Бывают фильмы, почти не оставившие в истории никакого следа, но с годами превратившиеся в душераздирающие свидетельства о превратностях звездных судеб. К таким фильмам относится "Мисс Сэди Томпсон" (Miss Sadie Thompson, 1953, **) Кертиса Бернхардта (1899-1981). Неплохо дебютировав в Германии в конце 1920-х годов, он успел поработать с Марлен Дитрих, бежал от Гитлера, немного работал в Англии и Франции, осел в Голливуде. Как деликатно пишет кинословарь Larousse, "его талант редко был равен его амбициям". Именно в фильм этого режиссера второго ряда сослали в наказание Риту Хейворт (1918-1987), самую чувственную звезду нуара. Экзотическая танцовщица, сводившая с ума джи-ай на фронтах мировой войны, она, после ослепительной игры в "Гильде" (1946) и "Даме из Шанхая" (1948) и развода с Орсоном Уэллсом, совершила непростительный для Голливуда шаг. Ради замужества с Али Ханом, одним из самых богатых людей мира, Хейворт разорвала контракт с "Коламбией". Через два года брак завершился разводом, Хейворт униженно вернулась в Голливуд, но продюсер Гарри Кон, некогда раскрутивший ее, мстительно давал ей роли лишь в посредственных фильмах. До гибели актрисы от алкоголя и наркотиков еще далеко, но то, что вышедшая в тираж красавица находится явно в неуравновешенном состоянии, видно в "Мисс Сэди Томпсон", поставленной по рассказу Сомерсета Моэма "Дождь", невооруженным глазом. Ее героиня, женщина с бурным прошлым — то ли певичка из кабаре, то ли шлюха, бежит из Сан-Франциско от любовника-убийцы. Продолжает карьеру в Гонолулу, но оттуда ее изгоняют борцы за нравственность. По пути в Новую Каледонию, самую глухую тихоокеанскую дыру, в которой только она и может на что-то рассчитывать, застревает на островке, где томятся морские пехотинцы, а развлечься можно лишь в китайском баре, да и тот закрыт по воскресеньям. Встреча Сэди с изголодавшимися по бабам солдатами снята грубо, почти натуралистично. Нет-нет, все, как положено в Голливуде: пехотинцы отпускают шуточки, Сэди поет и танцует. Но гораздо красноречивее лица мужчин и коленца, которые они выделывают, танцуя с Сэди. Это уже не вечеринка, а групповое изнасилование какое-то: иначе, как "куском мяса", истерически веселящуюся, лихо обнажающую ножку Сэди не назовешь. К тому же ей объявляет войну фанатичный ханжа — миссионер, добивающийся от губернатора острова высылки Сэди в страшный для нее Сан-Франциско. Бернхардт и здесь прямолинеен до вульгарности: аскет оказывается сладострастником и насильником, а Сэди, несмотря на неминуемый хеппи-энд, бросает в лицо влюбленному в нее сержанту: "Все вы, мужики, одинаковы". И кажется, как ни банально это прозвучит, что говорит это Рита Хейворт и Уэллсу, и Али Хану, и Кону, по вине которых оказалась, как Сэди на краю света, на краю кинематографа. Столь же драматично смотрится и неудачная, пустяковая комедия Джорджа Кьюкора "Двуликая женщина" (Two-Faced Woman, 1941, **). Этот фильм погубил карьеру Греты Гарбо. Впрочем, сама Гарбо благополучно погубила фильм. Хотя, конечно, виноват прежде всего тот голливудский умник, которому пришла в голову гениальная мысль снимать ее в комедиях: сначала в "Ниночке" (1939), самом неудачном фильме великого комедиографа Эрнста Любича, потом — в "Двуликой женщине". Гарбо органически не умела ни смеяться, ни быть смешной, она умела только страдать, так, как никто до нее не страдал на экране. Проблемы начались еще в период подготовки съемок. Великий художник по костюмам Адриан хлопнул дверью и ушел со студии MGM, когда увидел пошитые для Гарбо слишком эротичные, абсолютно чуждые ей платья. Хуже того, Гарбо появляется на экране в купальном костюме, который безжалостно демонстрирует ее ширококостое, крестьянское, плебейское тело. К тому же ей пришлось сыграть сразу две роли, требовавшие той необязательной условности, водевильной легкости, к которым Гарбо никак не была предрасположена. Сначала она появляется в образе целомудренной, не знающей и не любящей ничего, кроме гор, инструкторши по лыжному спорту, в которую на горном курорте влюбляется с первого взгляда искушенный директор модного журнала. Снежная идиллия завершается быстро: дела требуют отъезда новоиспеченного мужа в Нью-Йорк, где он попадает в сети писательницы со скрипучим именем Гризельда. Отчаявшись дождаться любимого, Карин сама отправляется в большой город, где выдает себя за свою разбитную сестру: щеголяет декольте, хлещет шампанское, строит глазки и учит почтеннейшую публику танцевать экзотический танец — то ли "чита-чута", то ли "чунга-чанга". Прежде чем разрешиться хеппи-эндом, фильм долго и неловко топчется на месте. Чуть скрашивает финал неожиданное для Голливуда предложение, которое герой делает "сестре" своей жены: зажить дружной шведской семьей. Впрочем, Гарбо ведь была шведкой.
