«Его личные владения по территории превышали Германию, Великобританию и Францию вместе взятые»

Как изымали сокровища богатейшего человека мира

105 лет назад, в июле 1918 года, после расстрела Николая II и членов его семьи, начался новый этап охоты за драгоценным имуществом бывшего «хозяина земли русской», до отречения вполне обоснованно считавшегося одним из самых состоятельных, если не самым богатым человеком на планете; причем розыск этот продолжался более 15 лет.

«Было бы бесполезным трудом пытаться определить, какую приблизительно сумму можно было бы выручить от продажи этих знаменитых драгоценностей» (на фото — царская золотая посуда, 1860-е годы)

«Было бы бесполезным трудом пытаться определить, какую приблизительно сумму можно было бы выручить от продажи этих знаменитых драгоценностей» (на фото — царская золотая посуда, 1860-е годы)

Фото: Library of Congress

«Было бы бесполезным трудом пытаться определить, какую приблизительно сумму можно было бы выручить от продажи этих знаменитых драгоценностей» (на фото — царская золотая посуда, 1860-е годы)

Фото: Library of Congress

«Достигала ста миллионов рублей золотом»

«В воскресенье, 6 августа,— сообщала 8 августа 1917 года газета "Сибирский листок",— около четырех часов дня к Тобольску прибыли пароходы — казенный "Тюмень", Запад.-Сибир. т-ва "Русь", и томский "Кормилец" с одной баржей. У пристани толпилась масса народа, так как в Тобольске давно все знали, что здесь назначено место жительства семьи бывшего императора».

Необходимость в таком количестве судов для перевозки одной семьи объяснялась просто. Николая II, его жену и пятерых детей сопровождала охрана, 45 человек свиты и прислуги, а также поистине царский по размерам багаж весом 2800 пудов или без малого 46 тонн.

На прибытие в город бывшего «хозяина земли русской», как отмечала печать, немедленно отреагировали местные торговцы, незамедлительно задравшие цены на все и вся. И их надежды на получение больших барышей выглядели совершенно обоснованными, ведь слухи о том, что царь обладает колоссальными богатствами, циркулировали в России и за ее пределами уже очень давно.

Так, хозяйка известного светского салона в Санкт-Петербурге, супруга тайного советника Е. В. Богдановича — А. В. Богданович — 25 августа 1906 года записала в дневнике слова бывшего столичного градоначальника генерал-адъютанта Н. В. Клейгельса, известного как своим пристрастием к деньгам, так и осведомленностью:

«Клейгельс сказал, что по счету богатства царь стоит вторым, что богаче его один американец, что у царя больше миллиарда».

Для сравнения: сельский учитель в 1906 году имел жалование не более 300 руб. в год, или 25 руб. в месяц, фельдшер — 60 руб. в год, или 5 руб. в месяц, а школьный сторож — 51 руб. в год, или 4 руб. 25 коп. в месяц. Средняя оптовая цена говяжьего мяса в Москве в 1906 году составляла 4,5 руб. за пуд, или 27,5 коп. за килограмм.

И тогда, и позднее предпринимались попытки более или менее точно оценить состояние Николая II и членов его семьи. К примеру, женатый на сестре императора великий князь Александр Михайлович писал в мемуарах о земельных владениях самодержца:

«В удельные имения входили сотни тысяч десятин земли, виноградники, охоты, промыслы, рудники, фруктовые сады и пр., приобретенные главным образом во второй половине восемнадцатого столетия прозорливой Екатериной II. Порядок управления удельными имениями был регламентирован Императором Павлом I. Общая стоимость этих имуществ достигала ста миллионов рублей золотом и не соответствовала их сравнительно скромной доходности, едва достигавшей 2.500.000 руб. в год».

