 |
ФОТО: АЛЕКСЕЙ МЯКИШЕВ  |
— Как вы попали в Интерпол?
— Предложение прийти в НЦБ мне сделал руководитель российского бюро Интерпола, с которым я познакомился за несколько лет до этого, еще будучи офицером разведки ВДВ. Он знал, что я служил в "горячих точках", владею несколькими иностранными языками. Мне было тогда 34, и у меня был в запасе еще год, после которого дверь в Интерпол для оперативного состава закрывается. Я прошел психологическое тестирование, строгий медицинский отбор в поликлинике МВД, спецпроверку и был зачислен стажером в должности старшего оперуполномоченного. После того как я поменял погоны майора ВДВ на милицейские, руководитель организации нарезал мне задачи и сказал: "Вперед!"
— Ваши первые впечатления?
— Конечно, я был поражен масштабами взаимодействия с другими странами. Было и некоторое удивление. Такая мощная и солидная организация — и такие убогие условия труда. В тесных, напичканных аппаратурой кабинетах размещалось по три-четыре сотрудника. Кондиционеры работали только у руководителя и в комнате дежурной смены. И, насколько мне известно, с тех пор бытовые условия не сильно изменились.
— А что изменилось?
— По моему мнению, как пенсионера МВД, российское бюро сделало сто шагов вперед в техническом плане. Были созданы филиалы и отделения практически во всех экономически активных регионах страны. Самое ценное, что все они получили доступ к базе данных Интерпола напрямую. Скажем, если Санкт-Петербург, Казань или Екатеринбург хочет что-то запросить в Лионе, в штаб-квартире Интерпола, то он сделает это напрямую, в почтовом режиме, а не через Москву.
— Чем вы занимались в бюро?
— На первых порах работал оперуполномоченным, потом стал начальником центра компьютерных коммуникаций. А затем МВД возглавил Владимир Рушайло. И поскольку новый министр очень не любил своего предшественника Анатолия Куликова, он стал по очереди хоронить все его начинания. И наш центр благополучно закрыли. А мне поручили новый участок — аналитическую криминальную разведку.
— И как проводилась разведка?
— Мозгами. Простейший пример. Скажем, из ГУВД Ростовской области и УФСБ Хабаровского края в Интерпол поступают запросы на одно и то же лицо. Ростовчане разыскивают его за убийство предпринимателя, а дальневосточники подозревают в подделке документов при пересечении границы и мошенничестве в особо крупных размерах. Аналитики отрабатывают несколько схем поиска следов этого человека как внутри страны, так и в тех странах, где у него есть деловые интересы, смотрят, с кем он мог контактировать. Составляется прогноз, где и когда он может появиться. Мы направляем информацию в Лион. Оттуда запросы поступают в национальные бюро других стран. Разыскиваемое лицо ищут по всему миру. И часто совместными усилиями находят.
— Кто может обратиться с запросом в национальное бюро Интерпола?
— Правом запроса обладают все правоохранительные органы, связанные с противодействием уголовной преступности и терроризму. Это следственные органы МВД, ФСБ и прокуратура, другие структуры.
— А какого рода международные запросы приходят?
— Самые разнообразные, прежде всего это розыск лиц и получение информации о подозреваемых.
— Самый запоминающийся запрос?
— Перед приходом в Интерпол еще десантником я участвовал в этапе антитеррористического тренинга в Венесуэле. Мы учились выживать и воевать в джунглях. Так вот, уже будучи сотрудником бюро, получил запрос на самого себя. Спецслужба одной из соседних стран, у которой с Венесуэлой старый земельный спор, поинтересовалась через Интерпол, что делала группа российских офицеров в пограничной зоне. Я тогда отписал, что это был туристический выезд, которым руководил представитель Италии, и рекомендовал коллегам сделать на него запрос в римское НЦБ.
— Сколько сотрудников работает в российском бюро?
— Когда я служил, в штате было около 80 младших и старших офицеров, сейчас чуть больше, хотя объем задач вырос многократно. И надолго там люди не задерживаются. Нынешний руководитель полковник Тимур Лахонин находится на этом посту три года — это рекорд.
— Почему уходят?
— Сейчас на сайте генсекретариата Интерпола в Лионе можно увидеть вакансии, имеющиеся в штаб-квартире: младшему специалисту предложен стартовый оклад €1,7 тыс. Руководителю среднего звена восьмого или девятого разряда (соответствует майору, подполковнику) — €4,1-5,5 тыс. Руководителю первого разряда гарантировано жалование в €11 тыс. Назвать уровень зарплат сотрудников российского бюро мне стыдно.
