«Дворянчик», мученик, борец

24 июля 1828 года родился Николай Чернышевский, писатель, публицист, философ. Его вышедший 160 лет тому назад роман «Что делать?» по мере своих политических убеждений ругали критики и превозносили читатели, а образ самого автора затем на долгие годы втиснули в рамки «революционера» и «идейного борца». Однако судьба этого человека глубже стереотипов о нем, а взгляды иногда кажутся на удивление современными, как убедилась Мария Башмакова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Бледный мужчина с тонкими губами — таким запомнили советские школьники Чернышевского, который со своих портретов строго следил через очки, как потомки вникают в диковинные сны Веры Павловны, героини программного романа «Что делать?». А ведь в юности Чернышевский был невероятно милым мальчиком с нежным лицом, каким и запомнили его современники. Сам же он описал себя в опубликованной посмертно «Повести в повести»: «В настоящее время (осень 1863) мне 35 лет. <…> Цвет волос — русый… <…> Лицом я некрасив. Глаза у меня серые». В автобиографических заметках Николай Чернышевский, называя себя Эфиопом, простодушно признается в любви к варенью, арбузам и сигарам. И за этими бытовыми подробностями детства и юности человеческого тепла гораздо больше, чем в текстах автора, сделавших его знаменитым. Ироничное самоназвание Эфиоп — отчасти ключ к пониманию самоощущения Чернышевского, который считал себя инаковым, чужим в «высшем обществе». Но таковым Чернышевский почувствовал себя не сразу, детство его было безмятежным.

Студент

12 (24) июля 1828 года у саратовского священника Гавриила Ивановича Чернышевского родился сын Николай. До 14 лет юноша учился в отцовском доме. Подросток хоть и жил в глуши, читал все же не только жития из книги «Четьи-Минеи», но и сочинения философов, начиная с Аристотеля и Платона и кончая Фейербахом и Гегелем, экономистов и теоретиков искусства, а также труды естествоиспытателей. В 1842-м поступил в низшее отделение (риторический класс) Саратовской духовной семинарии и учился в ней прилежно. В семинарии Николай Чернышевский был крайне застенчив. Товарищи называли его между собой «дворянчиком», так как он блестяще успевал, был единственным сыном уважаемого протоиерея, одевался лучше других и ездил в семинарию на лошади.

У даровитого к наукам молодого человека были все шансы пойти по стопам отца и сделать духовную карьеру. От Николая ждали великих свершений.

«Библиофаг», как он сам себя называл, пошел своим путем: недоучившись в семинарии, 18-летний юноша отправился поступать в университет.

В 1846 году он поступил на историко-филологическое отделение философского факультета Петербургского университета. Он знал как минимум пять языков (кроме русского — церковнославянский, латынь, древнегреческий и французский). Однако именно разговорный французский его и подвел. На экзаменах Чернышевский получил первую в жизни плохую оценку — по французскому языку: с легкостью читая по-французски и по-немецки, он, как провинциал, был застенчив и неловок в общении, что очень тяготило поповича в столице. В 1848-м, студентом, он начинает вести дневник, в котором изливает свои мечты о славе и эротические переживания. Скажем, так: «21 августа, 2 часа дня. Ночью снова чорт дернул подходить к Марье и Анне (Марья и Анна — прислуга.— “Ъ”) и ощупывать их и на голые части ног класть свой... Когда подходил, сильно билось сердце, но, когда приложил, ничего не стало».

Чернышевский окончил университет в 1850 году и получил распределение в Саратовскую гимназию.

Жених

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В течение четырех лет Николай Чернышевский преподавал словесность в гимназии Саратова. Зимой 1853 года молодой учитель впервые увидел на вечеринке дочь врача Ольгу Сократовну Васильеву. Об этой девушке он слышал как об особе эксцентричной. Например, однажды за ужином она провозгласила тост: «3а демократию!» Накануне женитьбы он писал о Васильевой в интимном «Дневнике моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье»: «Я чувствовал, что если я пропущу этот случай жениться, то с моим характером может быть весьма не скоро представится другой случай, и пройдет моя молодость в сухом одиночестве». Кокетка Ольга Васильева имела в Саратове спорную репутацию, что еще больше волновало робкого Чернышевского, которому мечталось «спасти» девицу — как впоследствии это сделает Лопухов в его романе «Что делать?», предлагая Вере Павловне фиктивный брак.

