов на этой шахте нет". Куда делись рельсы, мне потом объяснил председатель "Росуглепрофа" Иван Мохначук: "Все, что они там выметали из-под земли, потом официально за 100 руб. продавалось, а сколько откатом они получали, только они сами и знают".

На ликвидацию наземного хозяйства шахты выделялось, по словам господина Чернодарова, порядка 30-40 млн руб., на забивку ствола породой — еще примерно 20 млн руб. Жители города Белая Калитва, где были забиты стволы 12 шахт, рассказывали мне: "Зимой, в метель не дай бог забрести на старую шахту. Провалишься в ствол, и не найдут никогда".

Но и после того, как оборудование с шахты вывезено, сама она затоплена, а ствол забит породой, она еще может приносить доход. В шахтах "Ростовугля" много наклонных стволов, которые плотно забить даже при желании невозможно. И спустя некоторое время после затопления шахты в степи над ней возникают провалы. Увидев такой провал, представители специального центра мониторинга при ГУРШе имеют право объявить конкурс и выделить бюджетные деньги победителю конкурса на ликвидацию провала. "Провалы бывают разные,— пояснил господин Чернодаров.— Иной за несколько тысяч рублей засыпать можно, а на другой меньше миллиона не хватит".

Вид снизу

На празднике реструктуризции отрасли шахтеры тоже оказались не совсем чужими. "Когда начали закрывать, у нас в поселке в первый же день с ведомственного детского сада сняли крышу и все рамы из окон, потом сорвали полы, а на третьи сутки начали разбирать кирпичные стены. Через неделю его словно и не было",— рассказал мне шахтер с 14-летним подземным стажем Сергей Сафронов, работавший тогда забойщиком на шахте #5 в городе Белая Калитва.

По идее Белая Калитва должна была пострадать от перестройки отрасли первой и сильнее двух других шахтерских центров "Ростовугля" — городов Шахты и Новошахтинск, так как Белая Калитва — самый маленький из трех городов, а шахт и, соответственно, шахтеров здесь было больше всего. Но этот бывший шахтерский городок выглядит сейчас гораздо лучше, чем Шахты, а с Новошахтинском, который напоминает декорации фильма-катастрофы, его и сравнивать не хочется. В Белой Калитве бросается в глаза почти московское обилие частных кафе и баров. И природа здесь, на берегах Северского Донца, прекрасная.

"Если бы не перестройка, то меня уже не было бы. Сдох бы от силикоза и радости от того, что давал стране угля хоть и мелкого, но много,— признался Сергей Сафронов.— Так что, когда в 1996-м нашу шахту #5 решили первой в нашем районе закрыть, мы все, как акционеры, единогласно проголосовали за. Правда, могли бы и не голосовать: у 'Ростовугля' было 87% акций. Но собрание провели как положено, и в общем-то мы действительно сами приняли такое решение". По словам Сафронова, тогда это был единственный способ получить долги по зарплате и плюс к этому выходное пособие, переселение из ветхого жилья в пригородных поселках во вновь строящийся дом в городе и даже безвозвратный кредит в 30 млн неденоминированных рублей на организацию собственного малого бизнеса. Тогда, в 1996 году, на шахтеров с шахты #5 смотрели в городе как на сумасшедших. Но очень скоро другие белокалитвенские шахтеры осознали, насколько умно поступили их коллеги с 5-й шахты. Все остальные шахты в конце концов тоже закрыли, но вот ни новых городских квартир, ни долгов по зарплатам, ни прочих компенсационных выплат большинство шахтеров так и не дождались.

Золотая жила безвозвратных кредитов на развитие малого бизнеса иссякла, как только местные власти взяли этот бюджетный поток под свой контроль. "При администрациях шахтерских городов срочно создавали так называемые наблюдательные советы, которые распределяли эти средства,— рассказал заместитель главы администрации Белой Калитвы по угольной промышленности Николай Антошин.— Советы рассматривали бизнес-планы шахтеров и принимали решение о выдаче им денег. Члены наблюдательного совета назначались распоряжением мэра". "Кто успел проскочить до того, как местные администрации наложили лапу на шахтерские деньги, те реально получили свои 30 млн,— пояснил ситуацию Сергей Сафронов.— Вот бывший директор моего шахтоуправления набрал десять человек, получил на них деньги. Закупил буровую машину и до сих пор бурит по поселкам скважины питьевой воды. Неплохо, кстати, зарабатывает. А мы с товарищами хотели сложиться и бензоколонку на въезде в город открыть. В наблюдательном совете наш бизнес-план долго мурыжили и в конце концов отказали. Когда на нашем месте бензоколонку один приезжий армянин открыл, даже последнему дураку все стало ясно. А простым шахтерам деньги выдавали только на закупку свиней, чтобы все мы свиноводческим бизнесом занялись".

