Государственный Эрмитаж открыл выставку Вадима Воинова "Государственный Эрмитаж под полной луной". МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ считает, что экспонаты, представленные на выставке, и интерьеры четвертого этажа Главного штаба словно созданы друг для друга.
В более или менее традиционном выставочном пространстве, да даже и на квартирной выставке, эти вещи казались не то, чтобы обретшими вторую жизнь, но умытыми, причесанными, довольными новым статусом произведения искусства. Другое дело — 4-й этаж Главного штаба. По статусу, это уже залы Государственного Эрмитажа. На вид — драная коммуналка. Ремонт еще предстоит: выщербленные наличники дверей, торчащие из стен провода, содранные обои, осыпающаяся штукатурка. Даже дворы Главного штаба на фотографиях Андрея Чежина, участвующих в выставке, выглядят тоскливыми "колодцами". По словам директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, "руины как важнейшая часть петербургской эстетики". И в этом жутком контексте собранные Вадимом Воиновым предметы кажутся вернувшимися в свою естественную среду обитания. Нищими, но гордыми. Бедненькими, но грязненькими. И бесконечно несчастными.
Новое качество творчества господина Воинова проявляется не только в смене контекста. До недавнего времени его функциоколлажи были предельно идеологизированы, но эта политическая составляющая органично вытекала из самой жизни художника. Сын крупного советского работника, брошенного в тюрьму по "ленинградскому делу", он с 9 лет испытал все, что причиталось сыну "врага народа". До поступления в университет был моряком: замашки морского волка до сих пор чувствуются. Портреты Сталина и Жданова, хлебные карточки, значки ворошиловских стрелков: все это было плотью его работ. И даже старенькая бритва, полосовавшая холст, была не просто бритвой, а символом террора.
Теперь интонация изменилась: художник не расчесывает раны, а мудро констатирует, что река времени смывает все. Нет, на выставке достаточно Сталиных, программок партийных конференций, игрушечных танков. Но они уравнялись в правах с ржавыми железнодорожными костылями, ветхими архивными папками и побитыми временем табличками с названиями улиц (без "улицы Воинова", конечно, не обошлось). Все они ютятся в оборудованном господином Воиновым чистилище для ненужных вещей.
Карта СССР — несуществующей страны. Граммофонные пластинки, которые не на чем проигрывать. Ключи от давно не существующих замков. Калоша давно выросшего, наверное, состарившегося и умершего ребенка. Рамка для фотографии, в которую нечего вставить. Одинокая женская перчатка. Этикетка от давно выкуренных папирос. Обод от венского стула, на который уже никто никогда не сядет, обрамляет портреты недовольных Моцарта и Шуберта. Ржавая подкова уже не принесет счастья Рембрандту, изображение которого обнимает. Пряжка без ремня. Жестянка без монпасье. Банка без гуталина. Даже шарики шоколадного мороженого, воспоминание художника о первом походе в Эрмитаж, здесь из чугуна. Это уже не про историю, это про жизнь, которую на равных проживают люди, вещи и даже дворцы.