Девушка была хороша собой, но легкомысленна, что не резонировало с патриархальным укладом города, поэтому считать девицу Васильеву идеальной невестой не получалось. Однако Чернышевский рассудил иначе и таки предложил избраннице руку и сердце. Маменьке, недовольной выбором сына, он пригрозил самоубийством в случае отказа. Невеста настаивала на незамедлительной свадьбе. Но тут случилась беда. После официальной помолвки 8 апреля скоропостижно скончалась мать Чернышевского, а через два дня — бабушка. По всем правилам свадьбу требовалось отложить, однако она состоялась в назначенный день, 29 апреля, к неприятному изумлению окружающих. Литературовед Ирина Паперно в книге «Семиотика поведения: Николай Чернышевский — человек эпохи реализма» пишет о браке Чернышевского как об «акте самоутверждения»:

«Женясь, Чернышевский не только бросал вызов родительской власти, но и открыто восставал против условностей общественного мнения».

«Если она, моя жена, будет делать не только это, если она захочет жить с другим, для меня все равно, если у меня будут чужие дети, это для меня все равно (я не сказал, что готов на это, перенесу это с горечью, но перенесу, буду страдать, но любить и молчать). Если моя жена захочет жить с другим, я скажу ей только: "Когда тебе, друг мой, покажется лучше воротиться ко мне, пожалуйста, возвращайся, не стесняясь нисколько"»,— заявил Чернышевский своему другу и бывшему поклоннику Ольги Сократовны Федору Палимпсестову в ответ на его предостережения против женитьбы. Слова эти оказались пророческими. Через несколько дней после свадьбы Чернышевский с женой выехал в Петербург. В дороге случилось неприятное происшествие: у новобрачного сорвало ветром фуражку, когда поезд подъезжал к столице, молодая жена пошутила: «Неужели вам там снесут голову?»

Публицист

В Петербурге Чернышевский начал работать над магистерской диссертацией, которую защитил 10 мая 1855 года. Она называлась «Эстетические отношения искусства к действительности». Диссертация была задумана как выражение философского кредо Чернышевского и как манифест новой — материалистической — эстетики. В таком ключе она и была воспринята радикальной молодежью. Действительность, утверждал Чернышевский, выше идеала. Следовательно, реальная жизнь выше искусства. Отсюда следовало, что красоту нужно искать не в искусстве, а в реальной жизни. «Прекрасное есть жизнь» — эта формула многократно варьируется в трактате Чернышевского. В диссертации отказ от идеализма в пользу действительности означает отказ от поисков идеала, а красота как эстетическая категория отождествляется с понятием женской красоты: «Ощущение, производимое в человеке прекрасным,— светлая радость, похожа на ту, какою наполняет нас присутствие милого для нас существа. Мы бескорыстно любим прекрасное, мы любуемся, радуемся на него, как радуемся на милого нам человека».

«Красота — это любовь, и более того — любовь к женщине»,— рассуждал Чернышевский и замечал: главное, что любят люди,— это жизнь. Из этого следует вывод, что «прекрасное есть жизнь».

На протяжении всей диссертации поиски красоты предпринимаются преимущественно в области женской красоты, которая представляет понятие «жизнь». Некоторые читатели заметили, что такое увлечение эстетикой женской красоты было связано с личной жизнью самого Чернышевского.

Сочинение Чернышевского оценили далеко не все литераторы. Иван Тургенев, прочитав работу, назвал ее «гадкой» и «дурной книгой». Именно он — литератор-дворянин — назовет разночинца Чернышевского «пахнущим клопами». Это издевательское прозвище приживется. А надежды Чернышевского сделать академическую карьеру в Петербургском университете не оправдаются, несмотря на выдающиеся способности.