«У императора земли было в три раза больше, чем у всех дворян, чиновников и офицеров страны»

«У императора земли было в три раза больше, чем у всех дворян, чиновников и офицеров страны»

Фото: Library of Congress

«У императора земли было в три раза больше, чем у всех дворян, чиновников и офицеров страны»

Фото: Library of Congress

Но при этом великий князь не упомянул о землях, находившихся в ведении управлявшего личным царским имуществом Кабинета его императорского величества. И автор исследований, посвященных финансам последнего императора, профессор В. Д. Фетисов пришел к иным выводам о земельной собственности Николая II:

«По переписи 1905 г. императорская семья владела 7 843 тыс. десятин (8,6 млн га) удельных земель в 50 губерниях европейской части России. Кроме этого, в личной собственности Николая II находились 134 млн га кабинетских земель: 26 млн га в Забайкальском округе; 40 млн га в Алтайском горном округе; 67,8 млн га в Сибири; 3 уезда с несколькими десятками имений в Польше — Ловическое княжество. Таким образом, у императора земли было в три раза больше, чем у всех дворян, чиновников и офицеров страны. Его личные владения по территории превышали Германию, Великобританию и Францию вместе взятые».

Так что даже при самой скромной оценке стоимости этих земель речь шла о сумме, по сравнению с которой 100 млн руб., упомянутые великим князем, были просто мелочью.

Столь же значительно отличались сведения о стоимости царской недвижимости и разнообразных промышленных, торговых и прочих предприятий. Великий князь Александр Михайлович подчеркивал, что большие и малые императорские резиденции требовали огромных расходов на содержание и обслуживающий персонал. А исследователи настаивали, что только эта часть имущественного комплекса царской семьи могла оцениваться в многие сотни миллионов рублей, а то и более чем в миллиард.

Похожие разночтения наблюдались и относительно царских сокровищ. Великий князь утверждал, что стоимость «драгоценностей Романовых, приобретенных за триста лет их царствования» равнялась 160 млн руб. Однако и отечественные, и зарубежные историки считают эту цифру непомерно заниженной. В особенности с учетом того, что супруга Николая II императрица Александра Федоровна имела склонность к приобретению драгоценностей.

«Коллекция императрицы Александры Федоровны, по общей оценке современников, достигала 50 млн долл. в ценах 1917 г.»

«Коллекция императрицы Александры Федоровны, по общей оценке современников, достигала 50 млн долл. в ценах 1917 г.»

Фото: Library of Congress

«Коллекция императрицы Александры Федоровны, по общей оценке современников, достигала 50 млн долл. в ценах 1917 г.»

Фото: Library of Congress

Расходились исследователи и в том, нужно ли считать исключительные по ценности художественные произведения, хранившиеся в Эрмитаже, государственной собственностью или все же это было формальностью и они оставались достоянием самодержца.

Еще более разнились данные о размерах денежных накоплений императорской семьи. Даже тщательное исследование архивных документов Министерства императорского двора не могло дать исчерпывающего ответа на вопрос, какими же средствами на самом деле обладала царская семья — многими десятками или сотнями миллионов в рублях и валюте на счетах в российских и зарубежных банках. Ведь счета не всегда были именными, деньги вкладывались в процентные облигации, а о движении и судьбе этих средств сохранились крайне противоречивые сведения.

Поэтому итоговые оценки состояния Николая II и его семьи отличались самым разительным образом — от нескольких сотен миллионов рублей до 15−16 млрд.

Так что убежденность в том, что российский император был богатейшим человеком планеты, возникла отнюдь не случайно.

Правда, великий князь Александр Михайлович уверял, что огромные суммы из собственных накоплений «были истрачены Николаем II на содержание госпиталей и различных иных благотворительных учреждений, находившихся во время последней войны под личным покровительством Царской семьи». И считал, что царь не собирался останавливаться:

«Если бы Император Николай II продолжал царствовать, то к концу великой войны у него не осталось бы никаких личных средств».

Однако в действительности в 1917 году, накануне Февральской революции и отречения императора только в распоряжении Кабинета его императорского величества находилось более 93,4 млн руб. И пришедшее к власти Временное правительство очень скоро заинтересовалось царскими богатствами.

