«Скажи, чтобы присылали ко мне поскорее послов»
Как Ватикан помогал Москве закончить Ливонскую войну
450 лет назад, в 1573 году, завершалось перемирие и начался новый, дипломатический этап в Ливонской войне между Россией и Речью Посполитой; но за годы взаимного обмана добиться прочного мира не удалось, а во время возобновившихся боевых действий удача сопутствовала польско-литовским войскам; царь Иван Грозный остро нуждался в мире и был вынужден просить о посредничестве Ватикан.
«Псковитяне сделали вылазку из города и теснят воеводу»
Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images
«Хотят взяти на великое княжество»
«Конец царствования Ивана Грозного,— писал член-корреспондент Императорской академии наук в Санкт-Петербурге статский советник Н. П. Лихачев,— ознаменовался историческим событием, важным по своему значению и совершенно необычным по внутреннему смыслу. Царь и великий князь всея Руси, наследник Византии и наследственный охранитель ее Восточного православия, обращается к Римскому первосвященнику с просьбой о посредничестве».
А ведь всего несколькими годами ранее как в Москве, так и в Ватикане подобное развитие событий сочли бы совершенно невозможным. Начавшаяся в 1558 году Ливонская война, важнейшей целью которой для Руси было закрепление на берегах Балтики — «прорубание окна в Европу», шла с переменным успехом. Войска Ивана Грозного то добивались значительных успехов, то терпели серьезные поражения от литовских войск.
Несколько раз боевые действия прерывались более или менее длительными перемириями.
И в 1569 году, во время подготовки очередного «перемирного договора», забрезжила возможность победы Москвы без малейшего кровопролития. Причем с возможностью получения куда большего, чем спорная Ливония.
Великий князь литовский и король польский Сигизмунд II Август был тяжело болен и бездетен. А значит, перед дворянством объединившихся в федерацию Польши и Литвы встал вопрос о том, кто же будет избран следующим главой Речи Посполитой. И до Москвы дошел слух, что православная часть шляхты поглядывает на восток.
Поэтому, отправляя в Литву в том же 1569 году гонцом сына боярского Ф. И. Мясоедова, Иван Грозный приказал выяснить, почему «слово в Литве и Польше в людях носится, что хотят взяти на великое княжество и на Польшу царевича Ивана и почему-то слово в люди пущено, обманкою ли, или в правду того хотят и все ли люди того хотят».
Казалось бы, русский царь и великий князь должен был иметь более надежные способы оценки шансов его старшего сына — царевича Ивана Ивановича на занятие польско-литовского трона. Но, как считалось, перебежавший в Литву пятью годами ранее полководец князь А. М. Курбский выдал новым покровителям всю русскую тайную агентуру в Прибалтике, и создание новой разведывательной сети в условиях войны шло очень трудно.
Убеждали властителя Руси в реальности его надежд на мирную победу и польско-литовские послы, прибывшие в Москву в 1570 году для заключения перемирия. Они от имени польской и литовской элиты уверяли царя:
«Рады Короны Польской и Великого Княжества Литовского желают избрать себе государя от славянского рода и склоняются к тебе, великому государю, и твоему потомству».
Легче всего поверить в то, во что хочется верить. Однако Иван Грозный понимал, что его репутация крайне жестокого правителя может повредить делу, и потому царским послам, ехавшим в 1571 году в Польшу на ратификацию договора о перемирии, было поручено проведение пропагандистской кампании. Они должны были разъяснять собеседникам, что царь карает подданных только за преступления. Но разве не так поступают все другие монархи?
Послы по давней отечественной традиции сообщали первому лицу страны лишь то, что он хотел услышать, и писали царю, что польские и литовские шляхтичи, рассуждая о следующем короле, ни о ком, кроме него, не хотят и думать. И в результате Иван Грозный поверил в искреннее желание «братских народов» стать его подданными.
«Я обещаюсь перед Богом,— говорил Иван Грозный,— прежде всего, и им также обещаю сохранить их права и свободы» (на фото - скульптурный портрет царя Ивана Грозного, воссозданный антропологом и скульптором М. М. Герасимовым)
Фото: РИА Новости
«Будучи одного племени славянского»
7 июля 1572 года долго болевший Сигизмунд II Август скончался, и начавшееся «бескоролевье» донельзя обострило все противоречия в Речи Посполитой. Дворянство входившей тогда в эту федерацию Пруссии, как и литовское, выступало против главенства польских вельмож в государственных делах. Мелкие шляхтичи были недовольны элитой. Усугубились распри между католиками и протестантами.