После женитьбы Николай Чернышевский недолго служил учителем во втором кадетском корпусе Петербурга. Затем он сменил вид деятельности и занялся публицистикой — начал писать для газеты «Санкт-Петербургские ведомости», журнала «Отечественные записки». А с 1854 года сделался постоянным автором «Современника», которым стал фактически руководить наряду с Некрасовым, превратив журнал в трибуну революционной демократии, что оттолкнуло от «Современника» авторов, среди которых были Иван Тургенев, Лев Толстой и Дмитрий Григорович. «Современник» превратился в радикальное издание и зарекомендовал себя как трибуна «новых людей».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В годы активной работы в «Современнике» (1855–1862) Чернышевский почти в одиночку вел раздел критики, библиографии и (с 1859 года) политики, а также подготовлял для журнала переводы сочинений по истории и политэкономии. Усердие провоцировали не только творческие амбиции и редакторские обязанности Чернышевского, но и житейские причины. Будучи аскетом в быту, он заботился о комфорте супруги, привыкшей к удовольствиям и жизни на широкую ногу. Друзьям и знакомым он запомнился как человек, писавший почти непрестанно, даже во время шумных вечеринок, которые устраивала его жена.

Арестант

После манифеста об отмене крепостного права за год произошло более тысячи крестьянских выступлений. С сентября 1861 года в Петербургском университете волновались студенты, а в мае 1862 года в Северной столице начала распространяться прокламация «К молодой России» революционера-народника Петра Заичневского, призывавшая к цареубийству. С 16 мая 1862 года в Петербурге в течение двух недель бушевали пожары, охватившие значительную часть города. Не только представители власти, но и обыватели были уверены, что у этих событий есть тайный организатор, на роль которого Чернышевский, казалось, подходил лучше прочих: популярный публицист неудобного журнала, кумир молодежи. Правительство приняло меры: были арестованы ведущие журналисты радикального направления, временно закрыты «Современник», «Русское слово» и Петербургский университет.

— Николай Чернышевский был арестован 7 июля 1862 года,— объясняет доцент факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге Юлия Сафронова,— на основании единственной улики: приписки Александра Герцена в письме Николая Огарева публицисту Николаю Серно-Соловьевичу.

Приписка гласит: «Мы готовы издавать "Современник" здесь с Чернышевским, или в Женеве. Печатать (в "Колоколе".— “Ъ”) предложение об этом? Как вы думаете?» Других улик у следствия не было, поэтому, вопреки существовавшим в Российской империи законам, требовавшим предъявлять обвинение арестованному в течение 24 часов или отпускать на свободу, свои первые четыре месяца в Петропавловской крепости Чернышевский провел в неясном статусе. На первый допрос его вызвали только 30 октября, предметом обвинения были сношения с политическими эмигрантами Александром Герценом и Николаем Огаревым. Даже в дореформенном суде (судебная реформа будет проведена в 1864 году) дело для обвинения было вполне безнадежным. Чернышевский понимал, что улик против него нет, а следствие не может затягивать его арест вечно, поэтому объявил первую в истории Российской империи голодовку политического заключенного, требуя ускорить рассмотрение его дела.

Только в марте 1863 года в дело были включены показания провокатора Всеволода Костомарова, заявившего, что Чернышевский читал ему свою прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» и затем передал текст для публикации. Авторство прокламации, нелегально напечатанной в феврале—марте 1861 года, традиционно приписывается Чернышевскому, но прочных доказательств этому нет. Провокатор оказал услугу советским литературоведам, дав повод сделать из Чернышевского совсем уж революционера.

В 1864 году наконец был объявлен приговор: 14 лет каторги и бессрочная ссылка в Сибири.

— Современникам процесса над Чернышевским было очевидно, что правительство судит известного журналиста именно из-за его репутации лидера революционного движения,— говорит Юлия Сафронова.— В приговоре Сената это было сформулировано явно: будучи литератором, он «имел большое влияние на молодых людей».

Муж

День любви и верности, отмечаемый в России с 2008 года 7 июля, скорее всего, Чернышевского бы удивил, живи он сегодня. Он исповедовал «свободу сердца» и весьма широкие взгляды на брачные отношения. «Женщина должна быть равна мужчине. Но когда палка долго искривлена в одну сторону, чтобы выпрямить ее, должно много перегнуть на другую сторону»,— писал Чернышевский в дневнике. У него была программа семейной жизни: подчиненность в личной жизни жене при полной свободе чувств и поведения для самой супруги. Именно так и рассуждали герои романа «Что делать?». Читатель, даже не знакомый с книгой, наверняка встречал ставшую крылатой фразу из этой книги: «Умри, но не давай поцелуя без любви».