По свиноводческому пути пошел Николай Санников с пригородного хутора Погорелов. После закрытия его родной шахты #4 он встал перед выбором: либо зарегистрироваться на бирже труда и получать пособие по безработице, либо написать заявление на госкредит и тем самым навсегда отказаться от претензий к "Ростовуглю". "Побегал, правда, с полгода, пока у них деньги выбил,— вспоминал Николай Санников.— Хватило на 15 поросят и 15 тонн корма. Ведь чтобы одного поросенка выкормить, надо тонну зерна. Вот с тех пор и держу потихоньку свиней". Экс-шахтер Санников явно скромничал: кроме свиней у него сейчас трактор и 50 га земли в аренде, на которой он выращивает подсолнухи. А экс-шахтер Сафронов и вовсе в Белой Калитве заметная персона — директорствует в местном детском летнем лагере и баллотируется в депутаты городской думы от партии "Родина". (Кстати, о "Родине": сын Сафронова Станислав в прошлом году окончил Белокалитвенский казачий кадетский корпус, который был открыт стараниями мэра города Анатолия Романова, он же атаман Белокалитвенского казачьего юрта. "Так сели мы с ним чемпионат мира по хоккею смотреть,— рассказал мне Сафронов-старший. — Гимн России заиграли. И мой оболтус встал, прижал правую руку к сердцу и, пока гимн играли, стоял. Мне даже неловко сидеть было. Знаешь, что у них в корпусе на стене написано? 'Мы — будущее России'. Нет, мой на шахту ни за что не пойдет".)

Найти себя в новой, свинской жизни, конечно, сумели далеко не все. Многие бывшие коллеги Санникова и Сафронова "смотрят дома телевизор", как выразился вице-мэр Белой Калитвы Николай Антошин. "Государство им платит пенсию. На бутылку и закуску хватает, а если не хватит, они подшабашат где-нибудь пару сотен рублей и снова лежат у телевизора".

Пенсией здесь обычно называют не собственно пенсию (которую шахтер получает за 20 лет стажа и которой ни на какой телевизор не хватит), а социальные выплаты по так называемым регрессным искам в связи с частичной потерей трудоспособности. Оформить иск в принципе мог любой шахтер со стажем — здоровье в шахте сохранить трудно. Сергей Сафронов, например, дважды попадал под завал, получил травмы черепа и позвоночника, у Николая Санникова был перелом позвоночника. Но покалечились они еще в советские времена. А тогда начальство при подобных травмах втихую предоставляло шахтеру внеплановый оплачиваемый отпуск, выписывало премию и обещало все, что угодно, вплоть до талона на внеочередное приобретение "Жигулей", только бы работник не портил травматическую статистку отрасли оформлением инвалидности. В постсоветские времена шахтеры перестали идти на сделки с администрацией шахт, да и администрации им предложить было особенно нечего. Поэтому шахтеры стали использовать малейший повод, чтобы оформить регрессный иск. По словам вице-мэра Антошина, "из 15 тыс. белокалитвенских горнорабочих оформили регрессные иски 5-6 тыс., то есть примерно треть, и примерно такой же процент регрессников по всему объединению". Размер регрессной "пенсии" составляет от 3 до 9 тыс. руб. в месяц.

На шахтерскую работу из бригады Сергея Сафронова вернулся только один человек: Григорий Дьяков в прошлом году устроился по своей прежней специальности забойщика на шахту "Садкинская". Она находится в 60 км от города. В тот день, когда мы беседовали, Григорий Дьяков работал во вторую смену. В 14 часов автобусы начинают собирать шахтеров по пригородным поселкам. В 15 часов они доезжают до города, а в 16 часов Григорий Дьяков и остальные шахтеры попадают на шахту. К 17 часам они под землей добираются до места работы, где их ждет первая смена. После пересменки они рубят уголь до часу ночи, когда их меняет третья смена. Поднявшись на поверхность, желающие принимают душ, и в 2.10 автобус трогается в обратный путь. Народу много, кому-то приходится стоять всю дорогу. Домой Григорий Дьяков возвращается в половине четвертого утра. Но так не каждый день. "Две смены мы работаем, потом два дня дома,— Григорий Дьяков, кажется, доволен тем, что устроился на хорошую работу.— Путевки выделяют на море детям за полцены, вторую половину оплачивают родители. Ну спецовка и все прочее, рабочей одеждой обеспечиваемся своевременно. Медицину проходили, только 450 руб. надо было заплатить за это. Даст бог мне здоровья, буду работать и дальше". Получает Григорий Дьяков 10-15 тыс. руб. в зависимости от выработки. "Но у меня квалификация высокая, и работаю я в лаве, то есть у меня самая такая высокооплачиваемая профессия,— признался он.— А другие идут на 3 тыс. руб. Да на 2 тыс. даже идут".

