«Нас обвиняли в прожектерстве, но все получилось»

В Нижегородской области завершился цикл сессий по подготовке новой редакции стратегии развития региона до 2035 года: состоялось 13 отраслевых и 58 территориальных встреч. Ожидается, что до конца этого года документ будет обновлен. Почему это важно, как стратегия влияет на привлечение федерального финансирования и над чем еще предстоит работать, рассказывает губернатор Нижегородской области Глеб Никитин.

— Стратегия развития региона рассчитана до 2035 года, но вы решили ее обновить. Почему? И зачем вообще в наше турбулентное время такое долгосрочное планирование?

— Многие могут считать это неким теоретизированием и формальностью, но на самом деле стратегия как документ верхнего уровня определяет те шаги, которые ни от какой турбулентности не зависят. Я это говорю сейчас более уверенно, чем в 2018 году, потому что жизнь показала, что все основополагающие положения первой редакции, несмотря на вызовы, оказались актуальными. За эти годы я много раз перечитывал документ и по прошествии пяти лет еще с большим уважением отношусь к тому труду, который тогда был проделан. Причем не мной и даже не только командой, а всеми приглашенными экспертами. Мы тогда были скорее корректорами: убрать несуразности или какие-то абстрактные вещи, которые невозможно реализовать.

Но в стратегию вошло и многое, как тогда казалось, несбыточное. Помню, нас обвиняли в прожектерстве, маниловщине — но в итоге все получилось. Например, тогда казалось неосуществимой мечтой продление линии метрополитена, сложно было рассчитывать на полную модернизацию всего городского электротранспорта в обозримой перспективе. Но эти проекты уже реализуются!

Вы спросите — а зачем тогда затеяли всю эту возню с огромным количеством сессий, если стратегия уже хороша? Безусловно, она до сих пор актуальна. Но появляются новые возможности, новые термины в законодательстве, какие-то проекты оказались не самым эффективным решением. Например, мы ставили задачей построить магистральный газопровод Йошкар-Ола — Шаранга — Шахунья, а в итоге нашли совершенно другое решение: протянуть межпоселковые газопроводы из Уреня. В результате все северные районы будут газифицированы, это уже согласовано и есть соответствующие ресурсы.

И еще один момент: помимо фактической и терминологической актуализации, имеет значение фон обсуждения. В районах людей волнуют очень конкретные приземленные вопросы — они, как правило, не системные и вряд ли попадут в итоговый документ. Но для понимания того, что людей волнует, на чем сделать акценты и какие расставить приоритеты, это очень важно.

— Когда-то несбыточные мечты сейчас сбываются во многом благодаря масштабной федеральной поддержке. Как удается ее получать?

— Регион действительно лидирует во многих конкурсных отборах — например, по инфраструктурным бюджетным кредитам мы первые. Я часто слышу и читаю, что «это Никитин такой лоббист», «он чей-то», «кто-то ему помог»... Это не имеет ничего общего с действительностью. В большинстве случаев мы просто оказывались в нужное время, в нужном месте, с нужным количеством обоснований. А некоторые механизмы сами помогали разрабатывать. Традиционно, когда у федеральных коллег возникают какие-то идеи, им нужно их на ком-то «обкатать». И часто оказывалось, что у нас уже есть практика и расчеты, поэтому к нам обращались и на наших материалах начинали настраивать федеральные инструменты.

Во многом это результат институционального сопровождения реализации стратегии экспертами проектного офиса, которые детально погружены в цели документа и владеют всей аналитикой. Поэтому многие тезисы стратегии ложились в основу наших заявок на федеральный уровень.

Качество и стиль подачи материала тоже имеют огромное значение. Сейчас мне как потребителю информации нравятся документы, которые ложатся ко мне на стол, но так было не всегда — мы этому учились. На высшем уровне ценят время, поэтому нужно подавать материалы так, чтобы их можно было быстро понять. Не помогут ни сладкие речи, ни многолетняя дружба — только безошибочность и качество обоснований и презентаций, которые должны рождать положительную эмоцию. В этом случае принимающий решения человек становится союзником.