Если Чернышевский — революционер, то начал подрыв устоев он со спальни.

Он полагал, что замужняя женщина вольна уйти к другому партнеру, если полюбит. Неверность своей жены он принимал кротко. Двоюродная сестра Чернышевского, Екатерина Пыпина, вспоминала: «Я слышала от Ольги Сократовны, что один из товарищей и хороших знакомых Николая Гавриловича в Петербурге просил ее с ним поселиться, и у них по этому поводу было совещание втроем, один убедительно просит, другой колеблется, а третий говорит: "Если хочешь — ступай, я в претензии не буду. В этих делах человек должен быть свободен". И вот колеблющаяся сторона осталась по-старому».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Другая родственница Чернышевского, Варвара Пыпина, в книге «Любовь в жизни Чернышевского» пишет, что Ольга Сократовна досадовала на занятость мужа, чьи ученые интересы ей были скучны и непонятны. Однако рассуждения о том, что пора поставить женщину выше мужчины, слушала внимательно и супругом верховодила. Чернышевский же был счастлив счастьем жены и не перечил ей. Ольга Сократовна украшала собой общество — каталась на лодках, выезжала на тройках, пока ее «кабинетный» муж работал. Сама она меньше всего походила на «новую женщину», занятую эмансипацией, работой и думами о том, что «дела русского народа плохи».

В браке у Чернышевских родятся дети — Александр, Виктор (умер ребенком), Михаил. О неверности жены Чернышевский, конечно, знал, как понимал и то, что, видимо, младшие сыновья не от него. Большую часть жизни Чернышевский и Ольга Сократовна прожили врозь, хотя она приезжала на несколько дней на каторгу навестить мужа. Главная тема писем Чернышевского к жене — ее здоровье. В Сибири он напишет повесть «История одной девушки» — произведение, посвященное вопросам здоровья женщины, а точнее — опасности полового воздержания. Главная героиня — молодая провинциалка — решает не выходить замуж, но у нее развиваются «болезненные пароксизмы». Доктор рекомендует пациентке вести половую жизнь, но семейные предрассудки мешают девушке последовать совету врача… Чернышевский полагал: воздержание, благотворное для здоровья мужчин, вредит здоровью женщин. Его идею о том, что женщина не просто вправе менять партнеров, но от ее сексуальной активности зависит ее здоровье, современники не спешили разделить. Как, например, не соглашался с ним и Лев Толстой, изложивший свое понимание полового вопроса в «Крейцеровой сонате».

Поразительный брак четы Чернышевских, как пишет Ирина Паперно, «стал предметом повсеместных пересудов, имевших хождение не только при жизни Чернышевского, но и в двадцатом веке, когда он стал легендарной фигурой — предметом почитания и осмеяния». Чернышевский в начале романа «Что делать?» признается в отсутствии у себя художественного таланта, однако отголоски его идей слышны в произведениях большой литературы, от Достоевского и Лескова до Набокова.

Романист

Роман «Что делать?» был начат 14 декабря 1862 года и закончен 4 апреля 1863-го, то есть автор работал над ним 112 дней. Официальное разрешение продолжить писать начатый им «беллетристический рассказ» узник Петропавловской крепости запросил 20 декабря и получил его от коменданта крепости генерала Алексея Сорокина через два дня. В первом номере журнала «Современник» за 1863 год был анонсирован выход романа. Роман прошел двойную цензуру: сперва в Следственной комиссии его читал чиновник особых поручений III отделения, а затем цензор Санкт-Петербургского цензурного комитета Владимир Бекетов.

Тогда же случилась знаменитая история с потерей рукописи первой главы. 26 января она была передана из крепости санкт-петербургскому полицмейстеру, у которого ее забрал двоюродный брат Чернышевского Александр Пыпин. Он отдал ее редактору «Современника» Некрасову. 3 февраля по дороге в типографию Некрасов потерял сверток и потом через газету искал пропажу за вознаграждение. 8 февраля бедный чиновник вернул Некрасову рукопись и получил награду. 19 марта третий номер «Современника», в котором было опубликовано начало романа, вышел в свет.