Вид сбоку

Про шахтерские доходы логично было расспросить местных профсоюзных деятелей. Но в территориальном комитете "Росуглепрофа", который находится в Шахтах, я уже побывал накануне. Хотя здание, в котором он располагается, находится довольно далеко от офиса "Ростовугля", озабоченных мужчин и женщин, равно как и автомобилей, здесь было не меньше. Внутри я полюбовался на дверь кабинета председателя местного теркома "Росуглепрофа" Алексея Катальникова. Застать за ней господина Катальникова трудно, так как он, будучи еще и депутатом Госдумы, большую часть своего времени отстаивает интересы избирателей-шахтеров на Охотном Ряду в Москве. А на месте текущими проблемами отрасли занимается его заместитель Юрий Каунов.

У господина Каунова непрерывно звонил телефон на столе и мобильный в кармане. Страшно даже подумать, какой объем работы выполняли местные профлидеры угольной отрасли десять лет назад, когда в "Ростовугле" насчитывалось более 100 тыс. шахтеров. Сейчас в Шахтах и окрестных шахтерских поселках по угольной специальности работают около 700 человек на "Аютинской" и примерно столько же на "Садкинской", расположенной на границе Белокалитвенского района. Третья живая шахта — имени Чиха (она находится в Новошахтинске) — пока только готовится к работе. Все три, как уже было сказано, принадлежат частным собственникам.

"Новые собственники шахт заявили нам, что профсоюзы им не нужны, но мы поставили вопрос жестко: без нашего участия коллективные договоры не будут заключены, и они пошли на попятную, куда им было деться",— убежденно заявил Юрий Каунов.

Я решил уточнить ситуацию с договорами у управляющего шахтой "Аютинская" Александра Удодова, задав ему прямой вопрос: "Какие социальные блага предусматривает коллективный договор на ваших шахтах?" — "Социальные чего?" — растерянно переспросил он. Я разъяснил и получил прямой ответ: "Я считаю, что самым главным социальным благом для шахтера является вовремя выплаченная ему зарплата".

Источник: Федеральная служба госстатистики.

"Ростовуголь": этапы небольшого пути

На начало реструктуризации, которая стартовала в стране в 1994 году, в ОАО "Ростовуголь" числилось 29 шахт: 8 — в окрестностях города Шахты, 9 — в городе-спутнике шахтерской столицы Восточного Донбасса городе Новошахтинске, 12 — в Белокалитвенском угольном районе в 100 км от города Шахты. На них работало 112 тыс. человек.

К 2002 году в ОАО "Ростовуголь" (87% акций которого принадлежало государству) осталось 7 шахт и 14 тыс. шахтеров, а долги по кредитам, налогам, зарплатам и прочим выплатам приближались к 5 млрд руб. Тогда специальным постановлением правительства за подписью вице-премьера Виктора Христенко "для сохранения рабочих мест и снижения социальной напряженности в регионе" было создано ООО "Компания 'Ростовуголь'", которое взяло в аренду имущественный комплекс ОАО "Ростовуголь" "с целью его оздоровления". Контрольный пакет (75%) в новой компании принадлежал холдинговой компании "Русский уголь" (в составе учредителей которой, в свою очередь, были Межпромбанк и "Роснефть"). В число учредителей ООО с пятипроцентной долей вошло и ОАО "Ростовуголь". Большая часть долгов "Ростовугля" была при этом списана, но 600 млн долгов по невыплаченным зарплатам и выходным пособиям остались.