— Насколько результаты реализации первой редакции стратегии совпали с вашими ожиданиями?

— Если говорить не про обывательский уровень восприятия этой работы, а про профессиональный, то речь не об ожиданиях. В стратегии было три сценария: консервативный, базовый и инновационный, предполагавший прорыв, который на момент формирования не имел фундамента. В итоге пять показателей из 13 превысили инновационный сценарий, а шесть — базовый. То есть, по сути, мы выполнили основной план и вышли на инновационный трек. Но по естественному приросту населения и средней продолжительности жизни целей не достигли. Безусловно, есть влияние ковида, проблемы актуальны для всей страны, но это не отменяет других факторов. Поэтому сейчас своим основным вызовом я вижу работу именно с этими показателями.

В нашей стране все делается для достижения именно этих целей. У нас огромное количество ресурсов и территорий, которые могут и должны быть использованы на благо людей. Но никакие органы власти не способны заставить семьи рожать — это вопрос настроения и желания людей.

— А что можно сделать? Почему, на ваш взгляд, демографическая проблема — одна из самых острых?

— Недавно мы по моей инициативе проводили региональный совет на эту тему. И на нем был задан риторический вопрос: если у нас не рожают якобы из-за недостаточной защищенности, недостаточного качества медицины, образования, нерешенного жилищного вопроса, тогда почему рожают в странах, где вообще ничего этого нет? Ведь мы на несколько порядков лучше обеспечиваем все эти условия. Среди ответов есть такое научное обоснование: в развитых странах, и у нас в том числе, люди руководствуются психологическими, нравственными основаниями: хотят продолжить род, воплотить мечты в ребенке, и для этого много детей не надо. А в других социально-экономических моделях семьями движет в первую очередь материальный мотив: дети — это ресурс, а не обременение, они составляют основу для благосостояния семьи, обеспечивают поддержку.

Возникает вопрос: что теперь, откатиться к статусу страны третьего мира? Если это данность, иначе невозможно проблему решить? Я считаю, что ничего невозможного нет. И мы должны найти ответ целой совокупностью мер. Проблема многофакторная, но даже по итогам того регсовета уже появились крупицы возможного рецепта. Например, у нас недооценена роль отцов. Нет моды на отцовство, зато много примеров безответственного отношения мужчин и к себе, и к семье.

Мы договорились, что продолжим работу. Какой это будет в итоге документ — демографическая стратегия или корректировка уже существующей региональной программы — пока рано говорить. Но это главная задача.

— Если возвращаться к результатам — как вы оцениваете экономическое развитие региона сейчас?

— За шесть месяцев ВРП увеличился на 6,5%, тогда как в среднем по стране рост составил 1,4%. Важнейший сектор экономики — промышленность — выросла на 7,9%, АПК — на 6,9%, строительство — на 18,9%, хотя я всегда опасался, что мы исчерпаем градостроительный потенциал и не сможем сохранить набранные темпы. Неплохие показатели мы демонстрировали и раньше, даже в ковидные времена. Но было проседание, например по торговле, а в этом году по итогам полугодия — рост 4%. Автопром, который был главным драйвером падения по итогам прошлого года, в этом году показывает позитивную динамику.

Очень важен рост реальных, то есть откорректированных на инфляцию, зарплат — на 10,1%. Причем это не просто безликие цифры статистики — я объехал за последние месяцы несколько заводов, и везде уже прошли вторая или третья индексации.

Все отрасли привыкли к новым обстоятельствам. Не все вышли на траекторию роста, некоторые еще в процессе, но никто не в шоке. Ситуация абсолютно прогнозируемая, если не будет дополнительных внешних потрясений, связанных в том числе с макроэкономическими действиями регуляторов.

— Промышленники говорят, что большой вклад внесла господдержка, тот ручной режим, который правительство региона включило в прошлом году…

— Ручное управление, о котором вы говорите, часто подается в негативном ключе. Мол, вот опять, чтобы все работало, включают ручной режим, нет системности. Я с этим абсолютно не согласен. Реагирование — это тоже системный подход. Работа отраслевых министерств как раз и заключается в оперативном реагировании на вызовы и изменения конъюнктуры. Но что важно понимать: в какой-то момент мы должны подставить плечо, но привыкать к этому не надо. Ситуа­ция меняется.

