ходка
Вчера адвокаты Платона Лебедева Евгений Бару и Константин Ривкин впервые встретились со своим клиентом в поселке Харп Ямало-Ненецкого округа в колонии ОГ 98/3. Вернувшись с этой встречи, адвокаты рассказали специальному корреспонденту Ъ ВАЛЕРИЮ Ъ-ПАНЮШКИНУ, что заключенный Лебедев уже вышел на работу, которая заключается в натягивании вокруг зоны колючей проволоки.
Подготовка к зиме
— У нас три главных направления деятельности,— говорил мне адвокат Евгений Бару, стоя у окошка в поезде Москва--Лабытнанги.
Дело было позавчера. За окошком проплывал заполярный поселок Харп: слева от поезда стояли жилые дома, населенные в основном лагерной охраной и обслугой, справа — две зоны. Наше окошко выходило направо. Утепленные вышки с застекленными окнами, чтобы часовой не окоченел на посту. Гаражи. Колючая проволока. Белые бараки особого режима, где заключенные носят полосатую одежду, сидят, запертые по камерам, и ходят на работу через подземный ход. Церковь, недоступная для вольных. Школа, где заключенных учат ремеслу. Лагерная медсанчасть. И наконец, барак общего режима, где сидит Платон Лебедев.
— Только я вам не могу пока рассказать о направлениях нашей деятельности,— продолжал адвокат Бару.— Одно скажу: нас беспокоит состояние здоровья Платона Леонидовича. У него гепатит, серьезная болезнь, он нуждается в медицинской помощи.
На этих словах адвоката Бару за окном показался неработающий бетонный завод, который раньше производил сваи, а теперь обанкротился. Местные жители говорят: "С земли сваи возить дешевле". Землей здесь называют Большую землю.
На следующее утро затемно адвокаты Бару и Ривкин отправились в колонию, где им по закону полагалось свидание с клиентом, а я отправился искать в городе Лабытнанги и поселке Харп людей, знающих хоть что-нибудь про колонию номер три.
— Да нет никакой проблемы,— заверила меня главный редактор местной газеты "Вестник Заполярья" Галина Соколова.— Наши журналисты сто раз ходили туда, в колонию, на экскурсию. Мы про зоны пишем все время, мы и с заключенными встречались, и бараки нам показывали, ну, с сопровождением, конечно. Вы позвоните начальнику колонии. Его зовут Александр Емельянович Задорожный.
Я позвонил господину Задорожному, просился на экскурсию по зоне. Начальник колонии вежливо ответил мне, что пускать или не пускать журналистов — вне его компетенции. Предложил звонить в пресс-службу окружного управления Федеральной службы исполнения наказаний.
Я звонил. Разговаривал с заместителем начальника Сергеем Дерюгиным.— Сергей Николаевич, вот местные журналисты говорили мне, что вы пускаете нашего брата на экскурсию по зоне.
— Какие это журналисты вам такое сказали? — поинтересовался господин Дерюгин.— Ну, тут вообще, в газете "Вестник Заполярья",— только и успел смягчить я ответ, потому что Галина Соколова сделала испуганные глаза и заметно раскаивалась, что рассказала мне о том, как экскурсии по зоне до приезда туда Платона Лебедева были в порядке вещей.
— Мы сейчас не проводим для журналистов экскурсий,— подвел под нашим разговором черту Сергей Дерюгин.— У нас подготовка к зиме. В связи с этими мероприятиями все экскурсии отменены.
Зима в Заполярье уже месяц как наступила. Адвокаты вечером расскажут мне, что в Харп приехало начальство из Москвы и велело не давать журналистам никакой информации.
Хозяин и Чеснок
— Какую тебе надо информацию? — смеялся таксист по дороге в Харп.— Я тебе все расскажу, я там служил начальником караула. Зона сучья. Еще это называют "красная зона". То есть там правит не воровской закон, а администрация. Может, и лучше твоему Платону Лебедеву, что он попал в такую зону, где порядок. Не дай бог, попал бы в какую-нибудь беспредельную зону. Еще убили бы, чего доброго. А тут со времен Хозяина порядок.