Руководство ООО "Компания 'Ростовуголь'" попыталось реанимировать семь оставшихся шахт. Но в ночь на 23 октября 2003 года одна из них — "Западная-Капитальная" — была затоплена прорвавшимися грунтовыми водами. Большинство шахтеров удалось спасти, два человека погибли. В результате три шахты — сама "Западная" и соседние с ней имени Ленина и "Комсомольской правды" были затоплены, а число работающих шахт "Ростовугля", таким образом, сократилось до четырех.

К 2004 году ООО "Компания 'Ростовуголь'" фактически прекратило свою деятельность, а его владелец — "Русский уголь" — сосредоточился на развитии бизнеса в соседнем с "Ростовуглем" Гуковском угольном районе, где сейчас стабильно добывает примерно по 5 млн т угля в год.

Четыре оставшиеся шахты "Ростовугля" были выставлены в 2004 году на аукцион. Две из них — "Аютинскую" в 10 км от города Шахты и имени Чиха в Новошахтинске — приобрели совместно пермская Западно-Уральская машиностроительная корпорация (ЗУМК) и компания "Трансугольимпекс" московского предпринимателя Валентина Строяковского. По словам главы управляющего сейчас этими шахтами ООО "УгольЗУМК" Александра Удодова, "Аютинская" была куплена за 80 млн руб., а шахта имени Чиха за 100 млн руб. Третью выставленную на продажу шахту — "Садкинскую" Белокалитвенского угольного района приобрела "дочка" ЗАО "Северстальстанс". Сделка с ООО "Голдуголь" по четвертой шахте — имени Октябрьской революции — была расторгнута, а сама шахта затоплена.

Российские СМИ пристально следят за ходом реструктуризации угольной промышленности.

21 марта 1997 года в подъезде своего дома в Ленинске-Кузнецком застрелен генеральный директор АООТ "Шахта имени 7 ноября" Сергей Соколов. Согласно версии, появившейся в местных СМИ, причиной убийства стало желание директора разорвать связи с криминальными посредниками на рынке угля. О результатах расследования не сообщалось.

2 апреля 1998 года в Междуреченске (Кемеровская область) застрелен замгендиректора угольного разреза "Ольжерасский" Евгений Блинов. Люди в масках, ворвавшись в квартиру, застрелили его на глазах членов семьи. Правоохранительные органы связывали преступление с коммерческой деятельностью погибшего, но существовала и версия о разбойном нападении.

18 ноября 1998 года в подъезде своего дома в Москве расстрелян советник губернатора Кемеровской области Амана Тулеева по вопросам угольной промышленности Александр Гонтов. Губернатор заявил, что преступление связано с переделом сфер влияния в отрасли. Незадолго до смерти советник предложил губернатору взять под контроль нерентабельные шахты и финансовые потоки, направляемые на их ликвидацию. Преступление не раскрыто.

8 сентября 1999 года в Киселевске застрелен директор шахты "Красный Кузбасс" и председатель ее ликвидационной комиссии Александр Хамлюк. Следствие не исключало заказного характера убийства, однако существовала и бытовая версия. О результатах следствия не сообщалось.

7 ноября 2001 года возле своего дома в Киселевске застрелен директор шахты "Краснокаменская" Николай Толстых. Следствие связывало убийство с деятельностью господина Толстых на посту директора шахты и предстоящим аукционом по продаже ее акций. Ранее, летом того же года, был убит сын директора Игорь. В СМИ высказывалось предположение о том, что это было предупреждение предпринимателю. О результатах следствия не сообщалось.

13 августа 2002 года возле своей дачи в деревне Бородки Одинцовского района Московской области застрелен замгендиректора угольного трейдера ОАО "Росуглесбыт" (входил в группу МДМ) Иван Карташев. Следствие связывало убийство с борьбой за красноярские угольные разрезы. Кроме того, по данным СМИ, поводом для убийства могло стать желание Карташева перейти на работу в конкурирующую компанию "Русский уголь". О результатах расследования не сообщалось.

17 ноября 2003 года в Москве в своем офисе застрелен генеральный директор ЗАО "Угольная компания по переработке угля в кокс" Лев Либерман. 30 декабря 2003 года по подозрению в совершении преступления задержан некий Вадим Кашуба. По данным следствия, он занимался сбором долгов с бизнесменов и вместе с сообщниками пришел к господину Либерману за $50 тыс., которые тот задолжал одному из израильских кредиторов. Дальнейшее развитие дела в СМИ не освещалось.

Мировая практика: как это делалось в Британии

Британская угольная промышленность пережила гораздо более радикальное сокращение, чем российская.

