Вчера среди сообщений информационных агентств, ставших уже более или менее привычными — таких, как известия об очередном обострении кризиса на Гаити, очередных же усилиях в установлении мира на Ближнем Востоке, очередном (хотя и заметно отличающемся от предыдущих) правительстве Польши — промелькнули упоминания о событиях, значение которых может оказаться более существенным, чем кажется на первый взгляд.
В столице Маврикия Порт-Луи состоялась встреча представителей 47 франкоговорящих стран — так называемого движения Франкофония (La Francophonie). Эта организация, объединяющая более четверти членов ООН, первоначально была создана на основе языковой и культурной общности входящих в нее стран. И на встрече в Порт-Луи много говорилось о культуре и французском языке. Так, решено создать глобальную спутниковую сеть для телевещания на французском языке; организовать постоянную группу переводчиков — для того, чтобы политики и эксперты из франкоговорящих стран не затрудняли себя использованием английского на международных встречах. Члены Франкофонии пообещали напомнить Международному Олимпийскому комитету, что, согласно статусу, его главным официальным языком является французский. Однако, по мнению некоторых наблюдателей, главный и, кажется, пока еще не вполне оцененный итог состоявшейся встречи в другом. В Порт-Луи произошла трансформация Франкофонии из организации преимущественно культурной в политический союз. В выпущенном по итогам встречи официальном документе — "Маврикийской декларации" — говорится, что отныне члены движения считают международную политику главным направлением своей деятельности. Более того, резко расширены политические полномочия постоянного комитета Франкофонии, что превращает ее из довольно аморфного образования (более или менее важные решения прежде принимали только на проводимых раз в два года встречах) во вполне работоспособную организацию. Обозреватели считают, что движению скорее всего удастся преодолеть внутренние противоречия, сводящиеся в основном к экономическим спорам между бедными африканскими государствами и их более богатыми партнерами. В этом случае Франкофония может стать сильным центром международного политического влияния, способным спорить на равных даже с мировой сверхдержавой — США. Такого рода политические авансы, сделанные представителями Франции, были восприняты остальными участниками встречи с явным одобрением. Назван уже и первый предмет спора — члены организации заявили, что будут настаивать на исключении кино, телевидения, прессы и других секторов "культурной индустрии" из ведущихся в рамках ГАТТ международных переговоров по свободной торговле. На встрече в Порт-Луи в число членов Франкофонии приняты Болгария, Румыния и Камбоджа. Последствием этого шага в недалеком будущем, конечно, могут явиться просьбы об экономической помощи со стороны новых членов. Однако такая стратегия увеличивает сферу влияния и политический вес организации.
Во внутриевропейской политике также произошло событие, на первый взгляд малозаметное, но которое, может статься, приведет к заметным последствиям. На пресс-конференции в Берне канцлер ФРГ Гельмут Коль заявил, что Германия хотела бы видеть Швейцарию в числе полноправных членов Европейского общего рынка. В декабре прошлого года граждане Швейцарии на референдуме отвергли идею членства в ЕС. Правительство страны заявило, что не будет проводить новый референдум по этому вопросу до тех пор, пока другие не входящие в ЕС страны — члены Европейской ассоциации свободной торговли (в это гораздо менее жесткое, чем ЕС, объединение входит и Швейцария), не определят свои позиции. Канцлер Коль сказал, что он уважает решение швейцарского народа и пока предлагает развивать хотя бы двусторонние связи, но затем добавил, что в интересах Германии, чтобы Швейцария не оставалась в стороне от европейского объединительного движения. Эти заявления заставили обозревателей несколько насторожиться. Ведь Западная Европа, похоже, давно смирилась с государственным нейтралитетом Швейцарии. К тому же слова канцлера могут вновь оживить опасения относительно грядущего доминирования объединенной Германии в ЕС, которые высказывались многими, например журналом THE ECONOMIST, еще при падении Берлинской стены, но в последнее время несколько поутихли.