Театральная программа Зальцбурга, как и оперная, состоит только из премьер, и одной из самых ожидавшихся стал спектакль по пьесе Готхольда Лессинга «Натан Мудрый» в постановке Ульриха Раше. Рассказывает Алексей Мокроусов.
Следить за движениями актеров поначалу не менее интересно, чем за их речами
Фото: SF / Monika Rittershaus
Премьеру «Натана Мудрого» на Зальцбургском фестивале ждали многие. У Лессинга (1729–1781) много интересных пьес, но вряд ли можно найти такое же политически заостренное произведение, как «Натан Мудрый» (1779). В СССР очередной перевод «Натана» был удивительным образом опубликован в 1953 году, вошедшем в отечественную историю как апофеоз антисемитизма. Появление немецкого оригинала в конце XVIII века произвело не меньший эффект. Если бы не вмешательство Гёте и Шиллера, поставивших «Натана» в Веймаре, еще неизвестно, как сложилась бы судьба последнего театрального опыта Лессинга, написавшего пьесу в ходе полемики с одним гамбургским богословом. Тогда Лессингу запретили выпуск публицистических текстов; чтобы продолжить дискуссию о вере, он создал драму из иерусалимской жизни в эпоху сосуществования там крестоносцев, мусульман и иудеев.
Равноправие религий и право свободно их обсуждать, вне зависимости от собственных убеждений, положение евреев и природа антисемитизма — в XVIII веке сами темы вызывали не менее бурную реакцию, чем сегодня. Пьеса не отменила юдофобские традиции на немецкой сцене, но по крайней мере предложила альтернативный взгляд на общественную практику, предвосхитив подобный же перелом в английском театре, который случился спустя полвека. У Лессинга получилась «драма идей» — тип театрального текста, в котором содержание интереснее формы, но что остановит режиссера, способного, как известно, перенести на сцену и телефонную книгу? К «Натану» обращаются беспрерывно, видя в нем то трагедию, то комедию, но в любом случае — апогей толерантности.
Премьеру «Натана Мудрого» ждали многие. У Лессинга много интересных пьес, но вряд ли можно найти такое же политически заостренное произведение, как это.
В Зальцбурге Лессинга поставил Ульрих Раше. Пять лет назад его «Персы» (подробнее — в “Ъ” от 27 августа 2018 года) произвели здесь фурор. Четырехчасовое действо разворачивалось на поворотном круге, по которому, не останавливаясь, шли против движения актеры, читая ритмизованно текст Эсхила; совместная постановка с драматическим театром Франкфурта получила по итогам сезона престижную премию Нестроя как лучший спектакль немецкоязычного пространства. Новая работа Раше создавалась только для фестиваля, для сцены в бывшей солеварне в Халлайне, позднее увидеть ее будет невозможно.
Принцип тот же, что и в «Персах»: поворотный круг, даже три, один внутри другого, разные скорости, разное направление движения. Абстрактные декорации в виде огромных узких панелей, отсутствующий реквизит, тонкая игра со светом и дымом, живая музыка, пятеро музыкантов расположились по бокам сцены за полупрозрачным занавесом (композитор Нико ван Верш сочинял и для «Персов»), и беспрерывные, почти на четыре часа, диалоги и монологи. Актеры все время в движении, следить за специфической пластикой и хореографией поначалу не менее интересно, чем за речами, усиленными динамиками. Тексты некоторых персонажей читает хор, да еще под равномерный стук каблуков, почти скандирование, пусть даже монотонное, но для пьесы из немецкой школьной программы, куда Лессинг по-прежнему входит, это событие, разрушение канона, радикальное обновление фонетики. Ряд побочных сюжетов исчез (драматург Себастьян Хубер), зато добавлены новые фрагменты, например цитаты из Вольтера и Фихте, многие авторы эпохи Просвещения задавались вопросом о природе антисемитизма, не их беда, что с ответом многие медлят до сих пор.
Роль Натана играет Валери Чепланова, и это, возможно, главное открытие вечера, даже не верится, что она попала в проект в последнюю минуту, заменив заболевшую актрису.
Чепланова родом из Казани, в возрасте восьми лет она уехала с родителями в Германию. Училась в танцевальной школе Палукки в Дрездене и школе Буша в Берлине, но талант измеряется не качеством вуза. Хотя Чепланова — воспитанница немецкой театральной школы, есть в ней особая мягкость, несвойственная немецким коллегам. Ее появления на сцене ждешь, благодаря ей Натан получился действительно мудрым, а его образ — объемным. Если и вспоминаешь о смене пола, то только в рамках старой театральной традиции, самый знаменитый пример которой — Сара Бернар в роли Гамлета. Остальные персонажи выглядят и уж точно звучат скорее плакатно, хотя сами актеры работают в буквальном смысле на износ, а Никола Мастроберардино в роли султана или неожиданно излучающий опасность Мехмет Атеши как храмовник — настоящие находки.
Ульрих Раше — мастер на все руки, он ставит оперы и сам оформляет свои спектакли, за что получает отдельные награды; сценографию для «Натана» он тоже делал сам. Фрилансер Раше работает с разными театральными труппами, как-то три года подряд его спектакли из Мюнхена, Базеля и Дрездена приглашали на престижные «Театральные встречи» в Берлине.
Постановка «Натана» пришлась на год 150-летнего юбилея Макса Рейнхардта, великого режиссера-реформатора, стоявшего у истоков Зальцбургского фестиваля и фактически руководившего им до аншлюса Австрии; фестиваль празднует его юбилей большой выставкой, проходящей сразу в трех залах.
Рейнхардт тоже любил поворотную сцену и тоже ценил хоровые декламации, в этом смысле генеалогия Раше не вызывает сомнения — уже успех «Персов» позволял говорить о возрожденной традиции.
Дважды в одну воду не войти, а вот один и тот же прием в театре можно использовать не раз, но как часто и с каким успехом? Сторонникам хоровой декламации может казаться, что их метод применим к любому тексту, но многие оттенки Лессинга при таком исполнении пропадают, совершенно исчезает, например, ирония. Хоровой театр склонен воздействовать устрашающе, ему не до оттенков эмоций. Представить себе «Гамлета», «Горе от ума» или «Вишневый сад» в подобном решении, конечно, можно, но лучше повременить, опыт «Натана» подсказывает, что это было бы мудрым решением.