Цель — оптимизация

Глядя на статистику британского правительства, согласно которой в стране действуют 22 подземные шахты и 58 открытых угольных карьеров, на которых работают 8203 человека (данные на март 2005 года), трудно себе представить, что британская угольная промышленность некогда была едва ли не главной отраслью в стране, а Национальный профсоюз шахтеров — мощной политической силой, отправлявшей в отставку правительства. О былой мощи шахтеров можно судить разве что по тому, что отраслевая пенсионная программа для шахтеров — одна из крупнейших пенсионных программ, в которую включено больше полумиллиона человек.

А ведь еще в 1947 году, когда лейбористское правительство Клемента Эттли решило национализировать угольную промышленность — наряду с авиационной, автомобильной, сталелитейной и другими,— в стране было больше тысячи шахт, на которых работали 750 тыс. человек.

По иронии судьбы, шахтеры сами привели к власти людей, которые затем лишили их силы. Произошло это в 1979 году, когда после многомесячной забастовки, организованной НПШ, лейбористское правительство Джеймса Каллагена ушло в отставку, на внеочередных парламентских выборах победили консерваторы и их лидер Маргарет Тэтчер стала премьером.

Маргарет Тэтчер была принципиальной противницей профсоюзов и сторонницей приватизации национализированных отраслей промышленности. Одной из первых она решила приватизировать угольную промышленность. Сделать это было очень трудно: покупателей на собственность Национального управления угольной промышленности было немного. Спрос на уголь непрерывно падал (энергетические компании предпочитали более дешевый и "чистый" газ с месторождений в Северном море), доходы от добычи угля на большинстве шахт не покрывали расходов по их содержанию. При этом профсоюзы постоянно требовали повышения зарплаты, угрожая забастовками. Прежде чем продавать шахты, им нужно было вернуть привлекательность.

Этим по поручению Маргарет Тэтчер занялся канадец Иэн Макгрегор, которого назначили главой Национального управления угольной промышленности, после того как он привел в порядок дела другой готовившейся к приватизации компании — сталелитейной British Steel. Газеты в зависимости от политических пристрастий называли его "успешным менеджером, спасшим американские шахты и британскую сталь" (The Daily Telegraph), "главным специалистом по борьбе с профсоюзами" (The Guardian) и даже "душителем профсоюзов" (The Morning Star).

Вступление Иэна Макгрегора в должность руководителя британской угольной промышленности стало причиной самой знаменитой и продолжительной британской забастовки, организованной НПШ в 1984 году. Формальным поводом для нее было решение Макгрегора закрыть нерентабельные шахты и заморозить на неопределенный срок зарплаты шахтерам.

Шахтеры бастовали и раньше. И всегда побеждали. Сначала думали, что так будет и на этот раз. Газеты предрекали не только поражение премьера, но и ее отставку. Получилось иначе. Правительство не шло ни на какие уступки шахтерам, а Иэн Макгрегор предложил им выбирать между увольнением по сокращению штатов, то есть с выплатой компенсации и сохранением прав на пенсию, и просто увольнением.

Шахтеры держались больше года. Но когда у профсоюза кончились деньги для выплаты "забастовочной зарплаты", он раскололся (несколько десятков первичных организаций вышли из него и создали профсоюз демократических шахтеров, выступавший против забастовки), а правительство доказало, что может еще очень долго обходиться без услуг шахтеров, они сдались и приняли правительственный план сокращения рабочих мест и закрытия нерентабельных шахт.

Потерю рабочих мест и закрытие градообразующих предприятий (такими были все шахты) правительство компенсировало. Компенсация зависела от возраста и стажа работы и составляла от £5 тыс. до £20 тыс. Широко применялась практика раннего ухода на пенсию (пенсионные выплаты составляли до 80% зарплаты).

Но не финансовая помощь уволенным была главной задачей правительства. "Задача правительства не в том, чтобы выплачивать деньги, а в том, чтобы научить людей их зарабатывать",— говорил один высокопоставленный чиновник.

Способ — приватизация

В системе Национального управления угольной промышленности было создано новое подразделение — Национальное угольное предприятие (National Coal Enterprise, NCE), которое стало учить людей зарабатывать деньги. NCE действовало в трех направлениях: помогало уволенным, финансировало новые бизнес-проекты и предоставляло услуги предприятиям, открывающимся в шахтерских районах.