Ко всем прочим бедам, в 1573 году заканчивался срок действия перемирия с Русью, и Иван Грозный, все это время не слишком прилежно его соблюдавший, мог с полным правом возобновить боевые действия. Причем, как считали и российские, и польские историки, царь вполне мог стать обладателем не только контролируемой литовцами части Ливонии, но и самой Литвы.
Поэтому польско-литовский сенат отправил к царю гонца с уверениями в том, что после его избрания королем польским и великим князем литовским все имеющиеся противоречия между странами исчезнут сами собой, а потому не следует возобновлять войну.
Иван Грозный, в свою очередь, заверял вельмож и шляхту в том, что его правление Речью Посполитой принесет им множество благ.
Он говорил гонцу:
«Скажи польским и литовским панам, чтобы они, переговоривши и посоветовавшись меж собой, присылали ко мне поскорее послов. И если будет то Богу угодно, чтоб я сделался их государем, тогда я обещаюсь перед Богом прежде всего, и им также обещаю сохранить их права и свободы, и если будет нужно, то еще и больше преумножу и от чистого сердца пожалую».
Но вслед за тем возникли неожиданные затруднения. Очередной литовский посланец вдруг предложил избрать королем не царя, а его второго сына — Федора Ивановича. А позднее в Москву прибыло новое посольство, призванное убедиться, что царевич после избрания намерен соблюдать все вольности и права польской и литовской шляхты. И попутно договориться о продлении перемирия.
Выборы короля назначили на весну 1573 года, и из-за распутицы и разлива рек вооруженное вмешательство русского властителя в этот процесс стало невозможным. А среди кандидатов на польско-литовский трон вдруг появился французский принц Генрих Валуа, брат короля Франции Карла IX, которого пригласили участвовать в выборах польские послы и которому на элекционном сейме отдали предпочтение.
Однако польско-литовские посланцы продолжали уверять Ивана Грозного, что он — самый предпочтительный кандидат на трон Речи Посполитой.
Причем основную вину за избрание королем Генриха Валуа они возлагали на самого русского царя.
Де, мол, он нарушил порядок, не прислав, как полагалось, своих полномочных послов на выборы. Их ждали до последней возможности, но царские представители так и не появились, а потому был избран француз. Назывались и другие причины.
А главное, русского властителя заверяли, что французский принц не очень хочет быть польским королем и вряд ли к назначенному сроку — 11 ноября 1573 года — явится в Польшу для присяги и коронации. И значит, будут новые выборы, на которых, безусловно, победит Иван Грозный. А потому нет никакой нужды возобновлять войну.
Но воевать с Речью Посполитой царь в это время просто не мог. Надеясь на мирное решение проблем с одним врагом, он начал войну против другого — Швеции. А с юга на его владения в тот год подступали крымские татары.
Царь попытался было с помощью других недовольных польско-литовским выбором монархов помешать Генриху Валуа прибыть в Польшу, но нужного результата добиться не удалось. Однако довольно скоро надежда на успех появилась у Ивана Грозного вновь. Ушел в мир иной король Карл IX, и новый польский монарх 18 июня 1574 года тайно бежал во Францию, чтобы унаследовать трон брата.
К новым выборам Иван Грозный подошел со всей серьезностью, тайно подготовив солидную предвыборную кампанию и с помощью своих официальных представителей в Речи Посполитой, и путем агитации другими возможными способами.
В первую очередь распространителями нужной для него информации должны были стать литовцы и поляки, находившиеся в Москве и отправлявшиеся восвояси. Царь решил использовать противоречия между шляхтой и вельможами и сделать ставку на шляхту, обещая дворянству разнообразные блага. А чтобы его поддержали католики, намекал на возможность сменить после избрания веру.
Русский правитель, по мнению историков, был как никогда прежде близок к достижению своей цели. Ведь шляхта во многих частях Речи Посполитой, уставшая от тяжелой, пусть и приостановленной войны и неурядиц «бескоролевья», была готова его поддержать. Но аристократы сделали все для провала его предвыборной кампании: представителей Ивана Грозного в Речи Посполитой взяли под столь тесную опеку, что ни о какой агитации речи уже не шло. Одновременно литовские вельможи наглухо закрыли границу с Русью и не пропускали как тех, кто стремился передать какие-либо послания от шляхты царю, так и тех, кто должен был сознательно или нет агитировать за него в Литве и Польше.