«Образовать особую комиссию для приема и охраны дворцов, художественных хранилищ и других имуществ Министерства двора»

«Образовать особую комиссию для приема и охраны дворцов, художественных хранилищ и других имуществ Министерства двора»

Фото: Library of Congress

«Образовать особую комиссию для приема и охраны дворцов, художественных хранилищ и других имуществ Министерства двора»

Фото: Library of Congress

«Земли, леса, реки и озера»

4 марта 1917 года, два дня спустя после отречения императора, на вечернем заседании Временного правительства в числе прочих представлений министра финансов М. И. Терещенко был рассмотрен вопрос о Кабинете его императорского величества и принято решение, гласившее:

«Кабинет его величества передать в ведение Министерства финансов, назначив для заведования его делами комиссаром члена Государственной думы Ивана Васильевича Титова. Поручить министру финансов выяснить вопрос о возможном обращении свободных средств Кабинета в облигации внутреннего военного займа».

В ведение М. И. Терещенко были переданы и все финансовые дела Министерства императорского двора.

На том же заседании Временного правительства было решено изъять царскую недвижимость.

В постановлении «О порядке заведования дворцами, художественными хранилищами и другими имуществами Министерства двора и Главного управления уделов» говорилось:

«1. Поручить общее заведование названными имуществами комиссару Временного правительства члену Государственной думы Николаю Николаевичу Львову.

2. Образовать особую комиссию для приема и охраны дворцов, художественных хранилищ и других имуществ Министерства двора.

3. Признать необходимым, чтобы при приеме бывших дворцовых и кабинетских имуществ присутствовал представитель государственного контролера…»

Ну а поскольку в принятом решении отсутствовало прямое указание на то, что царское имущество конфискуется, на следующий день министру юстиции А. Ф. Керенскому пришлось заняться разъяснением ситуации. В протоколе заседания Временного правительства от 5 марта 1917 года значилось:

«О посещении министром юстиции Зимнего дворца и об объявлении всем служащим дворца о переходе последнего в национальную собственность.

Постановили:

«Признать,— говорилось в решении Временного правительства от 7 марта 1917 года,— отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село»

«Признать,— говорилось в решении Временного правительства от 7 марта 1917 года,— отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село»

«Признать,— говорилось в решении Временного правительства от 7 марта 1917 года,— отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село»

Фото: Library of Congress

«Признать,— говорилось в решении Временного правительства от 7 марта 1917 года,— отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село»

Фото: Library of Congress

12 марта 1917 года Временное правительство решило конфисковать всю остальную российскую недвижимую собственность царской семьи:

«Установить нижеследующие главные основания передачи в казну земель и доходов Кабинета отрекшегося Николая II:

1) Все ныне находящиеся в непосредственном распоряжении Кабинета бывшего императора земли, леса, реки и озера признать государственными и передать в заведование Министерства земледелия…

2) Недра земель Кабинета признать собственностью государства.

3) Принадлежащие Кабинету рудники, заводы, прииски и ломки цветных камней передать в заведование Министерства торговли и промышленности по Горному департаменту, а денежные капиталы — в Государственное казначейство…»

Одновременно прекращались все денежные выплаты «из Государственного казначейства Кабинету», т. е. царской семье, доходившие прежде, по словам великого князя Александра Михайловича, до 20 млн руб. в год.

А вслед за тем настал черед произведений искусства и исторических ценностей, находившихся вне художественных хранилищ. Причем в этом, принятом 26 апреля 1917 года решении Временного правительства, отсутствовали прямые указания о принудительном изъятии царской собственности:

«а) Передать из правительственных учреждений на хранение в Зимний дворец все имеющие художественное значение портреты особ царствовавшего дома…

б) Сдать в местные ученые архивные комиссии все находящиеся в различных городах предметы, имеющие художественное или историко-археологическое значение».