По данным представителей NCE, за время существования (1984-1996 годы) оно помогло примерно 60 тыс. шахтеров. Помощь эта не была материальной. Все компенсации уволенным выплачивали NCB и правительство. А NCE оплачивало работу нескольких сотен "трудовых консультаций", фактически выполнявших роль специализированных бирж труда. Их сотрудники беседовали с шахтерами, помогали им составить резюме, обучали эффективным способам поиска работы. Кроме того, из бюджета NCE частично финансировалась работа курсов переквалификации (основную часть средств выделяло Национальное управление угольной промышленности).

Значительно больше внимания NCE уделяло программе финансирования новых бизнес-проектов. Человек, желавший открыть дело в шахтерском районе, мог получить быстрый заем на сумму до £25 тыс. Компании, желавшие открыть или расширить производство, могли рассчитывать на ссуду в £250 тыс. Но на самом деле ссуды предоставлялись только на проекты, предполагавшие быстрое развитие и предоставление рабочих мест большому числу людей.

По данным NCE, за 12 лет существования оно инвестировало больше £100 млн примерно в 5000 предприятий, которые открыли в общей сложности 55 тыс. новых рабочих мест.

Работа Иэна Макгрегора на посту главы Национального управления угольной промышленности завершилась в 1986 году преобразованием управления в холдинг British Coal Corporation. За заслуги перед страной он был возведен в рыцари.

Следующая волна закрытий началась в 1992 году, когда British Coal Corporation готовили к приватизации. Было объявлено, что в течение полугода число шахт сократится до 19. Это означало увольнение 31 тыс. человек.

Кабинет министров Джона Мейджора, разумеется, уже не ожидал серьезного сопротивления со стороны потерявшего силу НПШ, но учел ошибки прежнего правительства. Выплаты уволенным были увеличены (теперь компенсации могли достигать £30 тыс.). Общая сумма государственной помощи составила £1 млрд. В итоге закрытие шахт прошло почти незаметно. А в 1993 году British Coal Corporation прекратила существование — ее имущество купили частные компании, первой из которых была RJB Mining. За имущество British Coal казна получила лишь £800 млн.

Чтобы сделка была максимально выгодной для инвесторов, государство позаботилось об обеспечении спроса на уголь. Энергетическим компаниям было вменено в обязанность закупать не менее 30 млн тонн британского угля по ценам существенно выше мировых. Это правило действовало до 1997 года. Его отмена привела к новым закрытиям шахт и новым увольнениям.

Последствие — безработица

Несмотря на попытки властей сделать закрытие шахт менее болезненным, традиционные районы угледобычи до сих пор находятся в тяжелом положении. По данным недавнего правительственного исследования, в 40% семей в шахтерских поселках до сих пор нет ни одного работающего, а уровень безработицы в этих районах самый высокий не только в Британии, но и во всем Евросоюзе — он превышает 20%.

Это официальные данные. А по данным профсоюзов и местных властей, ситуация еще хуже, ведь официальная статистика не учитывает нашедших сезонную или временную работу и тех, кто ушел на пенсию досрочно и не смог получить новую работу.

Но даже нашедшие работу не чувствуют себя уверенно. Джон Морриси потерял работу на шахте в Ноттингемпшире в 1992 году. Ему было 34 года. "В бюро по трудоустройству мне предложили пойти на курсы переквалификации. Я так и сделал. Стал медбратом в больнице. Но мне еще долго пришлось работать, прежде чем я начал получать столько же, сколько мои коллеги. Для врачей я так и остался шахтером". По данным правительственного исследования, даже через полтора года после закрытия шахты люди, нашедшие новую работу, получали в среднем на £70 в неделю меньше, чем на шахте.

Многие шахтерские поселки совершенно опустели, несмотря на попытки властей привлечь туда инвесторов. "Раньше здесь жило больше 10 тыс. человек,— рассказывает Энн Уотсон, жительница шахтерского поселка Уотергейт в Йоркшире.— Сейчас едва наберется две сотни. Почти все уехали искать работу. Работающих у нас — человек 20, остальные живут на пенсию".

Бизнес не спешит осваивать эти районы. "Здесь практически нет инфраструктуры. Все вертелось вокруг шахты. Когда она закрылась, люди просто уехали,— говорит представитель крупной компании.— А открывать здесь свое производство, даже учитывая все льготы и дешевизну земли, нам невыгодно. Легче расширять уже имеющиеся заводы, чем строить здесь все с нуля, включая и жилье для наших рабочих, которые, скорее всего, не захотят сюда переезжать".

Как реструктурировалась Британская угольная империя*