В Мраморном дворце Русского музея открылась выставка Брацо Димитриевича Triptychos Post Historicus 2005, сделанная при поддержке галереи Марата Гельмана. Тому, как известный хорватский художник-концептуалист вписал русский авангард в свои "постисторические триптихи", дивилась АННА ТОЛСТОВА.
Супрематические "Спортсмены" Казимира Малевича въехали в дворцовый зал на телеге, заваленной зелено-красными яблоками. Яблоки такой же естественно-супрематической расцветки прикреплены к стенам в качестве фона для инсталляции. Вторжение в музей — фирменный прием Брацо Димитриевича: взять из фондов какой-нибудь шедевр и выстроить вокруг него этакую материальную пространственную метафору — "постисторический триптих". Впервые он проделал это в 1976 году в берлинской Национальной галерее с картинами Кандинского, Пикассо и Мондриана. Тогда же издал трактат о "постистории", числящийся сейчас среди первых ласточек постмодернизма, где констатировал крах всех старых исторических концепций: "В истории нет ошибок, вся история есть ошибка".
Судьбой всего "внеисторического", что не вошло в учебник и осталось в полной безвестности, Брацо Димитриевич обеспокоился в начале семидесятых. Чтобы исправить несправедливость, продолжающую свершаться и в настоящем, он придумал увековечивать встреченных им случайных прохожих, которые не кажутся нам интересными сейчас и, скорее всего, никогда не попадут в поле зрения историков будущего. Вывешивал их гигантские фотопортреты на фасадах домов в Загребе, Париже, Лондоне и Нью-Йорке, как если бы они были какими-то знаменитостями, ставил им памятники в музеях и парках. Ничем не примечательные дома украшал табличками "Это могло бы быть исторически значимым местом". А потом предложил и вовсе радикальный проект по перманентному пересмотру прошлого — "постисторические триптихи".
"Триптихами" они называются потому, что непременно включают три элемента: шедевр, бытовые предметы и фрукты-овощи, означающие соответственно Историю, Повседневность и Природу. Соединение этих трех стихий, согласно теории Брацо Димитриевича, очищает произведение искусства от заскорузлой музейной ауры и создает вокруг него новое культурное пространство: инсталляция оказывается своего рода натюрмортом в жанре "помни о жизни" — вместо барочного memento mori. Изобретение пришлось очень кстати в семидесятые, помешанные на идеях цитатности, "украденного объекта" и коллажа, да и история повседневности тогда стремительно входила в моду. Словом, не было, кажется, ни одной приличной биеннале, которая бы обошлась без Брацо Димитриевича. Галерея Тэйт и нью-йоркский Музей Соломона Гуггенхайма, Центр Жоржа Помпиду и даже Лувр позволяли ему перетряхивать свои запасники, выдавая для "постисторических триптихов" Босха с Пьеро делла Франческой и Модильяни с Шагалом. Теперь очередь дошла до Русского музея и русского авангарда.
И вот к малевичевскому "Ваньке" ведет, образуя безупречно красивую перспективу, аллея тумб-постаментов с воткнутыми в них под углом топорами и с красными яблоками, так что кажется, будто из знаменитого полотна изъяли формы и цвета и они зажили самостоятельно. "Девушку в футболке" Александра Самохвалова упрятали в старинный шкаф, на котором красуется большой, полосатый, как ее футболка, арбуз. "Натурщицу" Владимира Татлина — ту, оранжевую, на надувающемся зонтом алом кубистическом фоне, — наперекосяк повесили на стену в окружении раскрытых зонтиков и апельсинов. "Беспредметную композицию" Александра Родченко прикрепили к деревянной лесенке, на ступени которой положены яблоки. Называется все это "Кадрирование — декадрирование. Родченко, я и Эйзенштейн", поскольку структура родченковской абстракции как бы развивается в линиях лестницы, а ступени с яблоками — как кадры из конструктивистского фильма.
Этим ироническим формальным анализом картин художник преследует цель "облагораживания произведения искусства", а не его профанации и оскорбления, как могли бы подумать патриотически настроенные граждане. Заставляет посмотреть на священных монстров свежим взглядом, чтобы в глазах не рябило от семизначных цифр — сумм в миллионы долларов, за которые подобные вещи покупают на аукционах. Следующую свою выставку — в парижском Музее Орсэ — господин Димитриевич как раз собирается целиком посвятить теме рынка, в том числе и художественного: картины Ван Гога, бессменного лидера топ-лотов Sotheby's и Christie's, при жизни ничего почти не продавшего, будут аранжированы при помощи базарного реквизита. Что же касается проекта в Мраморном дворце — он не про рынок, а про революцию. И обилие таких допотопных вещей, как телеги, топоры и чугунные утюги, вместе с живописью авангарда, рвавшегося в светлое высокотехнологичное будущее из русской крестьянской отсталости, не случайно. Сам художник говорит, что таким образом возвращает русских будетлян, собиравшихся разрушить старый мир, к его, старого мира, основам. Пусть это и не пощечина авангарду, но явный щелчок по носу.
Выставка продлится до 24 октября.