Однако известный исследователь быта российских монархов профессор И. В. Зимин отмечал:

«Это решение положило начало правительственной конфискационной практике произведений искусства, принадлежавших как царской семье, так и семьям великих князей».

В последующие недели и месяцы после принятия очередных правительственных решений или без таковых происходили «взятия под охрану» различных не включенных в основные списки при массовой конфискации объектов царской недвижимости — сельскохозяйственных и охотничьих угодий, зданий и т. д. Следующим этапом должны были стать изъятия драгоценностей и средств с конфиденциальных счетов царской семьи. Но многие годы распоряжавшаяся всеми семейными деньгами и ценностями бывшая императрица не спешила с ними расставаться. Профессор В. Д. Фетисов констатировал:

«Александра Федоровна не сдала ни одного счета, ни одного адреса, ни одного шифра, ни одного доверенного лица по царским зарубежным вкладам».

Не повлияли на нее ни домашний арест семьи, ни затеянные Временным правительством игры вокруг выезда Николая II и его близких за границу. Существует версия, гласящая, что Александра Федоровна не поверила в обещание отпустить царскую семью в Европу в обмен на деньги и драгоценности. Тем более что правительство Великобритании отозвало свое согласие принять на своей территории недавних правителей России.

Но существовал проверенный веками способ изъятия ценностей, очень редко дававший сбои.

«Вывезли не только компактные ювелирные изделия (бусы, браслеты, броши и т. д.), но и такие объемные вещи, как диадемы»

«Вывезли не только компактные ювелирные изделия (бусы, браслеты, броши и т. д.), но и такие объемные вещи, как диадемы»

Фото: Library of Congress

«Вывезли не только компактные ювелирные изделия (бусы, браслеты, броши и т. д.), но и такие объемные вещи, как диадемы»

Фото: Library of Congress

«Несколько десятков килограммов ювелирных изделий»

В любое неспокойное время все состоятельные семьи, готовясь покинуть в случае опасности обжитые места, действуют одинаковым образом. Часть ценностей стараются переправить подальше от опасности, часть спрятать в тайниках или у верных людей. Ну, а поскольку потери вероятны и в этих случаях, самое ценное и легкое держат при себе и берут с собой, уезжая.

Точно так же вели себя в 1917 году многие члены аристократических семей. Ценные вещи прятали в потайных комнатах во дворцах, огромные фамильные серебряные сервизы закапывали в дровяных сараях, а самое дорогостоящее и компактное старались замаскировать в одежде. Благо моды того времени это позволяли. Драгоценные камни зашивали в нижнее женское белье, пуговицы с бриллиантами обкладывали ватой и обшивали тканью, а в объемных головных уборах появлялось своего рода «двойное дно», скрывавшее бесценные диадемы. Существовало и множество других способов сокрытия драгоценностей.

Не стала исключением и царская семья, находившаяся под не самой строгой охраной в Александровском дворце. Александра Федоровна объемные ценности спрятала в скрытых от посторонних глаз сейфах во дворце, а остальные были замаскированы в вещах. И все же золотых и серебряных вещей было столько, что спрятать все оказалось невозможным. Поэтому часть самых крупных и наименее ценных вещей неизбежно приходилось оставить на произвол судьбы.

Избранный способ сохранения драгоценностей имел и еще один недостаток.

Им издавна пользовались лихие люди, понимавшие, что спасающиеся от опасности богатеи берут все самое ценное с собой. А потому провоцировали их испуг и затем грабили в подходящем укромном месте.

И схема, которую применили к царской семье, очень напоминала этот способ изъятия ценностей. Обер-гофмаршал императорского двора генерал от кавалерии граф П. К. Бенкендорф вспоминал о событиях 11 июля 1917 года:

«Уже в качестве премьер-министра Керенский приехал в Царское Село и заявил, что Их Величествам небезопасно оставаться здесь и лучше уехать куда-нибудь внутрь России, подальше от фабрик и гарнизонов. "Большевики нападают теперь на меня, потом будет ваш черед",— сказал он. Царь просил отправить их в Ливадию. Керенский считал это возможным и просил Государя начать сейчас же приготовления к путешествию».

