В одной из самых стабильных и интересных галерей Санкт-Петербурга — KGallery на набережной Фонтанки — открылась выставка «Художники круга Довлатова». Экспозиция приурочена и является частью «Дня Д» — «фестиваля с ярко выраженным человеческим лицом, посвященного Сергею Довлатову и его времени». Фестиваль проводится уже седьмой раз, слоган этого года, как всегда, взят из вполне безразмерного списка довлатовских mots: «Ирония — любимое, а главное, единственное оружие беззащитных». Визуальный фон чрезвычайно литературоцентричного творчества Довлатова изучала Кира Долинина.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Как бы ни был прав идейный вдохновитель всех «Дней Д» историк Лев Лурье, отсылающий посетителей выставки в KGallery к тому факту, что «Сергей Довлатов обладал художественными способностями, рисовал всю жизнь, учился какое-то время в СХШ, подумывал получить профессию скульптора или ювелира», литература этого писателя — прежде всего точные как бритва слова. Недаром именно его проза стала цитатником, по которому узнавало «своих» поколение, упоенно читавшее уже уехавшего из СССР ленинградца в постперестроечных публикациях. Для следующего поколения, которому достался уже пятитомник Довлатова, цитатный фонд стал еще больше.
Посмертная слава так и не увидевшего свои книги изданными в России писателя оказалась оглушительной, но сказать, что это была слава главы «круга», некоего центра художественного мира андеграундной культуры Ленинграда 1960–70-х, было бы преувеличением. Заметной фигурой (даже если не учитывать великанский рост нашего героя, заметного среди по преимуществу невысоких детей военного времени) ленинградского андеграунда Довлатов был всегда, но центробежные силы этих кругов вели все-таки к другим фигурам. «Ахматовские сироты» плюс Кушнер и Лосев были бесспорными лидерами в поэзии, разговаривавшей с Серебряным веком на одном языке. С другой стороны, были и куда более авангардные Леонид Аронзон, Виктор Кривулин, Аркадий Драгомощенко. В прозе мирно сосуществовали вполне печатаемый и близкий стилистически многим опальным «метропольцам» Валерий Попов и наступившие на шею официозу Союза писателей Борис Вахтин, Игорь Ефимов, Владимир Марамзин. В их-то группу «Горожане» в конце 60-х и был приглашен Довлатов, до этого фигурировавший в литературных кругах как одиночка.
Искать «художников круга Довлатова» можно по-разному. Можно идти от посылки, заданной Лурье в экспликации к выставке, то есть хронологически: «"Бронзовым веком" называла Анна Ахматова конец 1960-х — время Иосифа Бродского, Сергея Довлатова, Сергея Юрского, Олега Целкова, Михаила Барышникова, Бориса Тищенко, Ильи Авербаха. Таланты всегда ходят стайками: в Ленинграде эстетическое свободомыслие почти неизбежно вело к личному знакомству, вне зависимости от профессии». А можно биографически. Оба круга так или иначе пересекутся: Ленинград — город маленький, а артистические круги тесные. Все знакомы со всеми, но идеологически, стилистически, дружественно совсем не обязательно близки.
На выставке в KGallery представлены два пласта экспонатов: фотографии и живопись/графика. Девять фотографий авторства Геннадия Приходько, входящего в те самые андеграундные круги: снимки вокруг знаменитой выставки в ДК «Невский» 1974 года, которая здорово рассорила подпольных ленинградских художников; мастерские поэта Константина Кузьминского с гостями и художника Анатолия Басина с обнаженной натурщицей; несколько раз — абстракционист Евгений Михнов-Войтенко; фото из социальной истории искусства советских нонконформистов — будущий нью-йоркский галерист Эдуард Нахамкин, который будет у себя выставлять десятки будущих же художников-эмигрантов из СССР. Эти документы формируют представление о «круге», практически не имеющем границ: на них нет Довлатова рядом с Александром Арефьевым, но сомнений в том, что они были знакомы, тоже нет. Все ходили на выставки неофициальных художников в ДК им. Газа и ДК «Невский», а уж тех, кто громко отказался в них участвовать (как принципиально отказывающиеся от публичности «арефьевцы»), знали еще лучше.
Графические листы и немного живописных полотен на выставке «круга» тоже не образуют. Центрами притяжения для экспонирующихся художников (Михнов-Войтенко, Михаил Кулаков, Олег Целков, Эдуард Берсудский, Гага Ковенчук, Михаил Шемякин, Яков Веньковецкий) были совсем разные герои ленинградского андеграунда. Но личные знакомства с Довлатовым, общие посиделки в мастерских, общие цитаты и шутки, иногда совместная работа в редких принимавших это «антисоветское» искусство редакциях (прежде всего — в журнале «Костер», главным художником которого был будущий автор советского «Хоббита» Михаил Беломлинский), общий круг первых красавиц города, наконец, могут создать ощущение некоей общности если не искусства, то пространства. Стратегии выживания художников в духоте брежневских десятилетий были разными, но чаще всего спасение видели в частном общении. В этом смысле выставка ко «Дню Д» очень честна: она камерна, необязательна по составу, не претендует на всеохватность и задает актуальную тональность. Групповые фото рассказывают о тех, кто остался, и тех, кто уехал. Многие умрут молодыми. Оставшиеся сделают все, чтобы не забыли ушедших и вообще то время. Не сгинуть в истории. Не растерять память. Леонид Аронзон, погибший в 1970-м, писал об этом «круге»: «Нас всех по пальцам перечесть, // но по перстам! Друзья, откуда // мне выпала такая честь // быть среди вас? Но долго ль буду?» Довлатов уйдет в 48 лет, Бродский — в 55. А запущенные ими круги по воде расходятся до сих пор. «День Д» — про память, иронию, ленинградскую идентичность и, конечно, про водку и рюмочные. Отличный повод выпить за них и за нас с вами.