— Минпромторг назвал господдержку в Нижегородской области лучшей в стране, в рейтинге инвестпривлекательности АСИ мы на третьем месте. К чему теперь стремиться?

— В основе любого рейтинга лежит формула. Грамотное информирование, работа с региональными инструментами поддержки, помощь в защите позиции перед федеральным центром — это совокупный результат формулы Минпромторга. Но в каждом отдельном элементе еще есть над чем работать. Рейтинг АСИ еще более детален. Там всегда понятно, где проседаем, а где все четко. И у нас тоже есть потенциал. Конечно, мы по-прежнему будем стремиться к росту. Но это с каждым годом сложнее — растут все регионы. Остается шанс, что просто будет несколько регионов на одной ступени, и это справедливо.

— Регионы конкурируют между собой в первую очередь за человеческий ресурс, за кадры. Это один из самых острых вопросов. Что делается для его решения? И на какой эффект и в какой перспективе рассчитываете?

— Действительно, в подавляющем большинстве регионов ситуация схожа: дефицит кадров чуть ли не во всех отраслях. У нас дефицит еще более масштабный в силу большого промышленного сектора, серьезных транспортно-логистических вызовов, но в первую очередь он связан с тем, что во многих отраслях растут объемы создаваемой добавленной стоимости. Мы хотим расти больше — и нам нужно больше людей.

Здесь решения раскладываются на две составляющие. Первая — это экстенсивный путь. Популяризация конкретных наиболее дефицитных профессий, повышение качества обучения и создания для этого инфраструктуры, борьба за положительный миграционный поток. Естественно, мы активно участвуем во всех процессах. Например, стали лидерами по очень хорошему проекту Минобра — «Профессионалитет», который позволяет при появлении промышленного партнера получить федеральное финансирование на развитие колледжей и техникумов. У нас уже 10 отраслевых кластеров, и работа продолжается. Есть мероприятия в рамках школьного образования, в высшей школе… Но только за счет этого проблему не решить.

Огромный ресурс — в производительности труда, которая у нас пока в 2–2,5 раза ниже, чем у ведущих экономик мира. Это второй, интенсивный путь. Резервы есть во всех отраслях, от промышленности до здравоохранения. Рост производительности труда позволяет повысить уровень зарплат, а соответственно, и конкурентоспособность каждой отрасли и каждого предприятия.

— Вы не боитесь, что в социальной сфере подобные меры могут оказаться непопулярными?

— Непопулярными могут быть меры, связанные с закрытием учреждений или сокращением часов приема. Я об этом вообще не говорю. Никогда ничего закрывать не будем. Хватит уже, назакрывались. Но есть другие методы повышения эффективности. Я приведу конкретный пример. Областная больница им. Семашко для выпускника ординатуры — это топ, мечта. Но если он три года перед этим отработает в районе, здравоохранение в целом получит новые возможности. Просто нужна система мотивации.

— Мы уже затронули тему финансирования крупных инфраструктурных проектов. Как вы оцениваете темпы их реализации и достаточность ресурсов?

— Все проекты находятся в договорных графиках. Уверен ли я в итоговом соблюдении сроков? Мы будем делать для этого все возможное, но риски есть всегда. Например, метро: это проект колоссальной сложности, со вскрытием всех застарелых коммуникаций, проходкой щита под разного состояния зданиями, участием ресурсоснабжающих и иных организаций, подрядчиков и субподрядчиков…Мы рассчитываем, что подрядчики покажут качественную дисциплинированную работу, и сами будем делать все, чтобы ее максимально обеспечить.

По поводу финансирования — дискуссии по поводу удорожания будут, по-другому не бывает. Даже в бытовом ремонте изначальная смета в процессе меняется. Конечно, мы на старте делаем все возможное, чтобы это упредить, но иногда есть и бесспорные причины. Наша задача — добиться объективности итоговых цифр.

— Большинство проектов реализуется с помощью механизма концессии. Как вы его оцениваете? Насколько он рискован с точки зрения бюджетной нагрузки?