Члены царской семьи, поверившие в то, во что им очень хотелось верить — что их перевезут в Крым, где находились и некоторые родственники,— начали подготовку к отъезду. Александра Федоровна, как она писала в дневнике, «приводила в порядок вещи».

«Охрану императорской семьи,— писал профессор И. В. Зимин,— возглавлял весьма лояльный к семье полковник Кобылинский. Видимо, не без его помощи Александре Федоровне удалось среди множества вещей вывезти из Царского Села несколько десятков килограммов ювелирных изделий. Вывезли не только компактные ювелирные изделия (бусы, браслеты, броши и т. д.), но и такие объемные вещи, как диадемы…

Царская семья навсегда покинула Царское Село 1 августа 1917 г. в 6 часов 10 минут утра, в ее багаже покоилась коллекция ювелирных изделий, состоящая из нескольких сотен предметов».

Вот только вместо юга, в Крым, их повезли на восток. А вскоре после прибытия в Тобольск появилось первое косвенное подтверждение того, в чем состояла одна из основных целей этой эвакуации. 18 августа 1917 года Александра Федоровна записала в дневнике, что чины Министерства юстиции обыскали и изъяли в помещении царской семьи все вещи, привезенные приехавшей вслед за ними фрейлины М. С. Хитрово. Обыски провели и у всех остальных, с кем общалась вновь прибывшая. Ее же саму арестовали и отправили в Москву. А вскоре произвели допросы, поскольку А. Ф. Керенский усмотрел в приезде М. С. Хитрово начало некоего монархического заговора. Одновременно была проверена реакция бывшего императора и его близких на проведение обыска.

Ситуацию осложняло то, что преданные слуги по приказу Александры Федоровны должны были привезти из Петрограда в Тобольск оставленные в сейфах Александровского дворца ценности. Не исключено, что именно этого момента, чтобы взять все и сразу, ожидали организаторы эвакуации.

Но очень скоро у главы Временного правительства появились более важные заботы, чем царская семья и ее ценности. Ситуация на фронте и в столице ухудшалась столь стремительно, что А. Ф. Керенский всеми возможными и невозможными способами пытался удержаться у власти.

Опасность, грозившая царским драгоценностям, вроде бы миновала, однако бывшая императрица решила не рисковать.

«Ценности, во время пребывания царской семьи в г. Тобольске, были переданы на хранение» (на фото — Николай II и церковные иерархи, 1909 год)

«Ценности, во время пребывания царской семьи в г. Тобольске, были переданы на хранение» (на фото — Николай II и церковные иерархи, 1909 год)

Фото: Library of Congress

«Ценности, во время пребывания царской семьи в г. Тобольске, были переданы на хранение» (на фото — Николай II и церковные иерархи, 1909 год)

Фото: Library of Congress

«Должны были переписать ценности»

Нужные люди нашлись сами собой. Монахиня Иоанно-Введенского женского монастыря Марфа Ужинцева много позже рассказывала:

«Помню, как в день приезда или на следующий день после приезда царской семьи в монастырское подворье пришел священник местной церкви Алексей Васильев и сказал мне, чтобы я подобрала певчих для царской семьи. Я сейчас же отправилась в монастырь сообщить об этом игуменье. Игуменья подобрала четырех послушниц и вместе с ними поехала в дом, где помещалась царская семья».

У игуменьи Марии (Дружининой) и царской семьи был общий хороший знакомый — Г. Е. Распутин, который в 1914 году организовал для игуменьи аудиенцию у императрицы. А свою преданность настоятельница монастыря доказала, выполняя поручения Александры Федоровны и снабжая близких и окружение бывшей императрицы продуктами. Была даже предпринята попытка перевести царственных узников на жительство в монастырь, но после вмешательства нового комиссара Временного правительства, прибывшего в Тобольск в сентябре 1917 года, от этой идеи пришлось отказаться.

