 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ  |
— В чем суть договора, подписанного вами и Таймуразом Мамсуровым накануне празднования Дня независимости Южной Осетии?
— В политическом плане это очень важный документ: впервые закреплены намерения об объединении двух Осетий. Значит, подготовка к объединению будет идти. В договоре речь идет об экономическом и культурном сотрудничестве, но с целью подвести нас к тому "моменту икс", когда произойдет объединение. И одновременно похожий договор подписан с Абхазией, хотя там политическая нагрузка совершенно другая — там речь идет о том, чтобы совместно отстаивать интересы непризнанных государств.
— А почему раньше не было подписано такое соглашение с Северной Осетией?
— У нас были похожие соглашения и при Галазове, и при Дзасохове, но политический элемент там практически не фигурировал.
— Вы именно с Таймуразом Мамсуровым связываете какие-то надежды?
— Я Таймураза плохо знаю. Я не знаю, как Кремль ориентируется на него в этом вопросе, ведет ли консультации и так далее. То есть конкретно Кремль не сказал: осетины, сядьте и договоритесь об объединении. Пока это только намерения. Но в народе так глубоко сидит это стремление к своим истокам, что он не хочет менять свои ориентиры. То есть люди готовы идти до конца.
— До конца — в Россию?
— Да, конечно. Давайте расшифруем эту мысль. Была бы не Россия, а Татария или Монголия, такая же ситуация была бы. Мы хотим туда, где вторая половина нашего народа, вот и все. И конечно, мы хотим в то сильное государство, которое нас защитит. Хотя тяга к России все же существует. Мы все говорим по-русски. То, что я вам говорю, я по-осетински сказать не смогу. И осетины все так. Вот возьмите села грузинские и села наши: грузинские двух слов не свяжут по-русски, а наши говорят неплохо. То есть у них нет тяги к русскому языку, а у нас есть.
— А вы верите, что объединение вообще реально?
— Можно много говорить о юридических и правовых аспектах нашего положения, но здесь на самом деле вопрос стоит так: бодаются Америка и Россия. А мы застряли между ними. Интересы Америки Грузия отстаивает, а интересы России и свои собственные — мы. Мы разделенный народ, и мы хотим объединиться.
— Но Грузия вам это не позволит.
— У Грузии нет другого выхода. Грузия многое упустила и не сделала выводов из своих ошибок. Гамсахурдиа — это было явление, которое сработало не на имидж Грузии. Если бы силовых методов не было, сейчас им было бы легче решать проблему с нами. В Грузии ведь к тому времени, когда Гамсахурдиа начал войну, уже выросли целые поколения осетин. Сказать, что осетины и грузины — антиподы какие-то,— это неправильно. Я по себе это знаю, я вырос и постарел в советское время и жил среди грузин, учился и работал в Тбилиси. Нет национальной неприязни у нас. У абхазцев и грузин она ярко выражена. Но нам это не присуще. Но вот эти два рецидива, 20-х годов и 90-х, эта пятая школа, превращенная в кладбище (в 1991-1992 годах жертв осетино-грузинского конфликта хоронили во дворе цхинвальской школы #5, поскольку городское кладбище удерживали грузинские формирования.— "Власть"), эти семьи с сиротами, которых все знают,— это все в народе очень сильно звучит. И тяга у нас не именно к России, потому что там так хорошо, а к единому народу.
В период Ельцина со стороны России все было невнятно. Первые годы Путина тоже были для нас незаметные, у него были свои заботы, но вот сейчас проявляется интерес России к нам. Понимаете, войной Грузия здесь ничего не возьмет. Потому что народ этого не позволит. Да, соотношение сил неравное. Грузия — государство численностью в пять миллионов, а мы до сотни тысяч не дотягиваем. Но все равно у них ничего не получится.
— Россия поможет?
— Не только поможет — помогает, что там лукавить. Мы в 1991 году встретили грузин рогатками и палками, у нас же никакого оружия не было. А вот события годичной давности показали совсем другой расклад. Они вынуждены были уйти. А сейчас и подавно. Вы были на параде? Видели технику? Да, их армия сейчас тоже более совершенна, чем 15 лет назад. Тогда это были полукриминальные образования, костяк которых состоял из людей, выпущенных Гамсахурдиа из тюрем. Они тоже не были готовы к настоящей войне. Сейчас у них армия настоящая, американцы их натаскали. Если один на один оставить их с нами, они, конечно, кроме горя, ничего тут не получат, но и мы ничего, кроме горя, не увидим. Но у нас дух другой, мы в прошлогодней войне убедились в этом. Они ушли прошлым летом, потому что ребята здесь воюют за свою землю. А кроме того, и скрывать этого я не буду, Россия вооружила здесь хорошо.
— Но вы сами говорите: тут Россия — там Америка.