— И асы аналитики уходят в коммерческие структуры...
— Не успевают многие стать асами. Для подготовки спеца требуется минимум пять лет. Большинство же сотрудников уходят через год-два. Часто действительно в бизнес-структуры: профессиональные навыки офицера Интерпола там ценятся высоко.
— Есть ли разница в работе российской милиции и Интерпола?
— В Интерполе нет никакого ажиотажа по поводу статуса преступника. Абсолютно все равно, кого ищут и арестовывают — звезду криминального мира или рядового воришку.
— А взятки офицерам Интерпола дают?
— Нет, нам не за что. Мы же не можем, например, открыть или закрыть уголовное дело.
— И вы никогда не сталкивались с коррупцией в милицейских рядах?
— Приходилось. Однажды к нам поступила оперативная информация о нахождении в Москве европейского криминального авторитета, который значился в международном розыске. Его тихо взяли возле родного посольства и отвезли в ближайшее отделение милиции. На следующее утро моим оперативникам уже звонили на домашние телефоны адвокаты задержанного. Я был шокирован предательством наших милиционеров.
— А что с задержанным?
— Его отвезли домой и передали местной полиции. Офицеры бюро регулярно экстрадируют лиц, объявленных в розыск по каналам Интерпола. По официальным данным, за первые пять месяцев этого года сотрудники российского НЦБ экстрадировали в Россию 24 человека, а из России — 7.
— Как ведут себя экстрадируемые в самолете?
— По-разному. Конечно, они не испытывают радости от встречи с отечественной пенитенциарной системой. Некоторые глотают в аэропорту ложки, пытаются резать вены. Бывали очень запоминающиеся перелеты. Один раз наша сотрудница экстрадировала из Франции женщину, обвиняемую в организации убийства своего мужа. Все четыре часа полета задержанная рассказывала о своей жизни. Да так вывернула ей душу наизнанку, что наша сотрудница плакала при расставании с обвиняемой и искренне считала ее невиновной.
Хорошо помню, как весной 1999 года Владимира Дрямова привезли в Шереметьево из Греции. Человек, обманувший со своим "Тибетом" полстраны, там сел за угон автомобиля. Ждал экстрадиции почти год. Спокойный сухонький "студентик" с растрепанными жирными волосами и черным рюкзачком за спиной. Я у него спросил: "Как себя чувствуете? Может, какие замечания есть?" "Все классно",— ответил он. Вот когда "ореховских" и им подобных возвращали, они были менее спокойны. И бледнели, когда им бронежилеты предлагали надеть. Эти не пенитенциарной системы опасались, а другого.
— На ваш взгляд, руководителям национального бюро удалось дистанцироваться от показательных политических процессов, проводимых Кремлем?
— Они стараются не лезть в политику. Другое дело, что не всегда это получается. Все помнят, как в Кремле топали ножками, когда летом перед сенаторами США выступал Леонид Невзлин. Можно только догадываться, как дергали руководителей бюро и МВД: мол, как же так, он же в международном розыске. Не секрет, что некоторые страны Европы не выдают объявленных Россией в розыск уголовных преступников по политическим мотивам. Например, Великобритания отказывается выдавать Ахмеда Закаева, хотя запрос на него был направлен еще в декабре 2002 года. Вполне вероятно, что недавняя атака террористов на лондонское метро изменит эту позицию. Сейчас по каналам Интерпола Россия разыскивает около 80 террористов.
— Борьба с терроризмом входит в задачи Интерпола?
— Безусловно, хотя так было не всегда. Долгое время руководители Интерпола не хотели вмешиваться в борьбу с терроризмом, считая этот вид преступлений политическим. Однако после трагических событий на Олимпиаде в Мюнхене в 1972 году это направление стало одним из приоритетных. Сейчас в генсекретариате Интерпола борьбой с терроризмом занимается подразделение "11 сентября".
— Как оценивают работу российского бюро руководители генсекретариата?
— Большинство отзывов положительные. И это не дипломатический жест — у нас действительно хорошие кадры.
— Русский уже стал официальным языком Интерпола?
— Пока нет. Официально Интерпол говорит на английском, французском, испанском и арабском. Но между бывшими советскими республиками языком документооборота часто выступает русский. Хотя наши коллеги из республик порой вовсю пытаются подчеркнуть свою независимость. Помню, однажды нам прислали запрос из Грузии на французском. Мы молниеносно ответили грузинам по-испански. После продолжительной паузы общение продолжилось на русском языке.