Кроме того, под одеяниями монахинь и священника можно было незаметно для охраны выносить ценности даже большого размера.

Чем Александра Федоровна не преминула воспользоваться.

Нашлись в Тобольске и другие люди, которых она сочла достойными своего доверия. Так что к тому времени, когда большевики — новая власть — решили перевести царскую семью в Екатеринбург, часть ценностей ей удалось передать на хранение.

На новом месте — в Доме особого назначения (доме Ипатьева) — вопрос о царских драгоценностях возникал время от времени и довольно странным образом. 10 мая 1918 года Александра Федоровна записала в дневнике:

«Снова пришли люди, чтобы на этот раз спросить, сколько у нас всех имеется денег (мы сказали сколько), и все должны были переписать ценности и сдать их в Совет на хранение...»

Речь, естественно, шла лишь о тех ценностях, которые держали открыто. С того же времени комнаты членов царской семьи стали осматривать несколько раз в день, но нет никаких данных о том, что драгоценности, вшитые в Тобольске в одежду, были обнаружены.

Затем снова произошло нечто странное. 5 июля 1918 года бывшая императрица записала:

«Комендант пришел с нашими драгоценностями, в нашем присутствии их запечатал и оставил на столе и будет приходить каждый день, чтобы удостовериться, что мы не вскрывали пакет».

А 19 июля 1918 года в «Известиях ВЦИК» был опубликован подписанный председателем Совета народных комиссаров РСФСР В. И. Лениным декрет, в котором говорилось:

«1. Всякое имущество, принадлежащее низложенному революцией российскому императору Николаю Александровичу Романову, бывшим императрицам Александре и Марии Федоровнам Романовым и всем членам бывшего российского императорского дома, в чем бы оно ни заключалось и где бы оно ни находилось, не исключая и вкладов в кредитных учреждениях, как в России, так и за границей, объявляется достоянием Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

2. Под членами бывшего российского императорского дома подразумеваются все лица, внесенные в родословную книгу бывшего российского императорского дома: бывший наследник цесаревич, бывшие великие князья, великие княгини и великие княжны и бывшие князья, княгини и княжны императорской крови.

3. Все лица и учреждения, знающие о месте нахождения имущества, указанного в статье 1-й настоящего декрета, обязаны в двухнедельный срок со дня опубликования настоящего декрета представить соответственные сведения в Народный Комиссариат по Внутренним Делам.

За умышленное несообщение указанных в настоящей статье сведений виновные подлежат ответственности как за присвоение государственного достояния…»

Декрет был датирован 13 июля 1918 года, так что на первый взгляд все выглядело как попытка задним числом создать хотя бы некоторую видимость законности произведенного в ночь с 17 на 18 июля 1918 года расстрела царской семьи — за несообщение о своих вкладах и драгоценностях. Вот только об этом решении не знали не только Николай II и его близкие, но и расстрельная команда. Да и двухнедельный срок после опубликования декрета не прошел.

Однако этот документ давал советскому государству возможность, пусть и очень шаткую, узаконить получение ценностей расстрелянных членов дома Романовых и царской семьи. А в этом была самая острая необходимость.

«Когда в 21−23 г.,— рассказывал Я. М. Юровский,— я  работал в Гохране республики, приводя в порядок ценности, я помню, что одна из жемчужных ниток Александры Федоровны была оценена в 600 тыс. золотых рублей»

«Когда в 21−23 г.,— рассказывал Я. М. Юровский,— я  работал в Гохране республики, приводя в порядок ценности, я помню, что одна из жемчужных ниток Александры Федоровны была оценена в 600 тыс. золотых рублей»

Фото: Гохран

«Когда в 21−23 г.,— рассказывал Я. М. Юровский,— я  работал в Гохране республики, приводя в порядок ценности, я помню, что одна из жемчужных ниток Александры Федоровны была оценена в 600 тыс. золотых рублей»

Фото: Гохран

«Чтобы не таскать с собой окровавленное тряпье»

«Когда унесли первые трупы,— вспоминал руководивший расстрелом комендант Дома особого назначения Я. М. Юровский,— то мне, точно не помню кто, сказал, что кто-то присвоил себе какие-то ценности. Тогда я понял, что, очевидно, в вещах, ими принесенных, имелись ценности. Я сейчас же приостановил переноску, собрал людей и потребовал сдать взятые ценности. После некоторого запирательства двое, взявших их ценности, вернули».