При этом представители знати продолжали уверять царя, что стоят полностью на его стороне. А управлявший Речью Посполитой в отсутствие короля архиепископ Яков Уханский писал:
«Поляки и Русские, будучи одного племени славянского или сарматского, должны, как братья, иметь одного государя».
Однако в то же самое время появлялись разнообразные трудновыполнимые требования и условия, которые должны были обеспечить избрание Ивана Грозного великим князем литовским и королем польским.
Кроме того, для царских послов, которым предстояло участвовать в новых выборах, не выдавали грамот, гарантировавших им безопасный проезд по Речи Посполитой и возвращение на русскую территорию.
Новый элекционный сейм опять оказался для царя провальным. А тайные переговоры с императором Священной Римской Империи германской нации Максимилианом II о совместном разделе Речи Посполитой: Польша с Пруссией — императору, Литва и Киев — Ивану Грозному — привели к соглашению, так и оставшемуся нереализованным.
При этом польско-литовские вельможи продолжали настаивать на том, что для царя не все потеряно и нужно только подождать еще немного, когда очередные избранные одновременно польским королем и литовским великим князем - император Максимилиан II и правитель Трансильвании князь Стефан Баторий не явятся в назначенный срок в Польшу и будут назначены следующие выборы.
Но 22 апреля 1576 года Стефан Баторий прибыл в Краков, а 1 мая был коронован. Худший расклад для Руси было трудно себе представить.
«Ливония была истоптана ногами коней Ивана Грозного»
Фото: Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images
«Возмутить Литву»
Новый польский король был опытным и успешным полководцем. И в этом качестве хотел доказать правильность сделанного в Речи Посполитой выбора. В 1577 году он начал осаду города Данцига, не желавшего признавать его власть, и, хотя не без труда и не так быстро, как собирался, заставил горожан подчиниться и заплатить огромный выкуп. А вскоре начал реорганизацию армии.
Практически сразу он решил отказаться от дворянского конного ополчения, которое считал бесполезным из-за появлявшегося время от времени нежелания его членов подчиняться приказам. Стефан Баторий делал ставку на наемников-пехотинцев. И для их найма начал организовывать мероприятия по сбору средств в казну.
Дворянские сеймики и сеймы не слишком охотно соглашались дать деньги, но набег крымских татар на польские земли, предпринятый, как считалось, по наущению русского царя и оплаченный им, напомнил шляхте об опасности и заставил землевладельцев раскошелиться. Немало способствовали усилению патриотической щедрости и сведения о сосредоточении русских войск в Новгороде и Пскове.
13 июля 1577 года главные силы русского войска направились в Ливонию, где один за другим захватывали города-крепости.
В течение следующих месяцев почти вся Ливония была покорена, и царь задумался о заключении мира с Речью Посполитой.
Но в ходе переговоров стороны заняли диаметрально противоположные позиции. Иван Грозный настаивал на сохранении Ливонии в его вечном владении, послы Стефана Батория категорически требовали вывести русские войска с захваченных территорий.
Чтобы выиграть время и подготовится к неизбежному продолжению войны, польский король и его приближенные на протяжении всего 1578 года с помощью различных уловок затягивали переговоры о перемирии, а затем ратификацию очередного договора. Стефан Баторий усиленно изыскивал деньги для оплаты наемников и приглашал опытных пехотинцев и артиллеристов в свою армию.
Не сидели сложа руки и в Москве, собрав в войско значительные силы — 200 тыс. человек. Вот только это была армия старого типа с наспех собранным и обученным, с собственными представлениями о дисциплине дворянским ополчением, а также со стрельцами, неохотно отрывавшимися от своих торговых лавок и прочих кормивших их промыслов в Москве и других местах.
Еще одной отличительной особенностью той поры стало отсутствие у командования русской армии достоверных сведений о планах, численности и передвижениях противника.
