«Практика употребления отваров трав как абортивного средства — типично русская»
Как менялось отношение к контрацепции и абортам в России от Средневековья до советского времени
26 сентября отмечается Всемирный день контрацепции. О том, как боролись с нежелательными беременностями в разные периоды отечественной истории, Мария Башмакова узнала у доктора исторических наук, руководителя Центра гендерных исследований Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН, президента Российской ассоциации исследователей женской истории Натальи Пушкаревой.
Доктор исторических наук, руководитель Центра гендерных исследований Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН, президент Российской ассоциации исследователей женской истории Наталья Пушкарева
Фото: Личный архив Натальи Пушкаревой
Доктор исторических наук, руководитель Центра гендерных исследований Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН, президент Российской ассоциации исследователей женской истории Наталья Пушкарева
Фото: Личный архив Натальи Пушкаревой
«В ход пошли порох, селитра, керосин, ртуть, мышьяк»
— В крестьянской среде разговор напрямую о самочувствии во время беременности и обсуждение состояния женщины были не приняты. Видимо, современные эвфемизмы типа «интересного положения» восходят к этой традиции. А был ли допустим публичный разговор о беременности и родах в дворянской среде?
— В крестьянской среде очень спокойно к этим темам относились: в избе трудно было скрыть «и ласку, и таску». Неговорение о беременности у крестьян связано не со стыдом, а со страхом «дурного глаза», в этом умолчании — архаическая связь с потусторонним миром. Женщины о беременности могли не сразу сказать мужу, но между собой обсуждали, иначе как бы передавался опыт, связанный с родами? А вот выражение «интересное положение» пришло к нам не от крестьян, а от дворян, в среде которых бытовала печальная традиция умалчивать о том, что происходит с женщиной, когда она ждет ребенка. Так и возникли эвфемизмы, и связаны они с православной русской традицией, стремившейся сделать речевое поведение более целомудренным. О беременности в крестьянской среде говорили, а в дворянской в открытую — меньше. Крайне мало сведений на подобные темы сообщали друг другу в письмах и дневниках дворянки вплоть до рубежа XIX–XX веков. Не было принято в деталях описывать друг другу физиологические перемены, как это стало допустимо столетием позже.
— С беременностью понятно, а как поступала крестьянка, скажем, забеременевшая не от мужа и решившая избавиться от плода?
— К абортированию прибегали преимущественно незамужние девушки, прислуга, вдовые, солдатки, жены офицеров, которых «обрюхатили» в отсутствие их мужей. Если крестьянская девушка или женщина после связи не «понесла», то и повода для обсуждения не было. И вот если такой грех имел последствия, тут на помощь несчастной приходили знающие женщины, так называемые зелейницы,— они разбирались в травах и могли посоветовать отвар, способный вызвать выкидыш еще до формирования «образа» плода (такую терминологию использовала церковная литература, «аще образ есть», а женщина хотела его вытравить — тут сразу наказание становилось суровым). А что было делать согрешившей? Никаких презервативов из бычьих кишок, про которые упоминают западноевропейские источники, русская культура, возможно, и не знала. А если таковые и были известны, то не попали в списки епитимийных сборников (речь идет о сборниках, содержащих списки грехов и церковных наказаний, полагавшихся за эти грехи.— «Ъ»). Откуда вообще нам узнать о том, как избегали женщины нежелательных беременностей в прежние века? Это очень закрытая информация. Допетровское время мы можем представить как раз благодаря сборникам епитимий — там очень подробно было описано, что делалось и какие за это предписывались наказания.
Из епитимийных вопросов (отдельно составлялись таковые для замужних женщин и невинных девушек, мальчиков и зрелых мужчин, монахов и черниц) современный исследователь узнает, что разнообразие в сексуальных позициях осуждалось (кроме положения лицом к лицу).
Еще более строги были священники по отношению к тем женщинам, которые просили у «баб богомерзких» особые травы, желая вытравить из себя дитя. Практика употребления отваров трав как абортивного средства — типично русская.
— Что это были за травы? Что помимо них использовали женщины как абортивное средство? И как передавались подобные знания?
— «Особые знания» передавались через условную «женскую сеть». Каналами передачи были повивальные бабки и старшие опытные женщины. Использовались механические, химические средства (органические и неорганические), ритуальные действия, а также средства народной медицины. Все эти способы спровоцировать выкидыш использовались среди крестьянок, но проникали и в город через прислугу, крестьянок, приезжавших на заработки в город, частнопрактикующих врачей, аптекарей, которые также использовали в своей практике методы народной медицины. Результаты судебно-медицинской экспертизы, как правило, показывали содержание «во внутренностях» фосфора, спорыньи, шафрана. В ряде регионов Центральной России для этой цели использовался чистотел. Применялся также папоротник, который, очевидно, выступал символом бесплодия, так как он цветет и не приносит плодов, а потому бытовал в некоторых регионах России как «б...ская трава».