— Во-первых, инструмент обеспечивает гораздо большую гибкость в формальных процедурах, которые часто могут задержать начало строительства, — например, вести параллельное проектирование, работать поэтапно, а не ждать проекта целиком. Во-вторых, механизм концессии позволяет привлекать достаточно длинное банковское финансирование, при котором возвратность обеспечивает не регион, а компания, у которой появляется доход. Иными словами, мы запускаем бизнес, который будет обслуживать обязательства.

Конечно, концессионный механизм не совершенен. Но его альтернатива, 44-й закон о госзакупках, на сегодняшний день тоже не совершенен. Большинство проблем, связанных со срывами контрактов, потерянными авансами, сбежавшими подрядчиками, проблемными стройками — это итоги, казалось бы, идеально проведенных по 44-му закону конкурсных процедур.

— Строительство метро, обновление гор­электротранспорта и другие проекты нацелены на создание новой транспортной системы. Какой вы ее видите через несколько лет?

— На днях мы запустили новейшую городскую электричку, еще четыре придут до конца года. За последние годы у Горьковской железной дороги появилось уже более 10 новых электропоездов. Хотим закрыть каскад городского кольца, наподобие московской ЦКАД. Дальнейшая задача — чтобы все виды общественного транспорта были в нормативном состоянии, в пределах допустимого срока эксплуатации. Автобусный парк за последние годы постепенно обновили, новые трамваи по самой масштабной программе в стране уже начали поступать, скоро придут электробусы — к 2024 году будет плато для нормального развития, когда выбывающие единицы подвижного состава и инфраструктуры будут обновляться ежегодно. Это совершенно новый этап развития — такого не делали десятилетиями.

Но мало иметь парк — важно построить правильную маршрутную сеть. Например, с выходом на линии электробусов планируем увеличить протяженность маршрутной сети на 31%, запустить их в новые микрорайоны. Продолжим анализировать и троллейбусное движение: в некоторых районах контактную сеть сохраним и в следующем году подступимся к обновлению парка. А с 2026 года в транспортную систему будут включены и новые станции метро, где будем в 2–2,5 раза наращивать пассажиропоток.

— Кроме транспорта еще одной болевой точкой пять лет назад было жилье. Что сделано в этом плане?

— Главной проблемой была история с обманутыми дольщиками. Глобально жителей региона это не волновало — пострадавшими числились 6,5 тыс. человек с семьями, но ситуация казалась безнадежной. Никаких рецептов. И мы стали действовать, как та лягушка, что упала в молоко, начала взбивать его и превратила в масло. Без преувеличения могу сказать, что именно наши предложения стали катализатором того федерального решения, которое применяется сейчас. У нас из 200 домов не достроены девять. Работа продолжается, и вопрос будет решен.

Еще один важный блок — программа расселения аварийного и ветхого жилья. Изначально до 2017 года аварийными были признаны 800 домов с 13,5 тыс. жителей. Мы идем с опережением на год: уже расселили 94% и в этом году завершим. Но решение ли это проблемы в целом? Нет. На данный момент еще 14,5 тыс. жителей нуждаются в расселении — их дома признаны аварийными за последние шесть лет. Так что будем продолжать работу.

— В вечном споре об историческом наследии — сохранять старое или давать пространство для нового — на чьей вы стороне и как ищете баланс?

— Это формулировка крайностей. Город должен развиваться, сохраняя историчность. Поэтому даже там, где объект не признан объектом культурного наследия (ОКН), я стараюсь принимать решение в пользу его сохранения и реставрации. К сожалению, это не всегда возможно. Сейчас, например, у меня на рассмотрении дома, не являющиеся ОКН, которые находятся на красной линии строительства метрополитена. Они могут создать юридические препятствия для проходки щита, но мы все равно пытаемся найти решение для их сохранения.

Простых решений здесь нет, но за последние пять лет мы отреставрировали более 300 ОКН, тогда как за пять предыдущих — 67, только в подготовке к 800-летию города привели в порядок фасады 1600 и других объектов. И при этом не останавливали развитие. Город должен быть современным, мы очень хотим видеть крутые с архитектурной точки зрения объекты. И такими будут ИТ-кампус «Неймарк», застройка улицы Черниговской, Правительственный квартал на Сенной. Главное, чтобы визуально все подобные новые акценты оттеняли посредственное, но не ценное.