Ведь разведывательную сеть в тылу противника так и не удалось сколько-нибудь полно восстановить. К примеру, одним из самых высокопоставленных помощников, приобретенных после ликвидации русской агентуры в 1564 году, считался знатный литовский пан Григорий Осцик, начавший работать на Москву в 1574 году. Однако на деле, как писал историк В. В. Новодворский, его ценность оказалась крайне сомнительной:
«Осцик обещал московскому правительству возмутить Литву, чтобы подчинить ее московскому царю и даже убить при удобном случае короля. Изменник ловко обманывал при этом тех, кому он служил. Он подделал печати многих сенаторов, чтобы показать Москвитянам, будто он действует в согласии с другими вельможами, и таким образом приобрести большее доверие к себе».
Пана Осцика власти Речи Посполитой раскрыли и казнили. Но, судя по всему, недоброкачественную информацию давали и другие польские и литовские источники. Историки приводили немало примеров того, что царские воеводы не имели даже приблизительного представления о численности войск Стефана Батория и исходили из неизвестно откуда взявшихся и крайне завышенных оценок. И потому, временами имея значительное численное превосходство, воеводы не вступали в боестолкновения с противником.
Однако главной проблемой русской армии стало отсутствие плана войны.
Мало того, Иван Грозный странным образом отстранился от дел, не принимая решений. Воеводы, зная крутой нрав царя и не без оснований опасаясь за свою жизнь, боялись поступить вопреки царской воле, но зачастую не знали, чего же хочет самодержец.
Много позднее исследователи пытались найти причины охватившего царя ступора. Писали, например, о том, что на Ивана Грозного очень сильно подействовали плохие предзнаменования, указывавшие на неизбежное поражение русского оружия. Существовала и версия, гласившая, что царь впал в растерянность, узнав о заговоре бояр, целью которого было его смещение с престола, причем во главе заговорщиков будто бы стоял его старший сын царевич Иван Иванович.
Не исключалось и то, что российский властитель осознал, что противники долгие годы водили его за нос обещаниями польско-литовского трона, и он упустил множество возможностей для выполнения своей мечты закрепления на берегах Балтики. Что для человека, считавшего себя стоящим по уму гораздо выше других, было воистину нестерпимо. А страх вновь попасть в ловушку тормозил принятие любых решений.
В сложившейся ситуации не всегда помогала стойкость русских солдат в бою и удивлявшие врагов запасы оружия, пороха и иных припасов в полках и крепостях. Тем более что после возобновления Ливонской войны в 1579 году войска Стефана Батория нашли своего рода универсальный ключ к воротам русских крепостей.
Их основной проблемой был материал, из которого строились крепостные сооружения,— древесина.
И какими бы мощными ни были стены и башни, они одинаково хорошо горели.
Загвоздка заключалась лишь в том, как их зажечь. Во время осады войсками Стефана Батория Полоцка его защитникам помогали дожди и их собственное мужество. Рискуя жизнью, они заливали поджоги со стен водой. Зажечь крепость не помогала даже стрельба из пушек раскаленными ядрами. Но польский король объявил значительную награду для тех, кто все-таки сможет поджечь стены, и сдержал слово. Защитники города продолжали сопротивляться, несмотря на огромный пожар, но в конце концов, были вынуждены сдаться.
В результате взятие других крепостей стало рутинной задачей — осада, поджог добровольцами стен и через некоторый промежуток времени сдача. Список взятых противником русских крепостей рос, и Иван Грозный наконец-то осознал, что может потерять гораздо больше, чем Ливонию. И потому решил начать переговоры о мире. Вот только его оппонент чувствовал себя победителем. Уверенности Стефану Баторию придавало и то, что его успехи вызвали такую бурю восторга в польско-литовском дворянстве, что шляхта и вельможи куда охотнее, чем прежде, соглашались финансировать его армию, и это облегчало задачу оплаты наемников и давало возможность продолжать завоевания.
«Поссевин (на гравюре) возобновил свои прежние требования»
«Добровольцы уехали без всякого спроса»
Попытки Ивана Грозного с помощью переговоров задержать начало боевых действий в 1580 году ни к чему не привели. Стефан Баторий согласился отложить начало выступления своих войск, но лишь на время, необходимое для их полного сбора и снаряжения.