Из тюрьмы, работая над романом, Чернышевский писал жене: «…наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. <…> Со времени Аристотеля не было делано еще никем того, что я хочу сделать, и буду я добрым учителем людей в течение веков, как был Аристотель».

Работа над третьей главой велась во время девятидневной голодовки. Цензурное разрешение на публикацию было получено 27 апреля и 18 мая, и последняя часть вышла в пятом номере «Современника» 30 мая 1863 года.

7 июля цензор Бекетов был уволен за разрешение публикации «Что делать?», а роман запретили. Этот запрет был снят только в 1905 году.

«Что делать?» — социальная утопия, в основе сюжета — сложная любовная история. Юная Вера Павловна пытается спастись от деспотизма матери, намеревавшейся выдать ее против воли замуж за распутного богатого жениха. На помощь девушке приходит учитель ее брата — студент-медик Лопухов. Он не только пытается найти барышне работу, но и вступает с Верой Павловной в фиктивный брак, не претендуя на супружеские права, но обеспечивая жену. Лопухов бросает медицину и устраивается управляющим на завод. А Вера Павловна организует швейную коммуну для девушек-работниц. Живут супруги в разных комнатах, со временем фиктивный брак становится настоящим, но Вера Павловна влюбляется в друга своего мужа Кирсанова. Кончается любовный конфликт идиллией и совместным проживанием двух супружеских пар в общем доме.

Сюжет про Лопуховых и Кирсанова очень напоминает историю хорошо знакомых автору доктора Петра Бокова и его жены Марии Обручевой. Она фиктивно вышла замуж за Бокова, чтобы получить образование, а позже сошлась с врачом Иваном Сеченовым. Впрочем, писательница и мемуаристка Татьяна Богданович пишет: «Ни Чернышевский не скопировал роман с жизни, ни жизнь не украла у него тему». Когда Сеченов, не порывая со своим другом Боковым, соединился с его супругой, это казалось чудовищным.

«Что делать?» — самый известный, но не единственный роман автора. В сибирской ссылке он напишет роман «Пролог» (1871), в котором ослепительная аристократка влюбляется в разночинца, а путаные любовные линии четырех персонажей разного социального круга приведут к «одной большой семье».

Учитель

— Один из парадоксов Чернышевского в том, что его написанный в Петропавловской крепости роман стал эдаким евангелием для нескольких поколений,— говорит доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы СПбГУ Игорь Сухих.— Примерно до Серебряного века Чернышевский был кумиром широкого круга молодежи. С точки зрения литературы Чернышевский даже не Гаршин, тем более не Лев Толстой. Тем не менее парадокс: роман «Что делать?» три-четыре десятилетия оказывался важнее, чем многие гениальные произведения. Это книгу было стыдно не знать, роман воспринимали как жизненный ориентир.

Писатель Елизавета Водовозова в книге «На заре жизни» писала о популярности романа «Что делать?» среди молодежи осенью 1863 года: «Кого только ни приходилось посещать в это время, всюду шли толки о романе Чернышевского "Что делать?"». Водовозова признавала, что молодым читателям импонировали демократические взгляды автора, «овладевшего умами и сердцами "новых людей"», как и само то обстоятельство, что он писал книгу в тюрьме.

Мемуаристка вряд ли преувеличила, назвав Чернышевского от имени целого поколения «самым популярным и уважаемым писателем». Отдельного издания запрещенного романа не существовало, поэтому номера «Современника» с главами романа покупали и отдавали в переплет. Подобный «самиздатовский» экземпляр, по воспоминаниям Водовозовой, стоил дорого — от двадцати пяти рублей, что не останавливало алчущих. Некоторые юноши и девушки продавали вещи, чтобы его приобрести. Издатель Алексей Суворин в дневнике писал о том, что «в конце века за комплект "Современника" с романом Николая Чернышевского цена доходила до 60 р.». Видимо, подобный «самиздат» и сохранил книгу для читателя.

