Вчера завершился очередной сезон Большого театра. Первой балетной премьерой в сезоне-2023/24 должна стать «Пиковая дама». Эксклюзивный двухактный балет, музыку для которого композитор Юрий Красавин аранжировал на основе одноименной оперы и других произведений Чайковского, ставит Юрий Посохов, автор хитов Большого театра — балетов «Герой нашего времени», «Нуреев» и «Чайка». И хотя премьера запланирована на 14 декабря, постановочные репетиции шли уже этим летом. Татьяна Кузнецова расспросила Юрия Посохова о концепции будущего балета, о балетмейстерских технологиях, о постановке новых и переносе старых спектаклей, о грядущих премьерах и о любимых артистах.
Юрий Посохов
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
— Вы сами захотели ставить «Пиковую даму» или этот сюжет предложил театр?
— Было так. После премьеры «Чайки» вдруг звонок из Большого: необходимо срочно сделать спектакль к апрелю этого года. Я говорю: «Новую музыку написать за такой срок невозможно, я не успею подготовиться». Поэтому предложил «Пиковую даму» — музыка Чайковского мне хотя бы знакома. Эта идея у меня засела в голове после трагической смерти Лиама Скарлетта. Мы были в дружеских отношениях, «Пиковая дама» — один из последних его спектаклей, я видел его в Датском королевском балете. Там потрясающая концовка, фантастический монолог Германна — будто Лиам предопределил свой трагический уход… Но общая концепция для меня как русского человека показалась странной: графиня была такой молодой светской львицей. И во мне зародилось желание поставить «Пиковую» по-своему.
— Но у Пушкина история камерная, а вы делаете двухактный балет на Исторической сцене…
— Да, это интимная, психологическая вещь. Но театру нужен большой спектакль — двухактный. Вот мы со сценаристом Валерием Печейкиным и придумываем сцены в духе английской ballet story — в Англии большие мастера разворачивать массовые сцены из ничего.
— Но что у Пушкина может быть массовым? Ретроспективный Версаль — графиня получает тайну карт от графа Сен-Жермена? Игра Германна в карты?
— Есть у нас небольшой кусочек Версаля с молодой графиней. Но основная сцена — петербургский бал, куда старуха едет с Лизой.
— Композитор Юрий Красавин уже переделал оперу в балет?
— Не только оперу. В опере бала нет, поэтому надо было искать какую-то другую музыку Чайковского. Перефразировать, вписывать в оперу. И Юра справляется с этим просто фантастически, надо признать. А ведь у него уже есть собственная «Пиковая дама». Это вообще сюрреализм.
— Почему бы не взять его оригинальную партитуру?
— Так он же писал ее под заказ, она, к сожалению, принадлежит другому театру.
— Вы обмолвились — «молодая графиня». Их будет две?
— Не хотел бы заранее раскрывать карты. Ну ладно. У нас графиня многолика: в молодости, в отношениях с Германном, на пороге смерти, призрак, видение, демоническое начало жизни. Мы думаем персонифицировать все эти ипостаси, так что, возможно, графинь будет несколько. Для финального, демонического ее облика я собираюсь позаимствовать давнюю традицию балетного театра, когда инфернальных старух играют мужчины. Колдунья Медж в «Сильфиде», фея Карабосс в «Спящей красавице»… Властных женщин традиционно представляют мужчины и в комедиях: у Аштона в «Золушке» это мачеха и сестры, Марцелина в «Тщетной предосторожности» — кстати, эту роль Цискаридзе с огромным успехом сейчас танцует в Михайловском театре.
— Ну да, для таких ролей нужна неженская жестикуляция — иная физиология, иная энергетика, другая амплитуда движений.
— Но у нас будут и женщины-графини — Вика Брилева, Катя Крысанова согласились попробовать эту роль.
— А Германны — Слава Лопатин и Денис Савин? Оба такие чуткие и тонкие актеры...
— Нет, Германнов у нас много молодых. Мы готовим по три-четыре человека на каждую роль. Мои давние любимцы, но есть и новые. Ева Сергеенкова — Лиза. На мой взгляд, пока недосказанная, не вполне проявленная, умная, очень интересная. Одаренная Лиза Кокорева, сейчас она нарасхват, ко мне на репетиции еле успевает. И удивительная Элеонора Севенард — это мое открытие, я же ее не знал.
— Она — графиня в молодости? Светская красавица?
