Физики, лирики и конец света

В Венеции прошли первые мировые кинопремьеры. А журналисты солидных зарубежных изданий никак не могут решить, какие события фестиваля считать достойными приоритетного освещения. Им пытается помочь Андрей Плахов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Еще до официального открытия показали картину Лилианы Кавани «Порядок времени»: это первая из киноверсий «конца света», но явно не последняя на этом фестивале. В доме на берегу моря по приглашению именинницы собираются ее друзья-приятели — юристы, психоаналитики и, что особенно важно, физики; как раз ко времени приходит весть об астероиде, несущемся к Земле и грозящем ее уничтожить. Физики быстро превращаются в лириков. Близость катастрофы заставляет их в ускоренном темпе разбираться в своих отношениях, отравленных фальшью и недомолвками. Но все отделываются легким испугом; в крайнем случае, пятидесятилетняя хозяйка дома обнаружит, что не совсем правильно определила свою сексуальную ориентацию и что еще не поздно осуществить романтическую мечту — отправиться на Памир и прильнуть к духовным истокам мироздания. Одну из главных ролей в этой космической психодраме играет Ксения Раппопорт, совершенно органичная в ансамбле итальянских артистов.

Реальный, а не придуманный сюжет из итальянской жизни разыграл ветеран американской режиссуры Майкл Манн в фильме «Феррари». Знаменитый автогонщик, конструктор и основатель брендовой империи Энцо Феррари (его играет Адам Драйвер) показан в критический период своей богатой биографии. В 1957 году его отношения с женой и партнершей по бизнесу Лаурой (Пенелопа Крус) зашли в тупик после смерти их отпрыска, и Энцо находит утешение во второй, неофициальной семье, где у него растет сын. В это же самое время предприятие Феррари оказывается на грани банкротства, а гонка Mille Miglia по итальянскому бездорожью уносит жизни не только пилота, но и нескольких сторонних человек, включая пятерых детей — что сильно вредит социальному имиджу героя. История, конечно, небезынтересная, но дело бы ограничилось мелодраматическим байопиком, если бы не монументальный Майкл Манн, ваяющий из чужого материала мощный американский эпос со сногсшибательной музыкой и роскошными съемками автогонок. А Пенелопе Крус, «укравшей» триумф у своего партнера, уже прочат «Оскар» — невзирая на ее очень странный английский с неистребимым испанским прононсом.

Режиссерской изобретательности не меньше, а, пожалуй, даже больше в политическом гротеске Пабло Ларраина «Граф». Чилийский режиссер после попсово окрашенных кинобиографий Жаклин Кеннеди и принцессы Дианы обратился к фигуре диктатора Пиночета и представил его в образе вампира, на протяжении веков сосущего кровь из всех, кто попадается под руку, но особенно охотно — из революционеров всех мастей. Он веками кочует по белу свету и в конце концов бросает якорь в Латинской Америке. Его подельником по преступлениям кровавой диктатуры оказывается русский казак-контрреволюционер Федор, а весьма близкой родственницей — Маргарет Тэтчер. «Граф» — реакция на консерватизм, ползущий по миру, и на приобретающие все большую вариативность формы фашизма. Снятый в черно-белом «синефильском» режиме, фильм Ларраина стилистически напоминает эксперименты Александра Сокурова на стыке документального и игрового, но отличается издержками левацкой повестки и местами выглядит явно «пережаренным».

А вот «Догмен» Люка Бессона — кино, начисто лишенное интеллектуальных претензий и обращенное исключительно к зрительским эмоциям. Сказка о человеке, подвергнутом в детстве страшному насилию, но сумевшем выстоять и оставить свой след в несправедливо устроенном мире. Отец-абьюзер запер маленького Дугласа в клетке вместе со сворой псов, и он вышел оттуда инвалидом. Но совсем не потому, что его обидели собаки; наоборот, они стали лучшими друзьями героя, его семьей, его единственной разделенной любовью. Харизматичный актер Калеб Лэндри Джонс прямо из инвалидного кресла выходит на сцену кабаре, загримированный под Эдит Пиаф или Марлен Дитрих, а собаки, выполняющие любое задание и, кажется, читающие мысли обожаемого хозяина, играют роль великолепной свиты.

Люк Бессон снял лучший фильм своего позднего периода. Можно спорить о том, насколько он фестивальный, но журналистскую общественность занимает совсем не этот вопрос, а другой: привлекать ли внимание к работе автора, чья репутация подмочена обвинениями в сексуальных преступлениях. Не важно, что его виновность не доказана, но ведь не доказана и невиновность, а согласно «новой этике» это достаточное основание для того, чтобы человека занесли в черный список.

Венецианский фестиваль и его директор Альберто Барбера отказываются подчиняться этим правилам. И вот журнал Variety публикует статью о страданиях журналистов из агентства France-Presse, не знающих, как освещать фестиваль и какую тему выносить в заголовки. Если про Бессона или Вуди Аллена — как бы чего не вышло. Проще в энный раз воспеть забастовку голливудских актеров.