После начала нового похода выяснилось, что русские войска извлекли урок из прошлогодних событий и, к примеру, деревянные стены замка Велиж оказались обмазанными глиной и выложены дерном у основания. Но дерево есть дерево, и с помощью раскаленных ядер замок был подожжен. Войска Стефана Батория брали одну крепость за другой, и царь решил обратиться к посредникам, которые смогут остановить войну. Он попробовал привлечь к делу императора Священной Римской империи германской нации Рудольфа II, но тот решил не вмешиваться в эту давнюю распрю. И 6 сентября 1580 года царский гонец Истома Шевригин отправился в Рим, к папе. Сложным и долгим маршрутом он прибыл к месту назначения лишь 24 февраля 1581 года.
Как оказалось, Ватикан уже некоторое время предпринимал попытки примирить Стефана Батория и Ивана Грозного.
Но посредничество, предложенное польскому королю в 1579 году, показалось Стефану Баторию на фоне его военных успехов абсолютно ненужным и было без лишних церемоний отвергнуто. Король отказал папскому представителю и во всех остальных просьбах, включая пропуск его в Москву.
Цель, которой добивался папа Григорий XIII, не составляла большого секрета. Он пытался организовать новый крестовый поход против неверных — турок. И он уже давно и без особого успеха пытался создать для этой цели коалицию стран. Одновременный удар по турецким владениям с разных сторон предвещал успех мероприятию. Но для этого в первую очередь нужно было прекратить затянувшийся конфликт между двумя христианскими странами — Речью Посполитой и Русью. Ведь без участия Москвы невозможно было лишить турок территорий в северном Причерноморье, которыми они тогда владели.
Но у проекта крестового похода было слишком мало сторонников.
Даже Венеция, которая хотела избавиться от турецкого владычества в восточном Средиземноморье, поддерживала это мероприятие конфиденциально, подчеркивая, что готова участвовать в его финансировании только негласно.
Крестовый поход, как полагали некоторые историки, был нужен Ватикану не только как средство для объединения христиан во имя освобождения Константинополя и Святой земли. Не менее значимой задачей было восстановление престижа и влияния католической церкви, подорванных реформацией.
Не остались незамеченными в Риме и намеки Ивана Грозного на переход в католичество в случае избрания польским королем и великим князем литовским. Переход русских православных в лоно католической церкви мог стать событием если не равным, то соизмеримым с крестовым походом. И поднял бы авторитет Ватикана на прежнюю высоту.
Именно поэтому царский гонец через день после приезда в Рим, 26 февраля 1581 года, был принят Григорием XIII. А 6 марта папа объявил, что в Москву будет отправлен специальный посол. Для этой особой миссии был выбран священник-иезуит Антонио Поссевино, который прежде уже добивался успеха в нескольких дипломатических миссиях. 27 марта 1581 года, вскоре после получения согласия от Стефана Батория на пропуск папского посланника в Москву, царский гонец с переводчиками и Антонио Поссевино с его свитой выехали из Рима.
Миссия священника-иезуита могла окончиться ничем, как и у его предшественника. Но ситуация в армии Стефана Батория изменилась к худшему. Даже симпатизировавшие полякам историки без особого удовольствия вспоминали, что собрать все деньги, нужные королю для третьего года войны, не удалось. Наемная пехота отказывалась выполнять приказы до тех пор, пока не будет выплачено жалованье. Ухудшилось и снабжение, что вызвало неизбежные проблемы в среде шляхтичей-добровольцев.
«Неповиновение воинской дисциплине в литовской армии приняло большие размеры.
Многие литовские добровольцы уехали без всякого спроса, а литовские паны хотели тайком отправить свои отряды назад, на родину».
Стефану Баторию поневоле приходилось задуматься о мире. В его лагере находились прибывшие для переговоров о мире послы Ивана Грозного. Но их встречи с королем не дали ровно ничего. Послы не собирались отступать от данных им царем инструкций, а предложенные ими условия не устраивали Стефана Батория. В этот момент к польскому королю прибыл Антонио Поссевино, и он получил не только разрешение побеседовать с представителями Ивана Грозного, но и позволение отправиться в Москву.
8 июля 1581 года иезуит отправил царскому наместнику в Смоленске письмо о своем намерении выехать в Москву и просил прислать телеги и «опасную грамоту» — разрешение на проезд в русские земли. Гонец Истома Шевригин, ехавший кружным путем, по морю, добрался до царской ставки в Старице немногим раньше папского посла — 17 июля. Так что вскоре Иван Грозный был готов к встрече с Антонио Поссевино.