— Кто такой Хозяин? — спросил я.— Это великий тут был начальник — Ковганко Анатолий Федорович,— говорил таксист, заметно гордясь тем, что служил под началом такого человека.— Он самых стойких воров в законе ломал так: сажал в камеру, где батарея отопления была нарисована на стене, а на улице минус сорок. И ты должен выйти на работу, если хочешь, чтобы батарея была не нарисованная, а настоящая. Все вышли — и блатные, и хромые — все у него работали. Еще сами зэки звали Ковганко Чеснок. Потому что он был хоть суровый, но честный. И чтоб выйти у него условно-досрочно, надо было и работать, и стучать. То есть никто почти не выходил условно-досрочно, потому что человек либо работает честно, либо стучит, а чтобы и то, и другое в одном человеке, так редко бывает.
— А теперь он где? — спросил я.— На пенсии. Но люди-то его остались. Теперешний начальник колонии Задорожный у него работал начальником отдела кадров. Он еще, знаешь, сделал на зоне свое отопление и свое электроснабжение. И когда во всем поселке света нет и тепла нет, на зоне всегда есть. А когда в поселке жрать было нечего в перестройку, на зоне была сгущенка. Вот такой был человек.
"Лебедев П. Л. 12-й отряд"
Я вернулся из Харпа в Лабытнанги, так ничего и не сумев разузнать на месте. У входа в колонию двое молодых людей в форме спецназа ФСИН велели мне уезжать немедленно. Я пытался было сказать, что хотел бы купить унты из оленьего меха или шкатулку из малахита, каковые изделия заключенных продаются в сувенирном магазинчике при колонии, но спецназовцы велели уезжать без сувениров.
Вечером в гостинице "Семь лиственниц" адвокат Платона Лебедева Евгений Бару рассказывал мне следующее:
— Мы встретились с Платоном Леонидовичем, но встреча была, к сожалению, короткой. Здесь, в колонии, в основном строгий режим, и к заключенным редко приезжают адвокаты. Специальных помещений для встречи заключенных с адвокатами не предусмотрено. Свидание происходит через стекло, по телефону. Так очень трудно работать по экономическим делам. Надо же показывать друг другу документы, а это очень неудобно через стекло.
— Но начальник колонии не препятствовал вашей встрече?— Нет, никаких препятствий. Просто условий нет. Но мы, конечно, будем все равно встречаться и работать. Лебедев не сломлен, отношение его к приговору не изменилось. Он будет продолжать борьбу. Начальник колонии говорил нам, что Платон Леонидович даже готов был отказаться от встречи с родственниками ради встречи с адвокатом.
— Лебедев рассказывал, как его сюда везли?— Да, рассказывал. 9 октября в девять утра его вывели из камеры в "Матросской Тишине" и привезли на Ярославский вокзал. Он ехал всю дорогу один в вагоне. То есть хорошо ехал: с туалетом проблем не было, с кипятком проблем не было. Ни одной пересыльной тюрьмы по дороге не было. Он ехал через Воркуту двое с половиной суток. 11 октября его уже привезли в Харп.
— То есть, выходит, его привезли на место за неделю до того, как родственники узнали, где он?
— Почти за неделю. Родственники получили извещение 17-го, он уже шесть дней был в Харпе.
— Как его здоровье?— Я говорил с врачом Татьяной Викторовной. Она сказала, что состояние удовлетворительное. Я спросил, сделали ли УЗИ. Она ответила, что в медсанчасти по штату УЗИ не предусмотрено. Сам Лебедев сказал мне, что у него взяли кровь из пальца, сделали флюорографию и послушали стетоскопом.
— Как он выглядит?— Неплохо. Знаете, у многих заключенных радость, когда они наконец попадают в зону. Здесь все-таки они могут дышать, ходить по зоне, небо видеть. Он вчера первый день вышел на работу. Делает "малые препятствия и ограждения". Так, кажется, это называется. Ну, то есть натягивает вокруг зоны колючую проволоку.
— Сам себе строит тюрьму?— Это давно так заведено. Он пострижен наголо. На нем холщовая шапка, на ногах у него кирзовые полуботинки на шерстяной носок.
— Что такое кирзовые полуботинки?— Ну, представляете себе кирзовые солдатские сапоги. Вот такие, только обрезанные по щиколотку. Это, конечно, проблема. У него 46-й размер обуви. В зоне такого размера обуви нет. Надо, конечно, как-то добыть, как-то передать ему теплую обувь.
— Так ведь заключенные сами шьют унты из оленьего меха.— У них нет болванок 46-го размера, они не могут сшить Лебедеву унты.
— Как он одет?
— В черную робу. На правой стороне груди написан номер колонии, на левой стороне груди написано: "Лебедев П. Л., 12-й отряд".