— В Америке прагматики. Они Грузию вооружили, но оговорили отдельным документом со статьей #3, что эта армия не должна принимать участие в решении вооруженным путем конфликтов в Южной Осетии и Абхазии. Америке не нужно, чтобы ее обвиняли в том, что ее оружие здесь стреляет. Год назад, в августе, Грузия нарушила договор, поэтому США в двухчасовой срок велели Грузии отвести войска. Мне об этом сказал посол США в ОБСЕ, когда приезжал сюда.
Ну и наконец, как только они нападают, весь Северный Кавказ поднимается за нас. В Абхазию тогда пришли чеченцы, а к нам придут все. Поэтому военным путем они проблему решить не могут — так же, как мы не можем ее решить. Остается одно: Хельсинкская декларация 1975 года о праве наций на самоопределение. Нация должна быть едина. В сегодняшнем мире, если она не будет в каком-то одном государстве, ей трудно будет выжить.
— На параде в честь Дня независимости я не видела ни одного официального представителя российских властей или депутатов высокого уровня. Раньше хотя бы Рогозин приезжал... Россия вам помогает, но как-то из-под полы. А открыто — нет. Пойдет ли сама Россия на это объединение?
— Я голову на отрез не дам, что Россия провозгласит объединение. Но это возможно, очень возможно. Все зависит от того, как Америка и Россия разделят сферы своего влияния. Ведь посмотрите — сами события в мире толкают Америку и Россию в объятия друг друга. Да, Америка сильнее, она одна сверхдержава осталась, но с Россией ей бодаться нельзя. Она вынуждена с Россией считаться. Последнее время, пусть закулисно, много признаков того, что Россия интересуется проблемой объединения двух республик на самом высшем уровне. А что касается того, что вы не видели здесь равных Рогозину... Я вам по секрету скажу, только фамилий не назову: здесь были люди по статусу гораздо выше Рогозина.
— Решали вопросы объединения?
— Нет, это не в их компетенции, у них другие функции. Но Россия уже не скрывает, что взяла кураторство над нами. И цели ясны: идет вытеснение России с Закавказья, а Россия этого не хочет. Сейчас у России в Закавказье осталось два маленьких кусочка, которые полностью пророссийские,— Абхазия и мы. С Арменией — там еще бабушка надвое сказала. Армения тоже поддается западному влиянию. А здесь, на этих двух пятачках, явно российская ориентация. И я не удивлюсь, если через год-два Осетия будет единой. Но все зависит, еще раз говорю, от того, как договорятся две сверхдержавы. Тут трудно сказать, они ведь оба — Путин и Буш — отбывают последний срок. И кто придет дальше и как повернет события, непонятно.
— А если Россия с Грузией договорятся и вас заставят вернуться в Грузию, что тогда?
— Все будет зависеть от того, как они договорятся и какие гарантии нам дадут. Вот Саакашвили заявил в ПАСЕ, что дает нам автономии больше, чем у Северной Осетии... Если бы в это верил кто-то. Они в Аджарии тоже вон сколько наобещали, а что в результате? Но я еще раз говорю — все под Богом ходим, все возможно. Тут 50 на 50. Или с Россией, или с Грузией.
— Вы считаете, что осетины смогут забыть войну?
— Если на государственном уровне с двух сторон не будет агитации, что нельзя забыть войну, тогда все забудется. Время лечит. Алжир гудел в свое время, вспомните освободительное движение алжирского народа против Франции, против метрополии — там же тысячи людей погибли. И мудрый де Голль не стал мудрить — взял и освободил Алжир. Сколько радикалов французских против него поднялось, покушения были. Алжир ушел. Сейчас Алжир просится во Францию. Пять миллионов алжирцев живет во Франции. Потому что мудрое решение показало алжирцам, что им лучше с Францией. И они все остались франкоязычными. Стихли баталии, ушли поколения, которые были на боевых позициях, и жизнь взяла свое.
— Я, слушая вас, вспомнила слова одного грузинского политика, который сказал, что, когда Грузия войдет в Европу, Южная Осетия и Абхазия сами в нее попросятся.
— Да, это возможно, но тоже 50 на 50. И любой из этих вариантов реален. Потому что распри никогда конструктивную жизнь не создадут. Надо отбросить распри и не надо лезть в объятия друг друга — никаких крайностей. Надо немножко быть если не де Голлем, то хотя бы маленьким де Голльчиком.
— В Грузии политики говорили о том, что России невыгодна объединенная, сильная Осетия. Особенно после Беслана, когда часть осетин поняли, что Россия не может их защитить.
— Нет, это неправда. Осетия никогда сильным объединением не была и не будет, эти страшилки они зря рассказывают. Кто мы? До 600 тысяч недобираем по общей численности населения. Вот Чечня — это да, это особый народ, это воинствующий народ, и там лопнуло. Осетия — нет. Для России опасности тут нет. Потом Северный Кавказ в основном мусульманский, Осетия — одна православная тут республика. Для Осетии безопаснее всего находиться в России. А где же еще? Если бы мир в мгновение ока стал совершенным, для Осетии было бы неважно, где жить.