Однако посла везли к царю крайне неспешно, одновременно решая, как его принимать самодержцу и духовенству, следует ли иноверца пускать в храмы и что делать, если он того попросит, и решили ни под каким видом не пускать. Правда, принимающая сторона не знала, что он не меньше боялся оскверниться, если его принудят войти в церковь схизматиков.
А царь несколько раз принимал папского посла и только во время последней, четвертой встречи 10 сентября 1581 года Иван Грозный сообщил иезуиту, что поговорит с ним о вере после его возвращения от Стефана Батория.
В том, что Антонио Поссевино был отпущен царем к польскому королю только 14 сентября, не было ничего случайного.
20 августа войска Стефана Батория подошли ко Пскову. А это была первая каменная крепость на их пути, и взять ее с помощью поджогов было довольно затруднительно. К тому же приближалась ненастная погода, которая делала осаду Пскова особенно сложной. Но даже не имея точной информации о планах польского короля, можно было предположить, что из-за гордыни он останется под стенами крепости, несмотря ни на какие невзгоды, пока останется хоть малейшая надежда ее взять.
5 октября 1581 года Антонио Поссевино прибыл в лагерь польского короля под Псковом и, как писали его биографы, был встречен войсками, уставшими от войны, с большим воодушевлением. И папский посол еще на стадии подготовки переговоров, чтобы достичь цели, начал вводить обе стороны в заблуждение. Ивану Грозному он писал о том, что положение осажденного Пскова крайне сложное, что польский король твердо решил взять город, его войска ожидают подвоза пороха и ядер из Риги, а в следующем году Стефан Баторий намерен вторгнуться во внутренние области Руси и разорить их.
Иезуит пугал царя и продолжением войны на два фронта — с польским королем и шведами.
Ну а королю он рассказывал о том, насколько сильны русские войска, которые он видел по дороге и в царской ставке.
Не мог он не упомянуть и о пышности приемов царя, а значит, и о его богатстве и способности вести войну еще долго.
Если бы Иван Грозный имел лучшее осведомление о делах противника, то знал бы, что порох у противника на исходе, а подвоз из Риги не способен радикально восполнить его запасы. А положение армии польского короля становится все хуже день ото дня. А потому мир Стефану Баторию нужен как можно скорее. Но ничего этого царь не знал и под впечатлением писем от папского посла соглашался на уступки.
Однако в итоге Антонио Поссевино утратил доверие обеих сторон. Поляки, как и русские, считали, что он действует в интересах противной стороны. Но 13 декабря 1581 года переговоры все же начались. Споры между делегациями шли по любому поводу. И папский посол, без преувеличения, проявлял чудеса изобретательности, чтобы добиться согласия по всем пунктам договора. Так, русские послы требовали, чтобы в договоре присутствовали все титулы царя, против чего возражали послы Стефана Батория. В итоге в русском тексте все титулы были перечислены, а в польском он именовался только великим князем.
15 января 1582 года многострадальный договор был подписан. Для Руси это было поражением.
Ивану Грозному пришлось отказаться от главной цели войны — Ливонии. И это была не единственная потеря.
Противникам пришлось отдать русские крепости в Ливонии со всей артиллерией и запасами. Но если бы не защитники Пскова, страну ожидало бы еще более тяжкое положение.
Антонио Поссевино 16 февраля 1582 года прибыл к царю за обещанным разговором о религии.
«Поссевин,— писал граф Д. А. Толстой,— возобновил свои прежние требования. Ополчение Иоанна против турок, соединение вер, посылка молодых русских в Рим для образования, свободное проживание в России латинских священников, изгнание из Москвы лютеран, которым он приписывал невыгодные для папы внушения Иоанну».
Все его просьбы под различными предлогами были отклонены, но от разговора о вере царю уклониться не удалось. Но в результате этого жаркого диспута стало очевидно, что царь не собирался и не собирается менять веру.
Идея нового крестового похода приказала всем долго жить несколько лет спустя. А за прошедшие столетия произошло немало изменений. Католические священники живут и проповедуют в России, впрочем как и протестантские пасторы. Однако массового перехода в католичество не произошло, а у Русской православной церкви так и не возникло желания признать своим главой римского папу.
Неизменным осталось и стремление Ватикана восстановить свое влияние. Но если оно хоть когда-то и где-то поможет установлению мира, вряд ли этим стоит пренебрегать.