Чрезвычайное поражение

межнациональная рознь

Вчера вечером глава МВД Франции Никола Саркози предложил высылать из страны любого иностранца, принимающего участие в беспорядках, вне зависимости от того, есть у него право на пребывание во Франции или нет. Правый парламент аплодировал. Этим заявлением закончился первый день жизни Франции в режиме чрезвычайного положения. Каким он был и как себя ощущали непривычные к "чрезвычайщине" французы, попыталась понять специальный корреспондент Ъ в Париже НАТАЛИЯ ГЕВОРКЯН.

Таксист не дрогнул. Я, как иностранка, видимо, не заслуживала более развернутого ответа. Или просто было раннее утро, забитая до отказа дорога из аэропорта в Париж, дождь, наконец. Таксист молчал, как Зоя Космодемьянская. По карманному компьютеру из интернета я узнала, что тележурналисты канала "Россия" оказались в сложной ситуации в Лионе, но никто не пострадал. А также что в первую ночь после вступления в силу закона о чрезвычайном положении было сожжено 617 автомобилей, что вдвое меньше, чем в предыдущие ночи. Вместо таксиста докладывало радио: режим чрезвычайной ситуации действовал в Амьене и 30 соседних районах, а также в Орлеане и двух небольших пригородах Савиньон-сюр-Орж и Еланкур. После того как диктор с нотой трагизма констатировал, что Амьен в связи с введением комендантского часа выглядел как мертвый город, я решила разбудить своего знакомого амьенца. Стефан засмеялся: "Это заезжим журналистам так показалось. Амьен вечерами и без комендантского часа оживленным не назовешь. Я, собственно, вообще бы не узнал о нововведении, если бы не мама моего коллеги. Она где-то вычитала об этом в газете и позвонила нас предупредить. Хотя, собственно, к нам это никакого отношения не имело — это молодняку до 16 нельзя было по улицам после десяти вечера гулять. Я пошел в ресторан и в десять уже был дома. И машина у меня на улице. Да и вообще у нас в центре спокойно. Хуже, наверное, на северной окраине. Мой приятель пошел бегать уже после введения комендантского часа, но его никто не останавливал. А у кого-то, говорят, на каждом шагу проверяли документы. Я вообще-то думаю, что наш мэр или префект решил просто угодить Саркози. Другой причины вводить чрезвычайное положение в нашем городе я не вижу. Приезжай посмотри — тут никто не боится".

Как обычно — издалека все кажется страшнее. Париж живет своей жизнью. Может быть, ночью будет иначе, но вчерашним утром Париж был вполне похож на тот, который я наблюдаю уже пять лет. Увидев указатель на Сен-Дени, я предложила своему немногословному таксисту:

Таксист, не моргнув глазом, проскочил поворот к одному из наиболее неблагополучных парижских пригородов.

— Мадам, если вам хочется туда заехать, то поезжайте, конечно. Только пистолет прихватите на всякий случай. Я лично без пистолета туда не поеду.

Я с удивлением посмотрела на довольно добродушно выглядящего толстяка, во внешности которого тоже было что-то восточное.

— Я армянин, а гражданство получил, потому что проливал за Францию кровь в иностранном легионе. И вот что я вам скажу. Если человек здесь живет, то он должен соблюдать законы этой страны. Если вы живете в какой-нибудь стране, где женщина обязана носить чадру, то, будь вы хоть трижды католичкой, все равно будете носить чадру, потому что такой закон в стране. Только Ле Пен (Жан-Мари Ле Пен, лидер французских ультраправых.—Ъ) сможет навести порядок здесь. Он, кстати, давно предупреждал, что так будет. А эти только миндальничают и ничего сделать не могут. Саркози пытается "косить" под Ле Пена, но неубедительно.

Примерно в это же время, когда поклонник Ле Пена, а также, как выяснилось, крайне левых пытался отговорить меня от поездки в Сен-Дени, сам господин Ле Пен с удовлетворением констатировал, что число сторонников его партии растет небывалыми темпами, а в интернете заявок столько, что просто не успевают всех принять.

Моя приятельница Сильвия Серрано, относящаяся к тем самым оплеванным российской прессой французским интеллигентам, которые готовы жизнь отдать в борьбе за права человека вне зависимости от цвета кожи и вероисповедания, печально констатировала: "Ты понимаешь, это не расовая и не религиозная проблема, а скорее социальная — есть территории, где живут люди, совершенно исключенные из процессов, которые происходят в стране и обществе, в том числе и политических. Ну, конечно, не вдруг все случилось. Вспомни мощные демонстрации 2002 года, вспомни настроение, которое царило на площади Бастилии после провала референдума по европейской конституции. Не нужно это сравнивать с военной ситуацией, это просто неприлично. Такое могут говорить только люди, которые никогда не видели и не знают войны. Мне это, скорее, напоминает волнения крестьян в XVIII веке, до революции — стихийные волнения, нет конкретных требований. Не верю в организованный характер происходящего. Это, скорее, такое своеобразное соревнование между группами молодежи. Ты знаешь, я работала в пригородах, преподавала там 15 лет, я знаю этих ребят. Сейчас самое главное — предотвратить дальнейшее насилие, остановить это. Как? Некоторые мои знакомые в пригородах просто занимают здания школ и учреждений, чтобы они не пустовали. Потому что если в здании кто-то есть, его не подожгут. Родители, например, ночуют в школах вместе с учителями. Послушай, я считаю, что то, что делают эти дети,— это варварство, но я также знаю, что каждый по отдельности — они могут быть другими. Страшно, что они не видят другой возможности высказаться и заявить о себе, иной трибуны, кроме улицы. Надо там жить, чтобы понять, что и почему происходит. Огромное большинство французов этого не чувствуют. И я скажу тебе: уровень расизма и антимусульманские стереотипы нарастают в элитах. Но проблема вовсе не в этом. А в том, например, что просто нужна работа..."

Эти темнокожие парни в Сен-Дени — рэперы. Им лет 25. Все они с французскими паспортами, родились и выросли здесь. Я встретила их случайно — приехала в Дом молодежи, а их студия звукозаписи внизу. Они протягивают мне диск. Четыре песни: "Расизм", "Нет перемен", "Мы самовыражаемся", "Агрессия есть всегда".

— А сегодня мы вам споем. Включайте магнитофон: "Мой квартал 93 (Сен-Дени.—Ъ), моему поколению наплевать на законы, потому что нас принимают за подопытных кроликов, нас не слышит ни мэр, ни полиция — поэтому надо стучать сильнее, чтобы нас услышали, где полиция, а где справедливость? Если хотите, чтобы я уважал вас, уважайте меня..." Знаете что? Это еще им крупно повезло, что на улицу вышли малолетки, а не мы.

Мэр Сен-Дени — коммунист, кстати,— отказался вводить комендантский час. Минувшая ночь здесь прошла спокойно. Говорят, квартал ждет первых приговоров судов в отношении тех, кого здесь арестовали.

Но в глазах у этих молодых мужчин поблескивало что-то такое (не берусь точно определить, что именно), от чего у меня перед глазами возник во всей красе сильно не любимый мной дорожный знак "кирпич".

И все же они согласились поговорить — сегодня ночью или завтра утром. А вот ответственный за департамент Сен-Дени в министерстве по делам молодежи и одновременно спорта Бенар Эшалье говорить для печати отказался, сославшись на "деликатность ситуации". На мой взгляд, он выбрал наименее удачное определение для сложившейся ситуации.