Чернышевский в «Что делать?» превозносил женщину как создание, требующее уважения, заботы и деликатности от мужчины. Татьяна Богданович в книге «Любовь людей шестидесятых годов» вспоминает, что «громадное большинство» читателей приняло новое учение как новую религию. Чернышевский подарил читателю много диковинного: кооперативная швейная мастерская, коммуна для работниц, перевоспитание проституток.

Все это потрясло умы настолько, что в тех или иных формах реализовывалось в жизнь — от фиктивных браков до тройственных союзов, от коммун до организаций, которые ставили своей целью спасение падших женщин.

Статья Николая Лескова «Николай Гаврилович Чернышевский в его романе "Что делать?"» стала первым откликом на публикацию произведения. Лесков не рассматривает «Что делать?» как творение искусства, принимая всерьез предупреждение самого автора: «У меня нет ни тени художественного таланта». И замечает: «Роман Чернышевского со стороны искусства ниже всякой критики; он просто смешон». Лесков анализирует роман как публицистическое произведение, в котором «автор открыл себя, как никогда еще не открывал ни в одной статье», но призывов к потрясению основ и кровопролитию решительно не видит. Предупреждая обвинения, которые посыплются на роман автора, посаженного в Петропавловскую крепость, он спрашивает: «Где же тут Марат верхом на Пугачеве?»

Пока одни хвалили, другие ругали. У Ивана Тургенева книга вызвала «физическое отвращение», Александр Герцен признавался Николаю Огареву в 1867-м: «Читаю роман Черныш[евского]. Господи, как гнусно написано, сколько кривлянья... Мысли есть прекрасные, даже положения — и все полито из семинарски-петербургски-мещанского урильника». Газета «Северная пчела» посчитала «Что делать?» «отвратительной грязью». Профессор Новороссийского университета Петр Цитович, один из самых яростных критиков романа, в брошюре «Что делали в романе "Что делать?"» утверждал, что Веру Павловну и Лопухова можно привлечь к уголовной ответственности сразу по нескольким статьям. Редактор газеты «Московские ведомости» Михаил Катков отозвался о романе Чернышевского только в 1879 году в статье «Нигилизм по брошюре проф. Цитовича "Коран нигилизма. Что делали в романе ‘Что делать?’"». Катков писал: «Автор "Что делать?" в своем роде пророк. Многое, что представлялось ему как греза, совершилось воочию: новые люди разошлись или сами собой, или разосланы на казенный счет по градам и весям, тщатся на практике осуществить уроки учителя, далеко превзойдя его надежды».

Мученик

— В Петербурге до ареста Чернышевский был человеком, каждое слово которого ловили, читатели следили за тем, что он пишет,— говорит Игорь Сухих.— И он оказался на каторге, будучи до мозга костей общественным человеком. Его судьбу оборвали на взлете. Как вели себя во время следствия и суда декабристы? Признавались, каялись, потом бросались друг другу на шею. И Чернышевский, который ничего не подписал, никого не оговорил, да и на каторге никакого покаянного письма царю не написал. Он вел себя очень достойно.

Николай Чернышевский — кумир русских социалистов и любимый писатель Ленина. Владимир Набоков воскресил образ Чернышевского в романе «Дар», где иронически изображенный им эстет Годунов-Чердынцев пишет книгу о Чернышевском. И приниженный мученик вдруг заслоняет собой эстетствующего эмигранта.

— Четвертая глава в романе «Дар» Владимира Набокова о Чернышевском начинается с его высмеивания, а заканчивается драмой — сонетом, в котором появляется слово «подвиг»,— поясняет Игорь Сухих.— Взгляд Набокова — взгляд сноба, эстета на разночицев. Но в конечном счете, мне кажется, герой Набокова признает некую правоту и трагедию Чернышевского как мыслителя, литератора. Его трагедия в том, что он опередил свое время. Человек такого типа — «самоломаный» — не очень культурный и воспитанный. С другой стороны — это отчаянный трудяга, который бесконечно самообразовывался до конца жизни. Это был по складу характера «кабинетный мыслитель». Его спустя десятилетия можно представить не пламенным революционером, а культуртрегером — где-то возле Гумилева, Горького и Чуковского. При этом люди были к нему не очень расположены. Василий Розанов замечал: лучше бы Чернышевского отправить не в Сибирь, а в министерство — образованный, честный, неподкупный. Был бы замечательный чиновник эпохи великих реформ. С другой стороны, его трагедия — беда интеллигента в «полуторном поколении», который сам себя воспитать должен.