Иногда это были химические соединения и средства, опасные для жизни ввиду высокого содержания ядов. И если в деревне женщины пили в качестве абортивных средств отвар спорыньи или луковых перьев, настой корицы в вине, белену, чернобыл, настой можжевельника на водке, то в городской среде с XIX века в ход пошли порох, селитра, керосин, ртуть, мышьяк, фосфорные спички, толченый сургуч, сера. Употребляли крепкие спиртные напитки, толченое стекло (разводили в молоке, стараясь вызвать желудочное кровотечение, a с ним и выкидыш), песок, получаемый от точения железных и стальных инструментов.
«Намеренное прерывание беременности было трудно доказать»
— Какие способы плодоизгнания были наиболее распространены у крестьян?
— В основном механические. Врачи указывали, что этот тип абортирования встречался в 1,7 раза чаще. Но подобный способ плодоизгнания применялся и среди горожанок, об этом мы знаем по свидетельствам земских и городских врачей, проводивших судебно-медицинскую экспертизу и устанавливавших причину смерти женщин при вскрытии. Для того чтобы «вытравить», «выжить», «выкинуть» плод, женщины туго перетягивали живот, «давили нутро», клали на него сверху тяжести, били себя кулаками и различными предметами в живот, упирались о тупой угол стола, прыгали с высоты. А также вводили в полость матки шпильки, спицы, веретено, перья — все для того, чтобы проколоть плодный пузырь, вызвать маточное кровотечение и выход плода. Из тех же судебных дел о погибших женщинах можно узнать о других, еще более жестоких средствах — о растворах, содержащих порох, ртуть, глауберову соль (сильное желчегонное), буру (инсектицид).
— Какие еще источники могут рассказать о контрацептивных практиках наших предков?
— Некоторые сведения содержат древнерусские лечебники («Травники», «Зелейники») XV–XVIII веков. Часть знаний о снадобьях передавалась изустно теми самыми знахарками, которых епитимийная литература именовала «бабами богомерзкими». Но самая обширная информация, касающаяся народных методов абортирования, выяснена благодаря работе «Этнографического бюро» князя Вячеслава Тенишева, которое было создано этим русским фабрикантом и меценатом в 1897 году в Санкт-Петербурге. Бюро активно работало до 1901 года, и целью его была организация и проведение массового сбора сведений о русском крестьянстве. Ну и, конечно, уголовные дела прошлых лет… Если женщина умирала от аборта, то выясняли не только то, кто дал ей зелье, но и что именно использовалось. А в начале XX века о контрацепции заговорили в женских журналах, рекламировавших «средства разумной осторожности» — презервативы. Спринцевание подкисленными растворами было известно издавна; в журналах же читателю уже внушалось: «В каждом интеллигентном семействе должен быть влагалищный промыватель!»
— Среди епитимийных вопросов был вопрос про прерванный половой акт?
— Напрямую не спрашивали. Но был вопрос: «Если в свою руку блудил или в чужую?» За это предполагалось «три месяца епитимьи», то есть мастурбация была наказуема. Прерванный акт не был жестко осуждаем или наказуем (в отличие от много иного, совершенного совсем уж «противу естества»), но все же считалось, что «грех есть мужу, испустившему семена на землю», за это тоже полагалось наказание. Ведь цель супружеских утех не удовольствие, а продолжение рода.
— Как в крестьянской среде относились к женщине, сделавшей аборт?
— В фольклоре очевидного осуждения решившихся на аборт не найти.
В то же время «вытравление плода» было основным способом контроля за числом и временем рождений, способом рационализации сексуальности, сложившимся в различных местностях России.
Здоровье крестьянок контролировала не только церковь, но и община: нужно было сохранять и увеличивать количество рабочих рук. По моим наблюдениям, чем севернее регион, тем мягче было отношение к оступившейся женщине и к аборту. И за Уралом женщин было численно несколько меньше в структуре населения, нежели в Центральной России, отношение к ним там тоже было бережнее и адекватнее, нежели в Южной Руси.
— И церковные, и светские законы видели в изгнании плода аналог умышленного убийства. 91-е правило VI Вселенского собора назначало для женщин, «производящих недоношение плода во чреве и принимающих отравы», такое же церковное наказание, как и для убийц. Как карался аборт?