Основную часть драгоценностей обнаружили уже за городом, пытаясь избавиться от тел:

«Обнаружилось, что на дочерях и Александре Федоровне, на последней я точно не помню, что было, тоже как на дочерях или просто зашитые вещи. На дочерях же были лифы, так хорошо сделаны из сплошных бриллиантовых и других ценных камней, представлявших из себя не только вместилища для ценностей, но и вместе с тем и защитные панцири. Вот почему ни пули, ни штык не давали результатов при стрельбе и ударах штыка. В этих их предсмертных муках, кстати сказать, кроме их самих, никто не повинен.

Ценностей этих оказалось всего около полпуда.

Жадность была так велика, что на Александре Федоровне, между прочим, был просто огромный кусок золотой проволоки, загнутый в виде браслета, весом около фунта. Ценности все были тут же выпороты, чтобы не таскать с собой окровавленное тряпье…»

Драгоценностей, снятых с тел, как и вещей, оставшихся в Доме Ипатьева, было немало. Нашлись ценности и в Перми, где были убиты члены императорской фамилии, о чем Я. М. Юровский рассказывал:

«В Перми, где я проводил разборку бывших царских вещей, была снова обнаружена масса ценностей, которые были попрятаны в вещах до черного белья включительно, а добра всякого было не один вагон».

Но все же их количество не соответствовало представлениям о богатстве царской семьи и всех членов императорской фамилии. Так что розыск драгоценностей продолжился и проводился особенно интенсивно после того, как по Тобольску поползли слухи о спрятанных где-то в городе царском золоте и бриллиантах. Удостовериться, что это не пустые слова, чекистам помогли распри между насельницами Иоанно-Введенского женского монастыря, о чем в 27 декабря 1931 года чекист С. В. Малецкий писал:

«В 1922−24 г. в бытность мою в Тобольске велась разработка бывшего Ивановского монастыря (он от Тобольска, кажется, 7−8 км), было обнаружено много спрятанного (замурованного в могилах, в колокольнях, в стенах монастыря) имущества, среди которого было много имущества, принадлежащего царской семье (белье, посуда, переписка Распутина и т. п.).

Все это было обнаружено с помощью монашек, среди которых был антагонизм, что помогало ГПУ.

Причем было установлено, что есть спрятанное ожерелье царицы, его прятала бывшая игуменья Дружинина, она умерла при аресте, и еще знала одна схимница, очень старая, и больше никто. Все это было проверено, схимница подтвердила это, даже принесла посуду, которая была с ожерельем, но ожерелье не выдала, так как ей было наказано игуменьей Дружининой умереть, но ожерелье не давать, по этой причине разработка затянулась, я ее передал с уходом из ГПУ в 25 году. Желательно, чтобы это проверили и восстановили разработку».

К С. В. Малецкому прислушались и оперативную разработку начали вновь. И в итоге к ноябрю 1933 года было собрано 154 наименования ценных предметов, включая брошь с бриллиантом в 100 карат. Правда, найти удалось далеко не все, о чем рассказывали на допросах арестованные хранители царских драгоценностей. Судьба их, как нетрудно догадаться, была печальной. Дело вновь застопорилось в 1934 году и было сдано в архив 8 февраля 1941 года.

А вся история с собственностью Николая II и его семьи стала яркой иллюстрацией к существующему в России издавна правилу. Первое лицо, потерявшее власть, лишается всего. Почти всего или абсолютно всего — зависит только от обстоятельств.

Евгений Жирнов

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...