— Культ Чернышевского был создан руками правительства: и арест, и судебный процесс были основаны на очевидно эфемерных уликах,— говорит Юлия Сафронова.— Кроме того, на восприятие публициста в качестве мученика повлияла церемония гражданской казни 12 мая 1864 года. Он был привязан к столбу посреди городской площади с дощечкой на груди «Государственный преступник», которая напоминала о распятии. Десять лет спустя в стихотворении «Пророк» Николай Некрасов писал:

Его еще покамест не распяли,

Но час придет — он будет на кресте,

Его послал Бог Гнева и Печали

Рабам земли напомнить о Христе.

Николай Бердяев, отказывая «Что делать?» в литературных достоинствах, признавал, что мораль романа «бесконечно более высокая, чем гнусная мораль "Домостроя", позорящего русский народ». «По личным нравственным качествам это был не только один из лучших русских людей, но и человек, близкий к святости. <…> Дело Чернышевского было одной из самых отвратительных фальсификаций, совершенных русским правительством»,— писал Бердяев в книге «Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века».

20 мая 1864 года, на следующий день после гражданской казни, Чернышевский был отправлен на телеге в Сибирь. Там гражданская администрация не хотела брать на себя ответственность за политического ссыльного: тобольский губернатор настоял на отправке арестанта в Иркутск, оттуда Чернышевский был выслан в Усолье, снова возвращен в Иркутск и, наконец, сослан к китайской границе, в селение Кадай. В сентябре 1866 года каторжник был переведен в село Александровский Завод в Забайкалье.

Приговор Сената был смягчен Александром II, срок каторги был сокращен до семи лет и в 1870 году подошел к концу. Чернышевский должен был выйти на поселение и воссоединиться с семьей. Однако после неудачного побега одного из заключенных срок каторги был продлен без суда. Более того, Чернышевский снова сел в тюрьму, откуда вышел на время «срока испытуемости» несколькими месяцами ранее. В декабре 1871 года Чернышевский был отправлен в Вилюйск и размещен в местной тюрьме. Днем ему разрешали выходить «свободно» в сопровождении жандармов, на ночь запирали.

В 1874 году, после неудачной попытки народника Ипполита Мышкина освободить ссыльного, условия содержания были ужесточены: вокруг острога с единственным узником был выставлен военный караул. Лишь в 1883 году Чернышевский был переведен на поселение в Астрахань без возвращения прав состояния. Писатель пробыл в тюрьме более двух десятилетий. Только в 1889 году ему разрешили переехать в Саратов, где он заболел малярией и скончался 29 октября того же года.

Памятник

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

О Николае Чернышевском в советское время принято было говорить как о «духовном вожде» или «борце». Современные исследователи им интересуются довольно мало.

Непонятый при жизни, он сильно пострадал от однобокой оптики советской критики.

Чернышевскому с культурной памятью, безусловно, не повезло, в чем отчасти и вина его самого. При этом, появись такой человек сегодня — он оказался бы чрезвычайно ко времени: интеллектуал, склонный к рефлексии, он фиксировал в дневниках интимные переживания с упорством блогера. А на женский вопрос смотрел прогрессивно, став одним из самых пламенных отечественных феминистов. Но во второй половине XIX века не было соцсетей, а этика под давлением великих реформ только начинала менять привычные контуры. Во многом эти социальные метаморфозы как раз и произошли благодаря сочинениям Чернышевского, человека, чья судьба и творчество балансировали от популярности и почитания у современников до забвения и неприятия потомками, записавшими его в конце XX века в предшественника большевизма и едва ли не погубителя России.

В молодости Чернышевский мечтал создать perpetuum mobile. Позже собирался написать «энциклопедию цивилизации», в которую войдет вся полнота человеческих знаний, и, таким образом, будут решены все проблемы и отрегулированы все стороны жизни. Это ему не удалось. Но в историю тем не менее он вошел как творец — слабого романа и новой модели мира.