— До XVII века «плодоизгнание» не было уголовно наказуемым преступлением, но считалось грехом. Имел значения срок беременности, особенно первое шевеление плода, до него (как считалось) ребенок еще не обрел «образа», и проступок карался не слишком строго. Однако Соборное уложение 1649 года предписало «казнить смертию безо всякой пощады» тех, кто, забеременев вне брака, «в блуде», решился после «извести дитя». Что делать с замужними, сделавшими аборт, свод законов умалчивал. В 1715 году Петр I отменил все эти жестокости, но за предумышленное детоубийство (а аборт к нему приравняли) наказывали ссылкой. Могли наказать и женщину, и знахарок-повитух, которые ей помогали. В «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года деторождение представлено как женская обязанность; женщина, уличенная в совершении «плодоизгнания», лишалась всех прав состояния и ссылалась в Сибирь на поселение. Или получала тюремный срок до шести лет. Но на практике намеренное прерывание беременности было трудно доказать. Судебные дела являют нам множество казусов, когда женщины утверждали, что не знали, что делали с ними знахарки-повитухи или даже врачи. Это позволяло списать все на естественный выкидыш.
Другим удобным термином были «заспанные» дети. Женщина совершала детоубийство младенца, но выдавала свое преступление за нечаянное, а ребенка — за придавленного и задушенного по неосторожности в постели.
Как бы то ни было, сам факт наличия закона, накладывавшего уголовную ответственность на женщину и врачебный персонал, вынуждал женщину пользоваться традиционными способами абортирования и обращаться к врачам только в крайне редких случаях.
«Большевики никакой дискуссии по этому поводу не устраивали»
— Верно ли, что средством против нежелательной беременности, которое крестьянки практиковали повсеместно, было продолжительное кормление грудью?
— Конечно, крестьянки не могли знать, что в грудном молоке содержится гормон пролактин, который отчасти подавляет овуляцию. Про гормон не знали, но про то, что долговременное кормление может иногда предохранить от новой беременности, знали. Нам часто кажутся странными и знахарскими советы таких «баб чародеиных», например, в сборниках епитимий часто задавался вопрос. «Едала ли детскую пупорезину, детей хотячи?» — то есть ела ли женщина плаценту («детское место», «пупорезина детская») недавно родившей женщины. При всей неприемлемости такого способа усиления женской фертильности, трудно не признать, что в «пупорезине» высоко содержание витамина Е, столь необходимого женскому организму для выполнения детородной функции. То же и с грудным молоком. Ненадежный, представляющийся знахарским, но все же был такой способ предохранения о нежелательной беременности.
— Так рожать или не рожать: всегда ли крестьяне воспринимали рождение ребенка как благодать?
— Лишний ребенок — лишний рот, а девочки вообще не считались, «дочь — чужое сокровище», работница в будущем для чужой семьи. «Дети, дети, куда вас дети!» — восклицала народная поговорка… Не для всех новое рождение ребенка было благодатью. Потому крестьянки и решались на жуткие способы избавления от беременности, о которых я уже говорила.
— Убеждение, что женщина может забеременеть, только испытав оргазм, бытовало в России?
— Личные записи мужчин показывают, что они стремились к тому, чтобы женщина получила удовольствие. Нигде указаний о связи оргазма и беременности я не встречала.
— Вы сказали о личных записях. А в русском фольклоре можно было узнать что-то о контрацепции?
— Нет. Зарифмованных советов там нет. За советами шли к знахаркам, которые помогали как акушерки в родах.
— С крестьянками понятно. Насколько невесты из дворянских семей были сведущи в вопросах брака?
— Абсолютно несведущи! И прочесть им было негде, и рассказать некому, в отличие от крестьянок. Потому в воспоминаниях дворянки XVIII века Анны Лабзиной мы можем прочитать, как, например, муж пытался обучить юную жену супружеским умениям, а она именовала их «мерзостью». В итоге муж Анны начинал при жене сожительствовать с племянницей, потом со служанками, дабы наглядно ей все объяснить. Девушки не умели предохраняться и, конечно, рожали. Смолянка Галина Ржевская писала: «Огорченная мать не могла выносить присутствия своего бедного девятнадцатого ребенка и удалила с глаз мою колыбель».
В дворянских семьях матери не решались заговорить с дочками о сексе, ну а няни могли объяснить, так как были меньше связаны социальными запретами.
Конечно, замужняя дворянка одна или с мужем могла посещать врача и задавать интересующие ее вопросы. Если спрашивать у врача о «средствах разумной осторожности» женщине было неудобно, она задавала эти вопросы повитухе, с которой было легче обсуждать их.
— Русская литература исподволь, но рассказывает в том числе об абортах. Так, истинная причина смерти Элен Безуховой в романе «Война и мир» — аборт, а не ангина, как об этом говорили в свете. А как предохранялись дворянки?