— Она Лиза! Потрясающая! По тому, что она делает, как чувствует, как глубоко все понимает; у меня ощущение, что вообще репетиционный процесс вокруг нее крутится.
— Окончательный состав определите вы?
— Надеюсь, и буду настаивать на этом. В последнее время мне часто подсказывают, кого выбирать на ту или другую роль. Но ведь никто, кроме меня, не знает, каким должен быть результат, что именно нужно мне.
— И много уже поставлено?
— Не знаю. Я так впервые работаю. Если раньше делал спектакли кусками, а потом из кусков собирал целое, то теперь это совсем крошечные части. Мы снимаем на видео каждую репетицию и отправляем «на полку», в запасники. Потом будем как-то выбирать из отснятого материала.
— Как монтаж в кино? Выберете лучшие фрагменты?
— Да нет такой возможности, все пойдет в дело. Из-за репертуарной нагрузки в театре сейчас трудно найти свободных артистов: каждый день все танцуют большие спектакли, прибегают на постановочные репетиции между выступлениями то один, то другой. Работать всерьез невозможно: люди же не двужильные, им вечером какой-нибудь «Дон Кихот» или «Спартак» танцевать. Поэтому и ставим урывками — с теми, кто пришел, кто оказался свободен. Так балеты делать тяжело, нужен какой-то компромисс.
— Во времена постановки «Героя нашего времени», «Нуреева», «Чайки» по-другому было?
— По-другому. Не знаю, что случилось. Ребята устают, ушел какой-то запал, азарт. Но понятно, они и ролей своих толком не видят, не понимают: мы ставим кусочек, записываем, откладываем, они его забывают… Кордебалет вообще все время занят в спектаклях… Но жаловаться смысла нет. Мне сейчас надо придумать, как осенью приехать пораньше, чтобы закончить постановку. Я же все-таки штатный хореограф Балета Сан-Франциско. К счастью, перед приездом сюда успел показать премьеру Скрипичного концерта Стравинского — по контракту я должен ставить один одноактный балет в сезон.
— А как в США относятся к тому, что вы работаете в России?
— Ну, пока контракт на следующие сезоны есть. Я должен в Сан-Франциско поставить большой балет про неординарную, можно сказать, трагическую жизнь Лины, первой жены Прокофьева. Идея принадлежит Тамаре Рохо, нашему худруку. А на двухактный балет дается два года.
— А еще заказы есть?
— Планы есть, но пока не очень конкретные. Пандемия все перерубила. Должен следующей весной поставить «Лебединое озеро» в Гонконге. Свое. От Иванова оставлю второй акт — ради его визуальной красоты. А концепцию и все остальное надо еще придумать.
— Переносить готовый балет, конечно, проще. Вот в Мариинке ваш «Чудесный мандарин» как быстро поставили.
— Во-первых, мы с Диной и Кимом (Диана Вишнева и Кимин Ким.— “Ъ”) две недели работали, не вылезая из зала. А вообще-то это только в России на возобновления негативно реагируют: «Ну, это же не оригинал, это вы уже делали». А для хореографа большое счастье, что его спектакль продолжает жить — в других условиях, в другом контексте, с другими артистами. В Мариинке просто потрясающие актеры, особенно Дина, которая меня просто убила наповал — в этой роли больше ее, чем меня. Волшебный Ким — фантастически органичный, удивительный артист. После генеральной репетиции я им сказал: «Никаких замечаний делать не буду, потому что они противоречат тому, что вы делаете. А то, что вы делаете, настолько гармонично и убедительно, что я не хочу вас сбивать». Я смотрел их спектакль как зритель, был совершенно захвачен — этот «Чудесный мандарин» совершенно непохож на тот, что я сделал в Кливленде. А в России все почему-то думают, что балеты должны быть однодневками.
— Нет, просто все хотят эксклюзивную постановку.
— Для эксклюзива нужно создать условия. А если нет такой возможности, то перенос ничуть не хуже. Вся современная хореография в России выросла на переносах западной, но никто не сетовал, что это не оригиналы. В общем, любая постановка — это стресс. В Петербурге, например, была тяжелая ситуация с моим контрактом, вспоминать об этом не хочется. Но для меня самое главное — артисты. Потрясающе талантливые парни, девчонки, у которых ненасытное желание танцевать новую хореографию. Желания больше, чем возможностей на данный момент. И вот ради них можно пойти на стресс еще и еще раз. И неважно, чем это кончится, все равно надо идти.