— С точки зрения развития градостроительного потенциала основной инструмент сейчас — проекты комплексного развития территорий. Первые соглашения заключены. Но почему торги так долго готовили? И какие надежды возлагаете на этот механизм?

— Это очень правильный, нужный, но сложный инструмент. Он предполагает не шаблонное определение взаимных обязательств инвестора и государства, одинаковое для всех ситуаций, а детальную проработку для конкретного участка: что обязан сделать инвестор, что — публичный партнер. А для этого мы должны заранее определить технико-экономические показатели (ТЭП) выхода жилья и учесть всю инфраструктуру — это огромная, детальная работа. Мы начали готовить большое количество территорий, везде исходили из того, чтобы были максимальные ТЭПы. Поэтому я не считаю, что темпы низкие.

Проблема в целом в том, что экономика жилищного строительства не позволяет обеспечить такое участие инвесторов в решении всех инфраструктурных проблем, чтобы регион мог выполнить свою часть обязательств. Мы не можем построить одномоментно столько школ, дорог, коммуникаций… Пока норма прибыли, которую могут позволить себе девелоперы, даже банки не всегда устраивает при рассмотрении заявок на проектное финансирование. Сейчас с модели минимизации участия региона в таких проектах мы выходим к моделям, когда область получает долю в построенном жилье — это гораздо более эффективный способ, чем продажа земли в чистом поле.

Но подчеркну, что, несмотря на невысокую доходность, строят в регионе гораздо больше, чем пять лет назад, мы снова обновляем рекорды. И если в прошлом году, когда сильно скакнули ставки и упала выдача ипотеки, были реальные опасения, что темпы строительства упадут, то в этом отрасль демонстрирует рост.

Еще из хорошего — у нас выше среднероссийского уровень обеспеченности жильем: около 30 кв. м на человека, тогда как в среднем по стране — 27–28 кв. м. То есть у нас есть возможность работать не зажмурившись, не в режиме «лишь бы строили, а что — неважно», как было в 1990-х и начале 2000-х. Возможно, если бы мы инвесторов не нагружали и сами бы не строили, было бы больше метров на выходе и цены были бы ниже. Но какие это были бы метры? Некачественные, без транспортной доступности, без возможности учить детей… Так что везде надо искать баланс.

— Еще одно поле взаимодействия власти и бизнеса — проекты благоустройства общественных пространств. Должен ли бизнес участвовать в развитии территорий присутствия?

— Я считаю, что принцип «купно заедино», который мы везде декларируем, должен быть не просто лозунгом, а указанием к действию. Единственное, чего у нас никогда не было и не будет, — это обязаловки. Бугров, Рукавишников, Башкиров никому ничего не были должны. И сейчас каждый должен решать сам. А я буду призывать, буду показывать хорошие примеры. Думаю, что многие, кто вписался в подобные проекты накануне 800-летия, почувствовали вкус и будут продолжать. Но, к сожалению, остаются и те, кто считает, что «их хата с краю», что это не их задача, полномочия, собственность... На мой взгляд, это признак незрелости.

— Своей основной задачей пять лет назад вы называли повышение уровня жизни нижегородцев. Как оцениваете работу команды в этой части?

— Здесь могут быть только сухие цифры. Средняя зарплата в регионе в номинальном выражении за пять лет выросла почти на 60%, среднедушевой доход — больше чем на 40%. А дальше каждый должен сам ответить для себя на вопрос, соответствуют ли эти цифры его личной действительности. Ведь благополучие — это не только финансы. Транспорт, общественные пространства, новый облик культурных объектов, новые школы или отремонтированная детская областная больница — входит это в общее представление о благосостоянии? Я считаю, что входит. Но это не касается самооценки моей команды — это многофакторный вопрос общего социального самочувствия, общего настроения. Оставим это на суд нижегородцев.

Беседовала Татьяна Салахетдинова