— Жизнь дворянок состояла из запретов. Подпольный аборт они старались максимально скрыть. Это не отражалось даже в дневниках, потому что писали с надеждой, что они все же будут прочитаны. Если женщина избавлялась от плода, то могла написать, что, «к своему ужасу, потеряла ребенка». Аристократке до поры до времени (до второй половины XIX века) могла сделать аборт разве что повитуха. Гинекологи, конечно, были этому обучены, но делали ли они аборты, а если да, то как часто, мы не знаем, ведь аборт порицался как убийство. В XIX веке врачами-гинекологами были мужчины. Женщины-врачи в России стали практиковать не ранее 1870-х годов, получив образование за рубежом. До этого по всем вопросам, связанным с контрацепцией, женщины обращались к мужчинам-гинекологам и знающим женщинам. Самым распространенным способом предохранения у дворянок было спринцевание подкисленным раствором, например, разведенным уксусом, настойкой пиона, лимонным соком.
— Лев Толстой был сторонником репродуктивного секса, полагая, что половые отношения мужчины и женщины могут осуществляться в браке для рождения ребенка. Подобный подход отвергает секс ради удовольствия в пользу воздержания. Насколько эти взгляды были популярны у врачей конца XIX—начала XX века и у самих супругов?
— Трудный вопрос. Разные люди имели разные взгляды на то, сколько иметь детей. Но с конца XIX, а в особенности в начале XX века появляется эротическая литература, авторами отдельных сочинений были и женщины (например, Анна Мар, Анастасия Вербицкая), которые через литературу делились собственным опытом. Репродуктивная сторона сексуальных отношений стала все более отделяться от гедонистической. Тема удовольствия — не только мужчины, но и женщины — в интимных отношениях оказалась отраженной в литературе (напомню о романе Михаила Арцыбашева «Санин»). В российском обществе более лояльное отношение к контрацепции наступило в 1910-е годы во время первых съездов врачей-гигиенистов и съездов врачей, объединенных борьбой «с торговлей женским телом, детоубийством и проституцией». В эти годы развернулась публичная дискуссия, которая убедила широкие слои горожан, что пользоваться средствами контрацепции необходимо для женского здоровья. Общественное обсуждение темы абортов достигло апогея. Существенное влияние на него оказали IV Всероссийский съезд акушеров и гинекологов (1911), XII Пироговский съезд врачей и естествоиспытателей (1913), X съезд русской группы Международного союза криминалистов (1914), а также обсуждения социальной политики в рамках Всероссийского попечительства об охране материнства и младенчества в 1913–1918 годах. Вопрос о противодействии росту криминальных абортов был остро поставлен с началом Первой мировой войны, когда его обсуждение перекинулось из столичных в региональные медицинские сообщества.
— Советская Россия оказалась первой в мире страной, легализовавшей в 1920 году аборты постановлением комиссариата юстиции «Об искусственном прерывании беременности». Какая общественная дискуссия предшествовала этому решению?
— Большевики никакой широкой дискуссии по этому поводу не устраивали. Им нужна была политическая и экономическая мобилизация женщин, готовых встать к станку наравне с мужчинами.
В ходе великого большевистского социального эксперимента мысль о том, что женщина должна сама решать, как часто и от кого рожать, не согласовывая с мужем, государством или церковью право на аборт, была невероятно прогрессивной. Женщины были нужны стране в тот момент не как матери, а как гражданки и труженицы.
Но очень быстро страна спохватилась: Первая мировая, потом Гражданская — а их следствиями стали гигантское сокращение численности населения, дефамилизация («рассемеивание»), отсутствие нормального воспитания детей. Не прошло и двух десятилетий, как аборт официально запретили. С 1936 по 1955 год прерывать беременность было разрешено лишь в исключительных случаях. Следствием запретов стал стремительный рост числа подпольных абортариев и избавлений от незапланированной беременности. При этом никаких форм контрацепции не было предложено. Лишь после Великой Отечественной войны начался широкий выпуск «изделия №2» (презервативов). Производили их без лубриканта, были они сухие и толстые — в полтора раза толще современных. Женщины их именовали «верняк», потому что в целом они отличались надежностью. Вопрос о предохранении по-прежнему был возложен на женщин: мужчины стеснялись о них спрашивать в аптеках. В 1950-е годы в СССР появились и первые внутриматочные контрацептивы, но никаких указаний о необходимости полового просвещения и их использования не было. Убеждали, что аборт — «это плохо», «лишит вас радостей материнства», выпускали об этом плакаты и научно-популярные фильмы… И все.